Из старых записных книжек (1924-1947) - Пантелеев Леонид - Страница 38

• Предыдущая
• 38/60
• Следующая

Приехал он с сыном. Сыну лет семнадцать, похож на молодого Пушкина. Он - в полевой форме, служит адъютантом при отце. Между собой отец и сын - даже наедине - на "вы":

- Петров! Эй, Петров!

- Так точно, товарищ генерал.

- Узнайте, когда принимает окулист.

- Есть, товарищ генерал. Узнать, когда принимает окулист.

Рука под козырек, четкий поворот через левое плечо... Тук-тук-тук...

* * *

Застал я здесь еще одного юношу - сына легендарного генерала Панфилова, героя прошлогодних боев под Волоколамском. Были соседями два или три дня.

* * *

Командир полка - другому:

- А сколько у тебя орлов осталось после этого боя?

* * *

22 августа 42 г.

День пригожий. Не жаркий, но по-настоящему летний. Всё еще в цвету. Зелень еще густа, ярка, не жухнет. И так хорошо, сочно и пряно пахнет.

Утром получил с оказией письмо от К.М.Жихаревой. Просит передать два пакета (с книжками, бумагой, мулине и пр.) - один нашему общему врачу Наталии Сергеевне, другой - бывшей ее соседке по палате. "В награду" сообщает мне новость: война кончится 23 сентября!..

После завтрака, поработав часа полтора, сидел в саду, читал воспоминания генерала Брусилова, ответил Кс.Мих., ходил на почту, оттуда прошел в село Архангельское. Разыскал тамошнюю церковь - единственную достопримечательность Архангельского, которую еще не видел. Церковь старинная, XVII века, но даже по нашим масштабам запущена до безобразия. Кресты сняты. Колокольня, поставленная Юсуповым в 1819 году, сломана наполовину перед прошлогодним наступлением немцев. Церковь стоит на крутом и очень высоком берегу Москвы-реки. Небольшой погост возле нее тоже бесстыдно запущен и загажен.

После обеда, немного полежав с грелкой, работал. Вечером, изменив обыкновению, ходил на концерт. Против ожидания концерт очень хороший. Чудесный женский дуэт - старинные русские песни. Перед сном еще поработал, написал маме и Ляле.

Никто не поздравил меня. Но сам этот день был хорошим подарком...

* * *

Генерал Петров пробыл в Архангельском четыре дня и не выдержал - уехал.

Я видел, как он шел с маленьким чемоданчиком (другой чемодан, побольше, нес сын его), а рядом семенил тучный Ошмарин, уговаривал Петрова остаться.

- Нет, нет, - говорил Петров, дергая головой, - не уговаривайте. Я выспался, отдохнул, с меня хватит.

И уехал. На фронт, конечно.

* * *

Москва. Госпиталь при клинике проф. Кончаловского. Неделю назад военно-санитарная машина привезла меня сюда прямым рейсом из Архангельского.

По Архангельскому я скучаю не очень. С удобствами и питанием здесь, конечно, похуже, в палате кроме меня еще семь человек, но люди - интереснее. Работать хожу по вечерам, с разрешения начальства, в ординаторскую.

* * *

Раненых одолевают студенты-кураторы. Два часа подряд (положенное по расписанию время) терзают попавшего в их руки солдатика расспросами: не болел ли кто-нибудь из родственников туберкулезом или венерическими болезнями, не чувствует ли он боли в pilorus, был ли стул, какой консистенции и так далее. Мнут живот, колотят по спине (это называется выстукиванием). После одного такого кураторства белорус Стасевич, натягивая рубаху на разрисованный химическим карандашом живот, сказал:

- Ни. Отсуда живым нэ выйдешь.

* * *

Мой сосед Бородин. Воронежец. Рабочий. 34 года. Нефрит. Отеки на лице. Степенен, медлителен, выкуривает одну папиросу в два дня. Когда говоришь ему "спокойной ночи", отвечает:

- Взаимно вам.

* * *

В палате лежит некто Королев, белорусский партизан. Два сына его пропали без вести на фронте. Одному - 20, другому - 22 года. Оба командиры, только перед войной кончившие военные училища. Один (старший) был в Белостоке, младший - в Новгороде. За все время войны родители не получили от них ни одного письма.

Королев - высокий, сухой, с очень белыми, крупными зубами, с выдающимся кадыком, бритоголовый. У него желтуха.

Жена его и двое младших детей эвакуированы в Туркмению.

