Пламенные эвкалипты - Хэран Элизабет - Страница 52

— Полагаю, как врач, пользовавший вашего батюшку, он чувствует в некоторой степени свою ответственность.

И это было весьма сдержанное высказывание. На самом деле Вернон был попросту раздавлен чувством собственной вины за смерть Эбенезера. Он даже не смел открыть рот при Хите, опасаясь выболтать все начистоту. Последние дни он был ужасно рассеян и едва мог принимать пациентов. Он раз за разом проверял и перепроверял ингредиенты снадобий, которые прописывал Эбенезеру, и никак не мог взять в толк, неужто они и стали причиной столь страшной беды.

— Это выглядело неприлично… когда вы покинули заупокойную службу по родному отцу, — заметил Эдвард, не в силах молчать. — И крайне непочтительно.

— Я больше не мог выслушивать ваши панегирики в его честь, — откровенно признался Хит. — Мы оба знаем, что человек он был несносный, да и друг никудышный, а как отец — и того хуже. Что же до Мартиндейла, его сказочной мечты и самой изысканной усадьбы в Южной Австралии, так он готов был отписать ее скорее первой встречной девице, чем родному сыну.

Хотя Эдвард осуждал Хита за непочтительное поведение, в душе он прекрасно его понимал. К сожалению, понимал адвокат и то, почему Эбенезер затаил злобу на Хита: ведь он постоянно совал нос в их семейную жизнь с Мередит. Они оба были изрядные упрямцы, да еще с переменчивым настроением, и Эдвард глубоко сожалел, что со смертью Эбенезера им так и не удалось примириться.

— А кто та девица, с которой вы только что разговаривали? — полюбопытствовал Эдвард, чтобы поменять тему разговора.

— Абигайл Скоттсдейл, — пояснил Хит, отводя адвоката за руку подальше от помощника Сэмюэла Макдугала, чтобы он их не подслушал.

— И что она здесь делает? — снова проявил любопытство Эдвард. Странно, что она пожаловала в Мартиндейл в то самое время, когда хоронили Эбенезера.

— Я был с нею вчера на пикнике и поспешно покинул Бангари, сославшись на недомогание, вот она и приехала справиться о моем здоровье.

Эдвард удивился. Зачем Хиту было устраивать пикник со вдовой Эбенезера, и с чего бы той понадобилось справляться о его здоровье?

— Что ж, это было весьма любезно с ее стороны, — сказал он в надежде, что Хит раскроет свои карты.

— Я задал ей несколько наводящих вопросов и среди прочего спросил, что бы она сделала, перепади ей в наследство куча денег от кого-нибудь, кто был бы ей ненавистен.

Эдвард в изумлении открыл рот.

— Поразительно, что она вас не раскусила, — сказал он.

— Уж поверьте, она ни сном ни духом не ведает о завещании. Теперь я точно знаю. Во всяком случае, я надеялся услышать, что из своих высоких принципов она отказалась бы от денег, да не тут-то было.

Эдварда это не удивило, хотя любопытства в нем не убавилось.

— Что же она сказала?

— Сказала, что купила бы себе дом, а остальное раздала бы голытьбе. Другими словами, если она наложит руки на то, что по праву принадлежит мне, все будет пущено на ветер.

Эдвард пожал плечами.

— Хозяин — барин, — заметил он. А про себя подумал, что на самом деле так было бы очень даже справедливо, но высказать свою мысль вслух поостерегся.

Хит проворчал:

— Как вы можете такое говорить?

— Если она унаследует поместье, это уж ее дело, как с ним поступить, — сказал Эдвард. — К вашему сведению, я собираюсь навестить ее в ближайшее время. — Это был его долг, и он не видел ничего, что могло бы воспрепятствовать его исполнению. К тому же, по мнению адвоката, уже ничего нельзя было изменить, как бы Хит ни старался отсрочить дело.

— Мартиндейл должен остаться за мной, Эдвард. Мы оба это знаем.

— Я разделяю ваши чувства, Хит, — признался Эдвард. — Но поделать ничего не могу.

— Зато я могу, — серьезно заявил Хит.

— Что вы задумали? — спросил Эдвард. — В случае, если супруга вашего отца наследует поместье, вам причитается одна сотня фунтов. Эбенезер оговорил это в завещании совершенно четко, и оспорить его волю вы не вправе. Суд будет руководствоваться одним-единственным аргументом: акт завещания есть акт завещания.

