Золотая ветвь. Исследование магии и религии - Фрэзер Джеймс Джордж - Страница 34

Древние египтяне поклонялись не только кошкам, собакам и прочему мелкому зверью, но с большой щедростью приносили свое поклонение и людям. Одно из таких божеств в человеческом образе проживало в деревне Анабис, и в честь него сжигались жертвы на алтарях, после чего бог, по словам Порфирия, совсем как простой смертный съедал свой обед. В классической древности сицилийский философ Эмпедокл (ок. 490 — ок. 430 до н.э.) выдавал себя не просто за чародея, но за бога. Он обращался к своим согражданам с такими стихами:

Други: о вы, что на склонах златого холма Агригента Град обитаете верхний, ревнители добрых деяний. Злу непричастные, гостю почтенному кров и защита, — Ныне привет вам! Бессмертному богу подобясь средь смертных, Шествую к вам, окруженный почетом, как то подобает, В зелени свежих венков и в повязках златых утопая. Сонмами жен и мужей величаемый окрест грядущих, В грады цветущие путь направляю; они же за мною Следуют все, вопрошая, где к пользе стезя пролегает.

Эмпедокл утверждал, что может научить своих учеников, как вызывать или успокаивать ветер, вызывать дождь и сияние солнца, изгонять болезнь и старость, воскрешать мертвых. Когда в 307 году до нашей эры Деметрий Полиоркет восстановил в Афинах демократическое правление, афиняне оказали ему и его отцу Антигону (оба тогда еще были живы) божеские почести под именем Богов-Спасителей. Спасителям были воздвигнуты алтари, которые обслуживали специальные жрецы. Народ вышел встречать своего освободителя с гимнами, танцами, венками, курениями и возлияниями. Люди запрудили улицы и пели, что он был единственным настоящим богом, ибо остальные боги либо спали, либо пребывали далеко, либо не существовали вовсе. Вот стихи поэта того времени, которые распевали частным образом и публично:

Пришли в наш град Из всех богов мощнейший и дражайшая, Деметра и Деметрий Явились вместе. Она идет вершить обряды девы. Он — радостный, смеющийся, прекрасный, Как богу надлежит Со славным видом, окружен друзьями, Как звездами, он весь подобен солнцу. Привет тебе, сын бога Посейдона и Афродиты! Все иные боги ушли далече Иль совсем не слышат, Или их нет, иль мы им не нужны. Тебя же, бог, мы видим пред собою Не в дереве, не в камне, — настоящим! Поэтому и молимся тебе.

Древние германцы верили, что в женщинах есть нечто священное, и поэтому советовались с ними как с оракулами. Нам сообщают, что священные женщины у них смотрели на крутящиеся водовороты, прислушивались к журчанию или реву воды и по ее виду и звуку предсказывали, что должно было произойти. Но часто благоговение мужчин заходило дальше, и они поклонялись женщинам как настоящим живым богиням. Например, во время правления императора Веспасиана богиней племени бруктеров считалась некая Веледа. В этом качестве она правила народом, и ее власть признавалась повсеместно. Жила она в башне на реке Липпе — притоке Рейна. Когда жители Кельна направили к ней послов для заключения договора, тех к ней не допустили: переговоры велись через посредство слуги, который действовал как глашатай и передавал ее оракульские изречения. Из этого примера явствует, с какой легкостью наши грубые предки объединяли идеи божественности и верховной власти. Известно, что вплоть до нашей эры у гетов всегда был человек, который персонифицировал бога и именовался в народе богом. Он обитал на священной горе и занимал должность советника верховного вождя.

По словам португальского историка Дос Сантоса, люди одной из народностей Юго-Восточной Африки, зимба или музимба, «не поклоняются идолам и не признают никакого божества. Вместо этого они чтут своего царя, которого рассматривают как божество и о котором говорят, что он величайший и лучший в мире. А упомянутый царь говорит о себе, что он единственный бог на земле. Поэтому, если идет дождь, когда он того не хочет, или когда слишком жарко, он выпускает в небо стрелы в наказание за неповиновение». Машоны (Южная Африка) сообщали своему епископу, что когда-то у них был бог, но его прогнали (их соседи) матабелы. «Эти (слова) относятся к бытующему в некоторых селениях обычаю держать человека, которого они именуют своим богом. Народ обращается к нему за советами и приносит подарки. В прошлом один из таких богов жил в деревне, принадлежащей вождю Магонди. Нас просили не палить из ружей в окрестностях деревни, чтобы не спугнуть бога». Когда-то этот бог машонов был обязан ежегодно приносить дань в виде четырех черных быков и одного танца вождю матабелов. Один миссионер увидел и описал, как божество исполняет перед королевской хижиной последнюю часть своих обязанностей. Битых три часа без перерыва под грохот бубна, щелканье кастаньет и монотонное пение смуглый бог предавался бешеному танцу, присаживаясь, как портной, обливаясь потом, как боров, и совершая прыжки с ловкостью, свидетельствующей о силе и упругости божественных ног.

