Три правила ангела (СИ) - Снежинская Катерина - Страница 4

Ленка оробела.

– Кто там, Махрутка? – раздался из глубин квартиры звонкий девчачий голос.

– Не знаю, – пожала могучими плечами «борчиха», – девка какая-то.

– Девка? Девка – это интересно. – Ленка вытянула шею, пытаясь рассмотреть что-нибудь за тёткой, и увидела край здоровенного, явно старинного зеркала, кусок какой-то тумбочки под ним, а на ней, на тумбочке, то есть, гигантского кота. Даже и не кота, а целую рысь, у него и кисточки на ушах имелись. – Давненько к нам девки не захаживали, – сказал кот и захлопнул пасть.

– Здрасти, – сперепугу выпалила Ленка, судорожно пытаясь сообразить, могут ли кошки разговаривать девчоночьими голосами или всё же нет.

Книжки утверждали, что могут. По крайней мере, некоторые – некоторые утверждали, а некоторые разговаривали.

– И тебе не хворать, – пробасила «борчиха» и канула куда-то за дверь, оставив створку открытой.

Кот сидел на трюмо, явственно мерцал янтарными глазами и больше пока ничего не говорил. Ленка облизала пересохшие губы, переступила с ноги на ногу и глянула через плечо. Путь для отступления пока был свободен.

– Что ж вы на пороге-то застыли? – спросил опять, кажется, странный кот.

Хотя нет, не кот, тот как раз тоже куда-то пропал, спросила женщина, очутившаяся на его месте. Вернее, не совсем на его, на тумбочку она забираться не стала, рядом стояла. Правда, ростом она была чуть-чуть побольше зверюги, а Ленке гладко причёсанной макушкой едва ли до подбородка бы достала.

– Так не приглашали, – растерянно пробормотала Лена, рассматривая лилипутку не лилипутку, но Дюймовочку точно.

– Смотри ты, какие политесы и в наше-то время! – фыркнула женщина и шагнула вперёд. – Ну давайте знакомиться, меня зовут Элиза Анатольевна. Только не вспоминайте Бетховена, я вас умоляю! А вы, я так понимаю, Елена?

Ленка кивнула и аккуратно пожала протянутую ладонь, во все глаза таращась на старушку. Хотя какая там к чёртовой старушка, чего там Светланка буровила! Разве бабушки носят брюки, блузки с бантами у горла и туфли на каблуках, да ещё дома? И где вы видели старушек с маникюром и подведёнными глазами и напомаженными благородно-розовым губами? Да ещё перстень на пальце, как в кино про мушкетёров и серьги такие же. А пахло от неё непонятным, но явно очень дорогим. А ведь бабкам положено пахнуть щами, на худой конец пирогами.

– Да вы, я смотрю, никакая и не Елена, – вроде бы насмешливо прищурилась непонятная Элиза Анатольевна, – а самая настоящая Елена Прекрасная. Ну-ка, идите сюда, на свет.

Старушка, которая вовсе не старушка, вцепилась в запястье Ленки с совсем не дряхлой силой, потянула и вытащила, как морковку, куда-то, где света оказалось так много, что невольно пришлось зажмуриться.

– Ма-акс! Макс, иди сюда, немедленно! Нет, ты видел такое? Половчанка! Княжна! Ярославна и Анна в одном лице! И это в наших-то сугубо средних широтах, затоптанных монголами и прочими французами.

– Мама, перестань, – раздалось раздражённое откуда-то из-за сияющей пелены.

– Что «мама»? Скажи, я не права? Да у неё коса в твою руку.

– У неё нет косы.

– А если бы заплела косу, то она была толщиной с твою руку.

Ленка, наконец, проморгалась, и первым, что увидела, стал давешний кот, растянувшийся всей тушей на огромном кожаном диване – нормальных человеческих размеров в этой явно ненормальной квартире, кажется, не признавали. Кстати, диван тоже был ненормальный, почему-то с деревянной полочкой на спинке и зеркальцем над ней. А рядом с ним, с диваном, то есть, стоял мужик: очень сердитый, глядящий исподлобья и голый по пояс.

– Здрасти, – повторила Ленка, воровато отводя глаза.

Ну не пялиться же на всяких разных, неприлично!

– Ну-ну, – непонятно буркнул полуголый и отвернулся, продемонстрировал смуглую, худую и жилистую, как у грузчиков на рынке, спину. А ещё волосы, стянутые в совсем коротенький хвостик. Уж лучше бы постригся по нормальному, чем такой куцый таскать. Или он шевелюру отращивал, как байкер?