О сыновьях он способен думать и говорить без конца. Вернулся с концерта - из клинической аудитории:

- И тут не могу забыть о них. Сижу и оглядываюсь, а вдруг да среди раненых Володька и Павел? А?

* * *

"Колымажка" - так называют в госпитале тележку, на которой возят в операционную раненых ("Меня на колымажке в палату привезли").

* * *

Осень. Раненый мечтает о доме:

- Эх, красота сейчас! Осинки - красные, березки - желтые...

* * *

Госпиталь помещается в клинике Медицинского института на Пироговке. Кино и концерты - в аудитории, где на черной доске еще не стерты формулы и рецепты.

* * *

Палисадник у госпиталя. Раненые - в серых халатах и в самодельных киверах (треуголках), сделанных из газеты. Прогуливаются и по тротуару - у трамвайной остановки.

* * *

Пожилая сестра в госпитале - раненым, вернувшимся с прогулки:

- Ну что, нагулялись, гулёры?

* * *

Раненый:

- Я могу курить, а могу и не курить.

Стасевич:

- Значит, ты нэ курец, такой человек называется пустокурец.

* * *

Госпиталь. Концерт - в аудитории. Выступают солисты Большого театра. У подножия амфитеатра выстроились полукругом коляски с тяжелоранеными. От "хирургических" дурно пахнет. Заслуженный артист республики, бас, поет "Застольную песню" Бетховена. За его спиной на черной доске полустертая запись, сделанная днем, на лекции:

1. Перитонит, общий и местный (диффузный), острый и хронический, первичный и вторич

* * *

Госпиталь. Палата тяжелых больных. Раз в четыре дня приезжает к ним кинопередвижка. Чтобы не утомлять раненых, показывают не больше двух-трех частей. Таким образом, две серии "Петра Первого" демонстрируются тут в течение полутора месяцев. Многие не доживают до последней части.

* * *

Бесконечные разговоры о втором фронте:

- Ох, высадить бы полтора миллиончика - в Бельгии или в оккупиванной Франции. Жестокое дело будет! Красивое дело!..

* * *

Врачи в госпитале приспосабливаются к понятиям раненых. Вместо "Стул был?" спрашивают:

- На двор ходил?

* * *

В госпитале. Говорят о семейной жизни, о необыкновенных случаях, когда супруги, после четырнадцати лет идиллической совместной жизни, вдруг начинали ссориться и разводились.

Белорус Стасевич:

- Есть старая присказка: если черт у хату всэлится - дед с бабой делится.

* * *

Раненый вернулся с комиссии.

- Ну, нянечка, до свиданьица, на днях в отпуск еду.

- Ну, путь добрый тебе. А у меня муж и четыре брата в бессрочный уехали.

- В Землянск?

- Да. В Землянск.

* * *

Про тяжелораненого:

- Нет, братцы, такого шоколадом корми - не поправится.

* * *

Батальонному комиссару, тяжелораненому, не спится. Восемнадцать суток без сна.

- Только засну - сразу война снится.

Другому "все мерещится, будто из меня сделали гусеницу танка и я все верчусь и верчусь".

* * *

Новенький в госпитале:

- Как у вас тут насчет блох и прочего?

- Небольшие десантики бывают.

* * *

"Россия сильна чрезвычайно только у себя дома, когда сама защищает свою землю от нападения, но вчетверо того слабее при нападении..."

Достоевский. "Дневник писателя"

* * *

Дом "в усиленно-русском стиле".

Там же

* * *

В госпитале. Раненый танкист в самокатной коляске. С трудом разворачивается и вкатывает свою тележку в узкую дверь уборной.

- Эх, мать честная! Когда-то шофером первого класса работал, а тут в сортир не могу въехать.

* * *

Раненый белорус перед операцией волнуется, спрашивает у врача:

- А что вы со мной робыть будете?

- Что-нибудь сробим.

* * *

Палата в госпитале. Восемь коек из никелированных дутых труб. Такие же - стальные - столики. Стены как во всех больницах. Кремовая панель, верх и потолок белые. Очень высоко под потолком, в матовом круглом плафоне одна-единственная лампочка. Стены украшают три картины: очень дурно, аляповато написанный маслом портрет Сталина, пейзаж и натюрморт - цветы, рассыпанные по столу. Посреди палаты - маленький белый столик, на нем играют в домино, тут же ставится поднос с хлебом и прочее, когда наступает долгожданный час обеда.

• Предыдущая
• 38/60
• Следующая