Распутье - Басаргин Иван Ульянович - Страница 46

– Шумишь ты много, господин поручик, – бросил полковник. – Честь? Что они тебе, девственность нарушили? Нет? Тогда не шуми.

Седоусый полковник, подперев голову руками, продолжал:

– Я не буду подсчитывать ошибки царского правительства, их было много, но начнем с ошибок большевиков. Они отторгли нас и тем самым поставили нас вне закона. С первых шагов сделали нас противниками, а это значит – врагами. А если бы они, захватив власть, пригрели нас, то уверяю вас, господа офицеры, большая половина нашей братии встала бы на сторону большевиков. Лучше иметь лишнего друга в этой борьбе, чем врага.

– Вы предатель! К стенке вас надо! – завопил пьяный Тарабанов.

– Помолчите, мальчишка, – остановил крикуна полковник. – Дайте вслух подумать. Предположим, они берут власть в свои руки, и мы с ними. Они же спокойно заменят нас своими командирами: неугодных – к стенке, угодных оставят при себе. В их руках будет телеграф, армия, вся государственная машина, аппарат подавления инакомыслящих. Так? Так. Они, как коршуны, начнут следить за действиями каждого командира, каждого подозрительного человека, как это было и при царе, где каждый третий – сыщик. И вот вам вывод из всего сказанного: у большевиков еще не созданы органы управления и подавления, большевики пока еще слабы. Сейчас мы самая сильная сторона. Так что, господа офицеры, мы еще вернём царя и его двор. Пьянство прекратить, слюни подобрать, вперед и с песней! Но пока надо ждать, пока надо прощупывать слабые стороны большевиков.

Не спали в ту ночь и большевики. Они понимали свое меньшинство, свою слабость. Суханов обеспокоенно и взволнованно говорил:

– Положение наше неустойчиво, шатко. Большевики только во Владивостоке. В других же городах засилье наших противников. Готовятся заговоры, создаются подпольные организации по борьбе с большевиками. Значительная часть рабочих с нами. Наша первостепенная задача – оторвать крестьян от меньшевиков и эсеров.

– Пошлите меня в Ольгинский уезд. Мне там многое знакомо, – подал голос Козин.

– Как раз Ольгинский уезд нас меньше всего беспокоит. Шахтеры Сучана прочно взяли власть в свои руки. Но вот в других уездах дела плохи. Там мы терпим одно поражение за другим, – резковато ответил Суханов. – Владивостокская городская дума создала КОБ – Комитет общественной безопасности, скорее, Комитет общественной опасности[51]. Они обязательно попытаются подчинить себе гарнизон города. Тогда Советы падут, будут разгромлены в своем зародыше. Что мы можем противопоставить нарастающему контрреволюционному движению? Почти ничего. В годы столыпинской реакции большевики Дальнего Востока и Сибири были разгромлены. Мы долго работали совместно с другими партиями, не порывали с ними идейно и организационно, теперь пожинаем плоды. Пролетариат здесь слаб и разобщен. Не подготовлен, чтобы понять всю сложность нашей борьбы. На то, чтобы продолжать революцию, они отвечают, мол, уже была одна, царь свергнут, зачем же вторая? Меньшевики увели у нас из-под носа крестьян и рабочих-ремесленников. Прав был Шишканов: нам надо было с самого начала растить ряды нашей партии, вовлекать сознательных в нашу борьбу. И сейчас нам надо не распыляться, а вести борьбу за Владивосток, затем уж за другие города. Упразднить Комитет общественной безопасности, крепче брать власть в свои руки.

Известие о революции привез в таежную глубинку Семен Коваль. Но не стал о ней говорить встречным и поперечным, а попросил Рачкина собрать богатых мужиков, староверов, волостную управу, мол, кое-что хочет сказать. В Чугуевке собрался тайный сход. Коваль встал у стола, заговорил:

– В Петрограде революция. Царь низложен. Власть перешла в руки Временного правительства. Я как анархист уполномочен Всероссийской организацией анархистов помочь вам создать в этом краю таежную республику, где не было бы Советов, а были бы федерации землепашцев, свободных людей. Вот вам мой мандат. Посмотрели? Буду говорить дальше. Нам надо всем сплотиться, сплотить свои силы, создавая дружины, отряды, а может быть, и армии. Мужицкие армии, которые могли бы защитить свой край от грабежа буржуазии, от грабежа министров-социалистов, от грабежа и насилия большевиков – всех, кто словом или делом посягнет на вашу свободу, на вашу демократию. Я еще в центре был наслышан, что Степан Алексеевич Бережнов создал здесь крепкие дружины для борьбы с хунхузами. Теперь эти же дружины пригодятся нам, чтобы бороться с еще более страшными хунхузами – с социалистами, которые хотят насадить народу диктатуру пролетариата.