Баганда из Центральной Африки верили в бога озера Нианца: временами бог находил себе обиталище в мужчине или женщине. Воплощенный бог вызывал страх всего народа, включая правителя и вождей. После того как таинство воплощения совершалось, человек этот — или скорее бог, — прежде чем приступить к исполнению своих священных обязанностей, удалялся примерно на три километра от берега озера и там ожидал появления молодой луны. С момента, когда на небе проглядывал серп луны, правитель и все его подданные поступали в распоряжение божественного человека, или лубаре (бога), который властвовал не только в вопросах веры и ритуала, но также в вопросах войны и государственной политики. С ним советовались как с оракулом: одним словом, он мог навлечь болезнь или излечить ее, остановить дождь или вызвать голод. Когда к нему приходили за советом, то приносили с собой богатые подарки. Уруа, вождь обширного района к западу от озера Танганьика, «самонадеянно присваивает себе божеские почести и власть и делает вид, что целыми днями может воздерживаться от пищи, не ощущая в ней никакой необходимости. Он утверждает, что в качестве бога он выше того, чтобы испытывать нужду в пище, а ест, пьет и курит-де только из-за удовольствия, которое это ему доставляет».

Когда у галласов женщина устает от забот по хозяйству, она начинает говорить бессвязные речи и нелепо вести себя. Это признак того, что на нее снизошел святой дух Калло. Муж тут же простирается перед ней. Она не именуется более супругой, а носит титул «повелительницы». Она не печется более о своих домашних делах, и ее воля становится божественным законом.

Народ почитает царя Лоанго так, «как если бы он был богом, и называет его Самби или Панго, что значит бог. Он верит, что царь может по желанию вызывать дождь, и один раз в году, в декабре, когда люди нуждаются в дожде, они приходят просить Самби даровать его». По этому случаю царь, стоя на тзне, выпускает в воздух стрелу, которая якобы приносит дождь. Приблизительно то же самое рассказывают о царе Момбасы. Царь Бенина — до того как оружие английских морских пехотинцев и матросов положило внезапный конец его духовному правлению на земле — был главным объектом культа в своих владениях. «Он занимает более высокое положение, чем папа в католической Европе, так как он не наместник бога на земле, но сам бог. Подданные должны подчиняться и поклоняться ему как богу, хотя мне кажется, что источником поклонения является скорее страх, чем любовь». Царь иддахов заявил английским офицерам, участникам нигерийской экспедиции: «Бог создал меня по своему подобию. Я совершенно подобен богу, и он поставил меня царем».

Кровожадный монарх Бирмы по имени Бадонсачен, на самом лице которого отразилась врожденная жестокость его природы, за время своего правления лишил жизни большее число жертв, чем враги государства. Он вообразил, что он более чем простой смертный и что это великое отличие даровано ему в награду за многочисленные добрые дела. Поэтому он сложил с себя титул царя и вознамерился превратиться в бога. С этим намерением Бадонсачен (в подражание Будде, который, прежде чем возвыситься в ранг божества, оставил царский дворец и сераль и удалился от мира) ушел из дворца в самую большую пагоду в Бирме, сооружением которой он занимался многие годы. Там он вел беседы с самыми учеными монахами, стараясь убедить их в том, что пять тысячелетий, назначенных для соблюдения закона Будды, ныне истекли и что сам он — бог, который должен явиться по истечении этого срока и заменить старый закон своим собственным. Но к его великому разочарованию, многие монахи принялись доказывать как раз противоположное. Разочарование это вкупе с властолюбием и раздражением от лишений аскетической жизни вскоре разубедили его в воображаемой божественности; он вернулся в свой дворец и гарем. Королю Сиама «поклоняются наравне с божеством. Подданные не имеют права смотреть ему в лицо; когда он проходит, они простираются перед ним ниц; они появляются перед ним на коленях, опираясь локтями о землю». Для того чтобы говорить о его священной особе, о его атрибутах, имеется особый язык; им должны пользоваться все, кто говорит с ним или о нем. Даже сами туземцы испытывают трудности в овладении этим особым словарем.