Пламенные эвкалипты - Хэран Элизабет - Страница 50

По дороге в Клэр у Клементины было довольно времени подумать о Джеке. Ей казалось, что ему уже пора сделать ей предложение, но при этом она чувствовала, что его что-то удерживает. Клементина понимала, что ему хотелось получше обустроить ферму, да ей и самой хотелось того же, поскольку на доходы с фермы она, став его женой, могла бы путешествовать по дальним странам. Это была ее заветная мечта. Она тонко намекала ему на то, что ей бы хотелось, чтобы они путешествовали вместе, и ему это, похоже, пришлось по душе, но хозяйские дела, несомненно, были у него на первом месте.

Потом Клементина мысленно переключилась на Эбби. Она так и не раскусила ее. По каким-то и впрямь непонятным причинам Хит Мэйсон заинтересовался ею. А может, и нет. Уж больно скоро уехал он с фермы, сославшись на недомогание, хотя Клементина в это не верила. Она не так чтобы давно знала Хита, но успела проникнуться к нему тайной страстью, а потом ее самолюбие было уязвлено. Хотя Эбби была довольно милой, Хиту она совсем не подходила. В таком случае, что ему было нужно от нее? Клементина решила дознаться во что бы то ни стало.

Вернувшись в дом, Эбби принялась хлопотать на кухне, поскольку у Сабу был выходной. Она нарезала ломтиками остатки холодного цыпленка и нашинковала помидоры с огурцами. Принесла из кладовой специи. И тут в кухню вошла Сибил.

— Уж не коляску ли Клементины я видела из окна спальни? — спросила она.

— Да, она заезжала ненадолго, когда вы спали, — ответила Эбби. — Но ей пришлось возвращаться, чтобы поспеть в Клэр к вечеру, к приезду своего отца.

— Ах да, точно. Она еще вчера говорила. Я знаю Ральфа. Замечательный человек.

— А ее мать? — спросила Эбби, намазывая масло на хлеб.

— Умерла несколько лет назад, но у нее есть сестра — живет в городе. — Сибил сдвинула брови. — И все же странно, что, собственно, привело ее в Бангари второй раз за неделю, — недоумевала она.

— Это необычно для нее? — полюбопытствовала Эбби.

— Да, поскольку у нее хватает забот в магазине, а у Джека на ферме, они обычно встречаются раз в неделю. Может, у них снова вспыхнула страсть?

Эбби так не думала.

— Я не успела извиниться перед вами за то, что давеча поставила вас в неловкое положение перед Клементиной, — сказала она.

Сибил, все еще полусонная, не сразу сообразила, что к чему.

— Меня… в неловкое положение?

— Когда я сказала, что мы играли в карты со слугами. Мне показалось, что вы с Клементиной достаточно близки, и я не сразу поняла, что сболтнула лишнее. Простите, если по моей глупости у вас возникнут неприятности из-за слухов, которые может распустить Клементина.

— О, не принимай близко к сердцу, — заметила Сибил. — Мне самой надо было рассказать Клементине. Да, честно говоря, в голову не пришло. Впрочем, меня мало заботит, что думают люди.

В конце концов, мы живем в захолустье, а не в Лондоне со всеми его церемониями. — Сибил села за стол и задумалась.

— Вас что-то гложет, миссис Хокер? — спросила Эбби.

— Нет, не так чтоб уж очень. Просто скучаю по Лондону, по театру и предпремьерной суете, по костюмам и актерам, даже по реквизиту и приторному запаху грима.

Эбби не знала, чем ей помочь.

— А в Клэр есть театр?

Сибил со вздохом покачала головой.

— Нет. Единственное здание подходящих размеров — Масоник-Холл, но в нем проводят всякие торжества, праздники да представления, только и всего. Когда-то я надеялась устроить там что-нибудь путное. А потом плюнула и согласилась перебраться сюда. К горькому моему разочарованию.

Эбби заметила застарелую тоску в глазах Сибил, но не знала, чем ее утешить.