— Избавьте меня от этих ваших юридических премудростей, Эдвард. Я тут подумал, а не жениться ли мне на мисс Скоттсдейл.

— Что?! — воскликнул Эдвард, едва не задохнувшись от изумления.

— Став ее мужем, я смогу управлять и поместьем, и беррским рудником. Я не собирался жениться, но раз другого выхода нет, значит, придется. Девушка она симпатичная, так что тяжкой обузой мне это не будет.

— Идея ваша… нелепая, за исключением одного: жениться на ней вы сможете через месяц, не раньше. Но и тогда шансов у вас не прибавится, поскольку она уже будет точно знать, ради чего вы так стараетесь.

— А я говорю, мне не составит труда ее уговорить, или, может, вы знаете хоть одну женщину, которая отвергла бы мои ухаживания?

Крыть Эдварду было нечем. Любовные победы Хита были притчей во языцех.

— Только не торопитесь оповещать мисс Скоттсдейл, что на нее свалилось несметное богатство. Это все, о чем я прошу, — сказал Хит.

Эдвард вздохнул.

— Я не нарушу закон, если исполню вашу волю. Сейчас я не могу пойти к вам домой, хотя по закону мне и следовало бы разыскать Абигайл Скоттсдейл… впрочем, встречаться с нею прямо сейчас было бы некстати. Но я надеюсь, Хит, вы знаете, что делаете.

— Так или иначе, Эдвард, я обещаю, имение отца останется за мной.

Хит отправился восвояси, и Эдвард проводил взглядом его удалявшуюся фигуру. Будь на его месте кто другой, Эдвард ни за что не поручился бы за него. Но он знал: стоило Хиту положить глаз на какую-нибудь красотку, деваться той уже было некуда — она пребывала бы во власти его чар до тех пор, покуда не наскучила бы ему. А что, если Абигайл Скоттсдейл из другого теста?

Эбби настояла на том, чтобы они с отцом Джоном ждали снаружи, перед парадным входом в дом. Все так же сидя в коляске, она повернулась спиной к лошади и окинула взором простиравшуюся перед ними холмистую местность. Она не видела, как слуги прошли в дом через заднюю дверь, а они не видели ее.

— Какое тихое местечко! — сказал отец Джон, выбираясь из коляски поразмять ноги.

— Да уж, — согласилась Эбби, силясь не думать об Эбенезере Мэйсоне.

Далеко-далеко, среди эвкалиптов и акаций, паслись коровы черно-белой джерсейской породы и белоснежные овцы.

А чуть ближе через все имение протекала, змеясь, забранная изгородью речушка. По ее берегам стелилась зеленая трава, из которой будто вырастали приречные эвкалипты и заморские сизые каллитрисы, дающие приют сумчатым щеткохвостым опоссумам.

Из листвы деревьев доносился щебет зимородков, а в небе кружил ястреб, высматривавший добычу — полевок да змей.

— Я думал, лучше Бангари места не сыскать, а тут… — отец Джон повернулся и оглядел дом. — Воистину изумительная усадьба! Эбенезер Мэйсон, верно, делец был хваткий.

— Он был безжалостный и жестокий, — возразила Эбби, не скрывая ненависти. — Сколько судеб загубил!

Священник никак не ожидал от нее подобной неприязни.

— Вот вы где! — подходя к ним, воскликнул Хит. — Отчего же вы не прошли в дом?

— Решили подождать здесь, — сказала Эбби, пытаясь совладать с беспокойством.

— О! — удивился он. — Ну, а теперь прошу в дом на чашку чая. — Хит пригласил их подняться вместе с ним по лестнице к дому.

Эбби какое-то время колебалась, но потом вспомнила, что Эбенезер ей больше не опасен. Но все равно она не решалась, пока отец Джон не подошел к ней с ободряющей улыбкой.

Хит провел их в гостиную прямо за передней и позвонил в колокольчик. Через мгновение появилась Луиза. Увидев Эбби, она даже не стала скрывать своего изумления — в отличие от Уинстона. Тот встретил их с подобающей его должности учтивостью, пряча истинные чувства глубоко в душе.

— Пусть миссис Хенди принесет нам чаю с бутербродами, Луиза, — распорядился Хит.

Злобно зыркнув в очередной раз на Эбби, служанка поспешила удалиться.

Хит заметил, что отец Джон с вожделением поглядывает на поднос с напитками на серванте, и тут же сообразил, что тот не дурак выпить.