– Не обращайте на него внимания, – Элиза Анатольевна опять ухватила Лену за запястье, – он не выспался и потому злится на весь свет. Да ещё голодный, а, как известно, нет ничего хуже голодного мужчины. Но почему-то кашу, которую мне Махрутка варит, сын наотрез отказывается есть. Хорошая же каша, овсяная, на воде, без соли и сахара. Очень полезно для фигуры и печени. Ма-акс, хочешь каши? – крикнула «старушка» так неожиданно, что Ленка вздрогнула.

– Идите все к чёрту, – отозвалось приглушённо откуда-то издалека.

– Так, может, что-нибудь приготовить? – робко предложила Ленка.

– А у нас не из чего! – радостно сообщила Элиза Анатольевна. – Есть только кошачьи консервы и овсянка.

– А мне не плотют, чтоб я ещё и по магазинам бегала, – тоже издалека, но поближе, прогудела «борчиха».

– А тебе сколько раз предлагали платить? Сама же не желаешь.

– А я не нанималась сумищи таскать! Один ваш троглодит сколько жрёт? Всё жрёт и жрёт, разожрался совсем.

– Это ты про Макса? Ма-акс, слышал? Махрутка говорит, ты нас вконец объел.

– Да не! Чего я, дура какая, про Макса Алексеевича такое говорить, да чтоб он услыхал? Про бегемота вашего речь-то веду.

– Он не бегемот, а кот.

– Чего я, котов не видела?

Лена постояла, поскребла ногтём кончик носа, да и потопала искать кухню.

– Мам, я пошёл, – давешний мужик, на ходу завязывающий галстук, но уже в рубашке, вывернул из-за какого-то угла неожиданно, совсем по-хамски задев Ленку плечом.

Глянул сверху вниз сердито – оказалось, что он выше едва не на полголовы, а она сразу и не заметила, – хмыкнул непонятно и, обойдя её по широкой дуге, будто заразную, опять исчез.

И вот чем, спрашивается, не угодить успела? Правильно в каком-то фильме сказали: у богатых свои причуды. Ну да и пёс с ними.

[1] Имеется в виду Горбачев М.С., последний Генеральный секретарь ЦК КПСС, первый и единственный президент СССР

[2] Ким Кардашьян – американская звезда реалити-шоу, актриса, фотомодель, получившая известность, в том числе, благодаря выдающимся ягодицам.

Зима в этом году выдалась какая-то не местная, будто забрела случайно с Северного полюса или из Сибири. Ни тебе привычной городской слякоти под ногами, ни дождя мелкой колкой крупкой на голову, зато снег который уже день валил крупными картинными хлопьями, притом ещё и подмораживало эдак всерьёз, даже в углах пластиковых окон инистый узорчик нарисовался. И выбегать на улицу, чтобы на звонок ответить, совсем не хотелось, но пришлось, потому что Светланка так и будет наяривать, пока не отзовёшься, а в магазине телефон даже доставать нельзя, Митрофанова, администраторша, мигом оштрафует «за простой», да ещё хозяйке нажалуется.

– Ну что там у тебя? Только побыстрее, времени совсем нету, я на минутку выскочила, – выдохнула Ленка, воровато прикрывая телефон ладонью и натягивая куцую куртейку, в которой товар разгружала, на голову, чтобы уши не поморозить.

Облачко пара на секунду повисло перед носом и растаяло, словно дразнясь. Дома, наверное, сейчас тоже снег валит, Мухлонька вся белая, только тропка на другой берег синеет. А мама, наверное, уже купила у егеря дяди Славы ёлку. Или ещё нет? До Нового-то года всего ничего осталось, а с другой стороны, не так уж и мало, две недели почти…

– Некоторым всегда некогда, – протянула Светланка. Хорошо ей в интернетах сидеть, не холодно совсем. – Ну что, устраивают тебя Петровы?

– Конечно, устраивают, – с энтузиазмом отозвалась Ленка, переступая «рабочими» сабо, так и норовящими свалиться и утонуть в снегу, на ногах-то носки толстые, самовязанные. А как иначе? В магазине вечный сквозняк по полу, а в ботинках нельзя, Митрофанова ругается.

– Ну да, о твоих трудовых подвигах я наслышана, – хмыкнула подруга. – Элиза уже звонила и горячо благодарила, что я нашла такую «золотую девочку». Квартиру вылизала, всех накормила, пшено перебрала и розы посадила. Как тебе старушка, кстати? Мировая бабка, согласись.