В понедельник, теплым, но облачным серым утром, под стать случаю, Сэмюэл Макдугал с помощником прибыли в поместье Мартиндейл на роскошном черном катафалке Доттеридж, запряженным четверкой лошадей. Мэйсона должны были похоронить в поместье, но не по желанию Хита. Такова была воля самого Эбенезера, и Эдвард Мартин, как его адвокат и душеприказчик позаботился, чтобы все было исполнено чин по чину.

Несколько лет назад Эбенезер Мэйсон подыскал в своих владениях место для часовенки и семейного кладбища. По злой иронии, он только-только принял план строительства часовни и работы должны были начаться в ближайшие месяцы. Разумеется, он не предполагал, что умрет столь скоропостижно, но на будущее ему хотелось иметь последнее пристанище для себя, будущей своей жены и детей. Он надеялся, что у него родится другой сын, истинный продолжатель рода Мэйсонов. Он был уверен, что непременно женится снова и что у него еще будут и другие дети.

После смерти Мередит и последовавшей за нею размолвкой с Хитом Эбенезер боялся, что сын со зла велит похоронить его рядом с голытьбой на городском кладбище с видом на рудник. Поэтому он и оговорил в завещании, чтобы его погребли на принадлежавшей ему земле. Точно так же поступил бы и Хит, потому что здесь же по отцовской воле была похоронена и его мать. Она была еще жива, когда отец купил землю, на которой потом вырос Мартиндейл-Холл, а в свое время это была голая пустошь. Хит не забыл, как Эбенезер запретил ей переселиться в Мартиндейл, когда тот был отстроен десять лет назад.

Мередит, как вторую жену Эбенезера и первую хозяйку Мартиндейл-Холла, должны были предать земле в поместье, но, потрясенный внезапной трагической кончиной дочери, ее отец настоял на том, чтобы она была погребена на кладбище при сэддлуортской церкви, где он служил священником. Церковь эта стояла на высоком холме, глядевшем на город; там же была похоронена и мать Мередит. А поскольку Мередит не успела родить Эбенезеру ребенка и брак их был относительно скоротечен, возражать тот не посмел.

Заупокойную по Эбенезеру должен был служить преподобный Хикс, на сами же похороны народу было приглашено совсем немного. В их числе были дворецкий Уинстон, домоправительница миссис Хенди, служанка Луиза, два повара, а также Алфи, два конюха и садовники. Ожидали, кроме того, Эдварда Мартина и доктора Мида. Фрэнку Бонду и прочим служащим с рудника сообщили, что дело это частное, и от них был только венок. Не были приглашены и остальные работники поместья, равно как и деловые компаньоны Эбенезера.

После того как преподобный Хикс отчитал официальную часть, он спросил Хита, не желает ли он сказать последнее слово. После минутного колебания Хит, не в силах подавить злость на отца, отказался. Уинстон и миссис Хенди тоже не выразили желания, не собирался ничего говорить и Эдвард, но он догадывался, что Хит откажется произносить надгробную речь, и загодя приготовил свою.

— Если мне будет позволено, я хотел бы кое-что сказать, — обратился он к небольшому собранию.

Хит опустил голову и сжал губы.

Эдвард прокашлялся:

— Эбенезер Мэйсон был моим клиентом, а кроме того, другом, — начал он. — Вряд ли кто станет отрицать, что человек он был непростой, взыскательный и непримиримый. Эти свойства натуры не позволяли ему сближаться с людьми на протяжении его жизненного пути, и настоящих друзей у него было немного. Но каким бы никудышным другом, отцом или предпринимателем он ни был, многие его дела достойны восхищения. В Австралию он прибыл бедняком, но у него была мечта, и благодаря упорству и трудолюбию он добился своего. И вот все мы, здесь стоящие, являем собою свидетелей его свершений. Возвести столь великолепное поместье было самой дерзкой его мечтой, и Мартиндейл-Холл, безусловно, живое ее воплощение — вполне возможно, что это самая изысканная загородная усадьба в Южной Австралии…

Между тем как Эдвард продолжал перечислять многочисленные достижения Эбенезера, Хит в душе весь кипел. Ему хотелось объявить во всеуслышание, что отец его не любил, иначе он оставил бы ему в наследство эту самую изысканную загородную усадьбу, ан нет. Пока что только он, Хит, да Эдвард Мартин знати о содержании его завещания.