Неверный муж моей подруги (СИ) - Хаан Ашира - Страница 18

— Лана? Ты что тут делаешь?

Я была так вымотана эмоционально и физически, что даже не нашла в себе сил удивиться появлению Германа.

Пожала плечами:

— Сижу.

— Домой не хочешь? — то ли просто спросил, то ли все понял про мое состояние он.

— Если честно, нет.

— А поедешь?

— Поеду…

Причем уже вот сейчас и поеду. Что толку тупо сидеть за компом, если у меня все равно все упало. Приеду завтра пораньше и все доделаю. Если, конечно, меня дома не ждет большой ночной скандал.

Герман помолчал, перекатываясь с пятки на носок и предложил:

— Давай подвезу.

— Не надо.

— А если я буду настаивать? Куда ты в такое время одна?

— Я сейчас плохой попутчик.

— Что-то случилось?

Я не ответила.

Мне всегда было неловко жаловаться на Игоря. По сравнению с большинством мужей, он был просто идеальным. Занимался детьми, хорошо зарабатывал, участвовал в домашних делах временами даже больше меня, любил — правда любил меня. Ему не нужно было напоминать о моем дне рождения или дате свадьбы, он притаскивал мне цветы и подарки без повода.

Просто… у всех случаются пасмурные дни.

Прожить всю жизнь без ссор и недопониманий невозможно.

Глобально-то у нас все отлично, и я не хочу, чтобы кто-то думал иначе.

Поэтому так тяжело переживать эти пасмурные дни — без поддержки самого близкого человека, который сейчас на меня зол и без возможности выплеснуть свою обиду в разговоре с кем-нибудь понимающим.

Герман не стал настаивать на ответе, выдержал минуты две тишины и полуутвердительно сказал:

— Поехали? Можешь в меня поплакать, если надо.

— Поехали, — решилась я. — Только…

— Покатаемся по городу, — кивнул он. — Конечно.

Тогда. Никогда ни о чем не жалею

Что было бы, если бы я поехала сразу домой в тот вечер?

Да ничего интересного. Игорь все равно не умел быстро отходить, поэтому я получила бы лишнюю порцию упреков, да и все.

Дети скорее всего уже заснули и без меня, а даже если и нет — этот день, когда их укладываю я, а не Игорь или Зоя, все равно не добавил бы им ничего к будущей счастливой жизни.

Со мной они точно так же капризничали, как и с папой. Когда он был в командировках — они требовали позвать его, когда я на работе — меня, когда мы оба были свободны — заявляли, что Зоя поет им колыбельные лучше.

Но, возможно, я просто себя этим утешала, потому что правда была плохой матерью и женой. Только Игорь все равно меня не отпустил бы.

«Ты обещала не бросать меня», — ответил он во время одного из скандалов на мой вопрос, почему он не разведется, если я настолько ужасна.

Серо-туманный «мерседес» Германа выскользнул из гаража нашего ТЦ в черноту ноябрьской ночи словно призрак. В колонках негромко заиграл мягкий рок, и это было идеальное сопровождение.

— В прошлый раз был вроде «лексус»?

— Это корпоративный «мерс», — отозвался Герман. — Я отпустил водителя, чтобы тебя покатать. Но обычно я езжу на своей. В машине лучше думается.

— Не могу в машине думать, — призналась я. — Я так паникую за рулем, что не до мыслей.

— Все приходит с опытом. Какой у тебя стаж?

— Я почти не водила. Могу редко-редко сесть за руль, если муж выпил, а я нет.

— А я за рулем с шестнадцати. Мне сорок два — и я уже не помню, как это — без машины.

Я вздохнула и склонила голову к окну, прижавшись виском к холодному стеклу. Прикрыла глаза.

— Устала? — спросил Герман. — Музыку погромче и помолчать?

— Нет, я…

Мой телефон в руках заиграл «I just call to say — I love you» в исполнении Стиви Уандера, которую я поставила на контакт Игоря много лет назад, когда мы еще болтали по телефону часами. Как давно кое-кто не звонил мне просто сказать, что любит…

Я выключила звонок.