– И где ты так научился говорить? – крутнул головой Исак Лагутин. – Раньше и двух слов связать не мог.

– Жизнь научила. Да и дело-то не в этом. Наша задача – не допустить вторжения Советов в нашу волость, пусть пока здесь останется земское управление, но когда победит анархизм во всем мире, тогда и земское управление упраздним. Всё упраздним! Каждый человек будет жить, как его душа пожелает. Делать то, что его руки могут делать, а не по приказу свыше. Мы будем жить своими федерациями, своими общинами. Видится радость человеческая в том, чтобы жить свободно, чтобы быть творцами своей жизни. Степан Алексеевич, сколько в вашей дружине человек?

– Полтыщи уже набралось.

– На пока хватит, будем ставить здесь свою республику анархистов. Староверы же все века были анархистами, думаю, что и здесь они пойдут с нами.

– Надо еще будет посмотреть, что это за дорога. Кто же будет правителем той республики анархистов?

– Правителя не будет, а будет федерация землепашцев, все скопом будем решать наши государственные дела. Сходом, если хотите. Возможно, будут чуть позже и председатели наших федераций, которые будут соблюдать демократическую законность, порядок. Анархия, и только анархия, может дать стране спокойствие и порядок. Так что за дело, друзья и товарищи!

– Всё вроде и хорошо, – с сомнением протянул Хомин, – но как же жить без купцов, аль как там, буржуазии? Я ить давно рвусь в купцы.

– Ну и рвись. Будь купцом, но не таким, какие были. Купцом честным, чтобы не угнетал народ.

– Честным? Да разве же можно по чести стать купцом? Без обмана купцом не станешь.

– Станешь, когда у нас будет свободный труд, свободная торговля без налогов и пошлин. С этим спешить не будем, а будем делать то, что нам под силу. Победит анархия – она никого не даст в обиду.

– Шишканов почти то же говорит, но он большевик, – вставил Вальков. – Эко всё путаете!

– Большевистская программа только сулит много, но когда придут к власти большевики, то от той программы и крошки не останется. У них бандитская программа: отобрать у богатых, отдать бедным. У анархистов такого не будет. Но и не будет таких миллионщиков, как Чурин, Бринер, Пьянков и иже с ними. Мы этих-то потесним, но никогда не тронем свободного купца или мужика.

– Шишканов говорит другое. Говорит, что только партия большевиков может дать народу всё, а остальные партии отделаются посулами, – ввернул Бережнов. Программа анархистов ему была близка. Он готов был их поддержать, но хотел знать, что за этим кроется. Ведь и Шишканов приходил к нему, тоже соловьем заливался, мол, никто не отберёт землю у того, кто её обрабатывает, никто не посягнёт на свободу мужицкую, надо только помочь большевикам сбросить власть буржуазии, поставить во главу народ. Не сговорились. Шишканов не обещал создать республику в тайге, он обещал переустроить всю Россию, в которой Бережнов снова будет в тени. Коваль – этот ближе, и задумки сходятся.

– Шишканов здесь? Его надо немедленно арестовать и расстрелять. Этот нам всю обедню испортит.

– Это за что же? – удивился Исак Лагутин, который был приглашен на эту тайную вечерю Ковалем, похоже, по ошибке. – Он ведь георгиевский кавалер, ранен не единожды. Вы ведь были дружками. Непонятно…

– Когда речь идет о судьбе России, о победе анархии во всем мире, то не может быть дружков и сватов, братьев и отцов. Отстоять Россию и анархию от посягательств других партий – вот что главное. Тем более от большевиков, которые уничтожат культурного мужика, а взамен дадут России мужика-бедняка и лодыря.