Счастье в декларацию не вносим (СИ) - Снежинская Катерина - Страница 1

Чтоб не пил, не курил,

И цветы всегда дарил.

В дом зарплату отдавал,

Тёщу мамой называл.

Был к футболу равнодушен,

А в компании не скушен.

И к тому же чтобы он

И красив был, и умён[1]

Командная работа очень важна! Она позволяет сваливать вину на сокомандников

(Из записок отставного сержанта)

Тётушка Линмари, пусть ей Седьмой мир покоем станет, любила говаривать: «Свою работу обожать надо, иначе с тоски дохнуть начнёшь, а там и копыта отбросишь!» Спорить с ней всегда было сложно и не только потому, что она вечно правой оказывалась – от неудобных ей аргументов старая леди попросту отмахивалась и очень убедительно прикидывалась глухой. Ну да речь не об этом.

В общем, свою работу надо любить – это безусловно. Но не в четыре же часа утра, когда за окнами ещё темень беспросветная! В такое время с нежными, а тем более светлыми чувствами у всех нормальных существ плохо, даже у закоренелых трудоголиков. Потому Эль, глаза упорно не открывая, наоборот, сильнее зажмурившись, сунула голову под подушку, а для надёжности ещё, одеяло сверху натянула. Моментально стало жарко и душно, зато так притворяться беспробудно спящей – хотя бы перед собой – проще.

В дверь снова пару раз ботнули, а потом так вдарили, что даже из спальни было слышно, как натужно скрипнул массивный бронзовый засов. Видимо, на подмогу нетерпеливым подоспел таран.

Дом, понятное дело, на эдакую настойчивость никак не отреагировал, из-за стен ни звука не донеслось, даже писка проснувшейся совести не слышно. Впрочем, кому, вернее, у кого пищать? Аниэра наверняка ещё с гулянки не вернулась, Джастин, чай, кустики метит, в смысле, обходит дозором вверенную территорию – луна ведь только зайти успела, а Рернег отродясь такими досадными недостатками, как совесть не страдал. Вот чести у него – хоть ложкой черпай, а совесть – извините! – почти истинному лорду, к тому же серьёзному исследователю, по статусу не положена.

В дверь снова шарахнули.

Эль села, сбросив на пол разом и подушку и одеяло, запустила пятерни в шевелюру, успевшую за ночь сваляться в войлок, растрепала, яростно почесавшись, как шелудивая кошка.

– Иду! – крикнула непонятно кому – ясно же, снаружи её слышать никак не могли.

Да и долбить дверь тараном им явно понравилось, вот они и ботали уже не из желания достучаться, а просто от радости жизни: бах-бах-боть! Бах-бах-боть!

Таможенница поспешно накинула халат, сунула ноги в тапочки, мельком глянула в зеркало. Ничего хорошего оно не отражало: всклокоченная, лицо со сна опухло, на слишком яркой щеке рубчатый оттиск простынных складок. Впрочем, ей не за красоту деньги платили, да и весельчаки снаружи затаились, за осадной башней побежали – не иначе.

Стоило злосчастную дверь открыть – и дом моментально перестал быть тихим и сонным, с испугу даже будто в размерах уменьшился, бедолага. Собственно, Эль тоже невольно голову в плечи вжала, с трудом подавив желание под конторку залезть. Но кто не испугается, когда в и так небольшую, в общем-то, комнату, ещё и перегороженную надвое заборчиком с калиточкой, вваливается толпа купидонов? Недаром же их считали откровенно отмороженными ребятами – это в Рагосе-то, где недостатка больных на всю голову никогда не ощущалось!

– Привет, таможня! – радостно поприветствовал Эль белокурый красавчик: ростом четыре локтя, в плечах косая сажень, лишь от вида одних кубиков пресса любая шоколадка скончается в муках зависти, подгузник белоснежный, кокетливо украшенный живой розочкой, лук и стрелы прилагаются. – Спишь, что ль?

– Вообще-то да, – честно призналась девушка, боком за конторку пробираясь. К стене она не от страха жалась, первый шок уже пройти успел, а таможенника бицепсами-трицепсами вкупе с синеющими очами не напугаешь. Просто приёмная на самом деле маленькой была, не развернёшься толком. – С какой целью желаете пересечь границу? – посуровела, щелчком активировав кристалл памяти Бдящего ока.

