Артиллерист: Назад в СССР (СИ) - Ларин Павел - Страница 27

Сержант пошел пятнами. На глазах у всех, его раздутое до неприличных размеров самомнение, возмутительно топтали солдатскими сапогами. Подозреваю, до меня такая глупость никому в голову не приходила. А я вообще плюнул на все. Думаю, да и убьёт, хер с ним. Глядишь, в све тело вернусь. Мало ли. Может, это, кстати, неплохой способ путешествия. Сам себе никогда вреда не причиню. Вот это, точно нет. Однозначно. Никогда не понимал и не пойму тех, кто добровольно, по своему желанию делает себе харакири. Во мне самурайского духа точно нет. Я лучше в говне, но поковыряюсь. Как та лягушка, которая взбила масло из молока и выбралась наружу. Только у меня не молоко, а реальное гово. А вот если этот дебильный сержант меня грохнет, глядишь — раз, и дома. Было бы неплохо…

— Отделение, всем команда. Отбой газы. Упор лежа принять.

Все сняли противогазы, уложили в подсумок и легли в упоре. Кроме меня и Исаева, что вообще было очень неожиданно. Я чуть не сказал вслух, ты-то ложись, придурок. Тебя угандошат сейчас.

А главное, совсем не понятно, зачем он решил податься в революционеры. До этого, главное, молча все сносил и рассуждал о том, какие все люди хорошие, а тут –непонятный бунт.

–Вы охренели? Думаете, что вы здесь самые умные? — Сержант уже не говорил, он шипел, будто уровень злости в нем перевалил за все возможные пределы.

Он резко шагнул к Исаеву и ударил его. Я толком не понял, куда, потому что было это очень неожиданно. Предполагал, что отхвачу первым. Даже сконцентрировался, ожидая удара.

Исаев согнулся. Я так понимаю, кулак сержанта прилетел ему прямо в грудь. Пацан хватал воздух ртом. Ему очевидно было нехорошо.

Дальнейшим своим действиям я отчета особо не давал. Это было, скорее, на автомате. Возможно, опять же, по той причине, что не мог один черт проникнуться армией до конца. Было ощущение, будто я в игре. В виртуальной реальности. Она, конечно, сильно отдаёт дерьмецом, но все же. Не воспринимал я происходящее до конца.

Подскочил к сержанту и оттолкнул его от Исаева. Просто тот, похоже, планировал повторить свой "героический" поступок, а Олег выглядел так, будто еще одно движение и он загнётся к херам.

— Вы руки-то не распускайте, товарищ сержант. — Сказал я, загородив собой Исаева.

Хотя, по хорошему, вот на черта он мне нужен. Сам не понимаю. Просто… Это было очень странное ощущение. Появилась уверенность, я должен так поступить. Должен заступиться за блаженного Олега, чтоб ему пусто было, со своим совершено неуместным сейчас бунтом. Так правильно. Так надо. Не знаю, откуда пришло это чувство, но оно пришло. А учитывая, что данного страдальца я в своей настоящей жизни встречал, значит, нечего размышлять об интуитивных порывах. Может, я вообще тут оказался, чтоб охранять Исаева от жизненных невзгод. Господи… Как же тупо это звучит даже в моей голове.

Лежавшие в упоре сослуживцы, таращились на происходящее и вообше не понимали, что происходит. Они упёрлись одним коленом в землю, подняли головы и наблюдали, ожидая, что будет дальше.

— Ну, сучата… — Сержант стоял напротив меня, широко расставив ноги. — Вы у меня пожалеете, что на свет родились. Я вам устрою… Бегом все в казарму!

Наши с Исаевым товарищи вскочили на ноги и рванули в "располагу". Причем, не факт, что подальше от сержанта. Мне показалось, я и блаженный своим неадекватным поведением пугали пацанов гораздо больше. А сопротивление сержантам в первые же дни своей службы в данной роте, естественно, можно оценивать только, как неадекватное поведение. Я и сам это понимал.

И без того непростую ситуацию мы обострили еще больше. Но и терпеть эти унижения и оскорбления, а для меня это унижения и оскорбления, не собираюсь.

— Что думаешь, Исаев? Дадут нам тут теперь жизни?

Мы с блаженным шли самыми последними. Он продолжал держаться за грудь, но при этом улыбался счастливой улыбкой. Господи… Сам я итак был идиотом в этом новом варианте жизни. Говорил не то, поступал не так. А теперь еще вот это чудо рядом.