Герман покосился на мой телефон, где все еще мигала надпись «Игорь вызывает…»

— Почему не берешь?

— Это муж, — пояснила я.

— Тем более.

Я промолчала.

А потом подумала, выключила телефон вовсе и бросила его в сумку.

Герман молча вел машину сквозь засыпающий город.

Мимо летели светящиеся вывески и витрины ночной Москвы, подмигивали красные вспышки светофоров и тормозных огней, сыпались искры с проводов, когда лихо звеня, путь нам пересекали трамваи.

— Как ты продержался десять лет в браке? — спросила я, не поворачиваясь, все так же глядя в расплывающиеся от капель мелкого дождя огни за окном.

— Я не держался, — Герман ответил сразу, будто ждал вопроса и именно этого вопроса. — Я всегда знал, какая женщина мне нужна и как только она появилась, сразу женился.

— И ни разу не пожалел?

— Вообще никогда ни о чем не жалею.

— Не может быть! — подпрыгнула я. — У всех людей есть коллекция событий, которые они хотели бы изменить в прошлом, если бы могли.

— У меня нет. Каждое решение, даже неверное, сделало меня мной. Не отменил бы ни единого часа из тех, что прожил.

— Я тебе завидую.

Он повернул ко мне голову.

Впереди перед долгим светофором скопилась небольшая пробка, и алые огни стоп-сигналов освещали темное нутро машины жутковатым инфернальным светом.

— Ты жалеешь, что вышла замуж?

Словно дьявол искушал меня сомнениями.

После того, как сам признался в отсутствии грехов.

Я покусала губы, ища внутри себя правильный ответ и слепо глядя на дворники, которые шуршали по лобовому стеклу в ритме биения сердца.

— Нет, я не жалею, — сказала я тихо. — А вот мой муж наверняка. Он-то на мне женился, когда я была безработной, грустной, прибитой жизнью неудачницей. Я так была ему благодарна за то, что он любит, даже когда я совершенно не заслуживаю любви, что изо всех сил старалась окружить его теплом и заботой. Стала домашней кошечкой, приносила в зубах тапочки и мечтала подарить ему то единственное, чем могла отплатить — сына. Наследника.

— Ты совершенно не похожа на такую женщину, — заметил Герман. — Что десять лет назад, что сейчас.

— Ага, — я засмеялась, чтобы не заплакать. — Зато в промежутке между этими моментами была именно такой. Особенно, когда дети никак не получались. Я ревела почти каждый день, чувствовала себя виноватой и… бракованной. Драила плинтусы зубной щеткой каждый день и готовила по три блюда на ужин, чтобы доказать, что я настоящая женщина.

— А кто же ты еще? — Герман бросил на меня очень быстрый взгляд, отвлекшись от дороги, по которой уже летел, обгоняя неповоротливые автобусы.

Словно хотел убедиться, что посадил в машину действительно меня, а не переодетого мужика.

— Это я сейчас устрою разнос любому, кто только посмеет сказать, что женщина без детей — неправильная, — вздохнула я. — Или та, что не готовит, не убирается, не ложится в постель по первому свистку. Я отогрелась, набралась сил и вернулась к себе настоящей. А Игорь… Он все никак не может понять, что той забитой девочки больше нет и никогда уже не будет. Ему кажется, что мне просто работать вредно. Или заниматься волонтерством. Или подруги на меня плохо влияют.

— А теперь ты еще связалась с дурной компанией, — ухмыльнулся Герман. — Похитил добропорядочную жену и мать и увез кататься, будто какой-нибудь развращенный помещик бесприданницу.

— Кто еще кого похитил! — возмутилась я. — По конституции мужчина и женщина равны в правах. Так что настаиваю на том, что это я дурная компания. Врубай рок, будем отрываться!

Герман, смеясь, покачал головой, дождался очередного светофора и нажал несколько кнопок.

Ту-ду-ду! Туду-дуду!

В колонках раздались первые аккорды «Smoke on the Water», впереди загорелся зеленый, и мы рванули по почти пустому проспекту заметно за сотню.

Я приоткрыла окно, впуская в машину запах дождя и шум города.