Зеркальный квадратный экран помутнел, подёрнулся дымкой, заклубился маревом. Из глубин этой кипени выплыла огненная надпись: «Вся жизнь тлен!» и монитор снова стал девственно-зеркальным. Эль тихонько помянула нечистые души, опять щёлкнула кристаллом. Око подумало-подумало, элегически играясь дымными кольцам, и поинтересовалось, темна ли нынче вода во облацех. Пришлось применять решительные меры: таможенница привстала на цыпочки, потянулась, едва не сложившись над зеркалом пополам, и треснула кулаком по его заднику. «Сдурела?» – обиделся экран, занавешиваясь грозовыми тучами.

– Работай давай! – пробормотала Эль, накручивая кристалл.

«В выдающем узле закончились чернила» – ехидно сообщило Око.

– Так я ничего пока расписывать и не собираюсь!

«Отвянь, дева! – вконец обозлилось Око. – В печали я. Действующий статус: чёрная меланхолия».

– Аниэра! – раздражённо позвала девушка в пустоту.

– Эй, таможня! – напомнил о своём существовании голубоглазый купидон, постучав безупречным пальцем по конторке, и пыхнул на Эль «козьей ножкой», явно свёрнутой из оторванного угла «Имперского вестника». По комнате поплыл сладковатый въедливый дым. – Ты нас пропускать собираешься иль нет?

– С какой целью желаете пересечь границу? – повторила таможенница, смирившись со всем и сразу, подтянула предусмотрительно заготовленные бланки.

– Так заказали нас! – гоготнул брюнетистый красавец, чей подгузник был декорирован ромашковым веночком. Глотнул из подозрительно булькнувшего бумажного пакета, плохо прикрывающего бутылочное горлышко, передал его рядом стоящему купидону. – Идём устраивать всеобщее счастье и любовь!

– Вечеринка там намечается, – заговорщицки подмигнул синеглазый блондин, протягивая таможеннице путёвку. – Вот добрая душа и решила добавить веселья, поднять, так сказать, корпоративный дух. Но всё чин-чинарём, заказ оформлен по всем правилам, разрешение получено.

– Поня-атно, – протянула Эль. Двинула локтем к красавцу, который, видимо, у них за старшего был, стопку пока пустых деклараций. – Заполняйте.

Действительно, чего тут непонятного? Ну достал тебя конкурент, а методами, которые предоставляет свободная рыночная экономика, его никак потеснить не получается. Так надо всего лишь купидонов на корпоратив сунуть и кончится вечеринка общей оргией – к гадалке не ходи. А вместе с ней – оргией, а не гадалкой – кончится деловая репутация. Красиво и изящно.

Правда, месяцев через девять – или сколько там вампирши потомство вынашивают? – начнётся у них война кланов. Потому как у купидонов чувство юмора слишком уж специфическое, их крассорой[2] не пои, дай только спарить любовью кого-нибудь совсем уж неподходящего. Недаром же, что не год, после Дня влюблённых население Рагоса пополняется маленькими орками с томными эльфийскими глазами, русалочьими мальками с кентаврийскими гривами, и гномиками, успевающими к году перерасти не только официального папу, но и саму Мать Кузнечиху. А генетика… Да плевали эти красавцы на законы природы, у них магия есть!

– Держи, таможня! – блондин протянул заполненные декларации, картинно опёрся о стойку, поигрывая очень рельефными и должно быть невероятно сексуальными грудными мышцами. – А то, может, с нами?

– Я ещё с ума не сошла, – буркнула Эль. – По крайней мере, не до конца.

Декларации, щедро украшенные цветочками, сердечками, виньетками незабудок и даже, вроде бы, помадным поцелуем, она и смотреть не стала. С артефактами эти красавцы не связывались – не их профиль, да и когда они вошли, амулет над дверью даже не моргнул. Лук же со стрелами – это не оружие, а орудия этнического промысла, то есть вещи неотторжимые. Ну а всякие там вещества в данном случае запрещёнными не являлись. Лет тридцать назад ребята скинулись, заплатили хорошему юристу, тот и доказал, что все производные неких сельскохозяйственных культур для купидонов жизненно необходимы. Метаболизм у них такой, без тех самых производных метаболизировать не способный.