— Думаю нет, не дадут, конечно. Ты заметил, как Лиманов побежал к другим сержантам? Будет жаловаться, что духи совсем правил поведения не знают.

— Лиманов? — Я вопросительно покосился на Исаева.

— Да. Так его фамилия. Ребята сразу сказали, как только он появился. То ли родственник, то ли земляк сержанта, который был у нас в учебке. Злыднева. Кстати, спасибо, что вступился за меня. Я слабохарактерный.

— Слушай…ну, ты ведь тоже мне помог. Тогда, ночью, в толчке. Позвал дежурного. По сути из-за этого тебя теперь и дрочат. Так что, считай, просто отдал долг.

— Знаешь, твой поступок такой смелый. Он достоин уважения.

Я снова покосился на топающего рядом Исаева. Он серьёзно? Судя по выражению лица, да.

— Мой поступок тупой. Просто в прошлой жизни…— Я осекся, осторожно подбирая слова. — До армии, имею в виду, вопрос уважения к себе был для меня принципиальным.

— Вот молодец ты! — Исаев восторженно сжал мое предплечье. — Уважение! Правильно. Для меня это тоже важно… Только…боюсь, долго не выдержать. Если пойму, что теряю себя. А с людьми все равно по-плохому нельзя. Словами надо. Разговорами.

Высказывание Исаева меня напрягло. Что значит, долго не выдержит. Почти два года придется находиться здесь и другого пути нет. Пока что нет.

Я ожидал, если честно, что вся эта свистопляска и лютая дичь будут продолжаться до бесконечности. Мы с Исаевым пошли против системы, а это никогда не заканчивается хорошо. Уж мне данный факт точно известен. На примере той же ментовки. Которая, кстати, после непродолжительной службы в армии, уже не казалась мне скопищем придурков. Хотя раньше, в минуты злости, думал именно так.

Тем более, как верно заметил блаженный Олег, сержант Лиманов и правда успел нажаловаться всем, кому не лень, что два духа вообще не понимают, куда попали. Старших не уважают. Беспределят по полной.

Я с данной формулировкой был категорически не согласен, но меня, как бы, никто не спрашивал.

Однако, от дальнейшего мерения писюнами, (а не факт, что мой оказался бы больше, про Исаева тем более молчу), нас спас, как ни странно, командир роты.

Он явился в расположении, чтоб посмотреть на новоприбывших лично. Это было даже немного неожиданно.

Когда вошел этот крепкий, с бычьей шеей, мужик, лет тридцати трех — тридцати четырёх, Лиманов, как раз, нарисовался рядом со мной и Исаевым, планируя, видимо, очередные цирковые номера, в стиле спасения раненого товарища-ящика.

Однако, стоило комроты обозначится в зоне видимости, сержанта словно подменили. Он в одно мгновение отскочил в сторону, вытянувшись по струнке. Причем, его глаза испуганно метнулись к нам с блаженным Олегом. Лиманов будто на секунду усомнился, не хватит ли у Исаева ума, например, пожаловаться начальству на неуставные отношения. Я, кстати, подумал о том же, а поэтому придвинулся ближе к своему товарищу, чтоб в случае, если у него откроется рот, тут же его закрыть, с помощью пинка или удара в бок. "Стучать", жаловаться и просить защиты — самое последнее дело. Защиты не будет, а репутация стукача появится точно. Вот тогда нам полный мандец. Командир рядом с нами сидеть не сможет, чисто физически. В сутках — слишком много часов. В распорядке дня — слишком много различных мест, которые мы посещаем. И многие из них вообще не на виду. А бить, кстати, можно так, что ни одного следа не останется.

Буквально, через несколько минут я понял, почему испугался Лиманов. Капитан Жук пользовался огромным уважением, почетом, а со стороны таких, как сержант, присутствовал даже, наверное, страх. Тем более, являясь замами командира, сержанты, вроде, являются и, в некотором смысле, лицом роты. Из-за Лиманова это лицо выходило кривым. Хотя, сам капитан Жук явно был нормальным мужиком. Откуда здесь взялся ублюдочный сержант, прямо загадка.

Фамилия у комроты была, конечно, смешная. Мне вообще кажется, большинство офицеров в армии будто специально подбирали себе фамилии либо подходящие для службы, либо наоборот, вообще неподходящие.