Быт русской армии XVIII - начала XX века - Карпущенко Сергей Васильевич - Страница 48

В 1712 году Шереметев жаловался Петру о поставке в его корпус мундирных вещей, в которых много «негодного», и о совершенной непоставке епанчей и сапог, беспокоясь о том, что «великая вреда данному мундиру чиниться, и не может тот мундир своего времени без епанчей вытерпеть». Кроме того, солдаты генерал-фельдмар-шала были вынуждены обходиться лишь одной парой башмаков и «того для обосели». В связи с этим и высказал Борис Петрович небезосновательное опасение в том, что тяжелое положение с обмундированием может стать причиной дезертирства: «салдаты к сильному побегу велми принуждены будут».

Особенно ценно для нас свидеетельство самого Петра I, тебовавшего, чтобы Т. Н. Стрешнев^[15] заготовлял мундир, «не мешкав», объясняя это тем, что «многие полки наги ходят». В бедственном положении находилось положение с мундирами и у русских, воевавших под Штральзундом, где солдаты, по свидетельству очевидца, так мундиром обносились, что «не токмо стыдно перед дацкими, саксонскими, но и самая нужда пришла, понеже наступает глубокая осень и стужа, что неподобно без мундиру нагим в поле или в опрошах вытерпеть».

Трудно было не только изготовить нужное количество одежды, но и доставить ее к «потребителю» по причине ненадежности транспортных путей, тем более во время войны. Платье за границу везли на ластовых судах из Ревеля и Риги. Из-за этого «мундирную нужду» переживали в 1717 году артиллеристы А. И. Репнина, воевавшие в Померании, которые «сильно мундиром обносились». На поиски необходимого обмундирования в Кенигсберг и Данциг посылался будущий российский историк поручик Василий Татищев.

Трудности с одеждой обострялись еще и тем, что в период усиленной «эксплуатации» мундиров в походах, сражениях, работах они не выдерживали отведенных для них сроков носки. Например, в 1718 году Брюсу доносили, что мундир служителей полевой артиллерии, который выдавался в последних числах 1715 года, «зело худ», то есть он пришел в негодность уже за полгода до выдачи нового комплекта.

Особенно страдали от недостатков в снабжении одеждой гарнизонные солдаты, служба которых проходила в основном за стенами крепостей, значительная же часть этих солдат были оставниками-инвалидами, и воинская администрация не спешила тратиться на добротный мундир тем, кто представлял Россию на полях сражений. Однако престиж державы, правитель которой намеревался преобразить народ при помощи немецкого кафтана, мог покачнуться как раз через оборванных гарнизонных солдат. Заботясь о «чести государевой», сообщали высокому начальству о тяжком положении с одеждой в гарнизоне Дерпта, и беспокойство местного командования происходило оттого, что «гварнизон Дерпт — пограничной, и естли от иных стран посол или посланник случитца проездом в Дерпт, посмотреть на них, пушкарей, страшно — зело безодежны».

Но не один лишь стыд за плохо одетых солдат требовал навести порядок в гарнизонах — в 1708 году генерал Боур донес царю о гибели нескольких человек от сильного мороза из числа тех, кто имел в мундире «нужду немалую», а случилось это в центре мундирного производства того времени, в Москве.

Одной из важных причин неудовлетворительного снабжения рядовых мундиром в период Северной войны являлась неодновременная поставка в полк различных предметов одежды. Писали из войсковых частей, что, «когда дача бывает кафтанов, тогда камзолов не дают, а как камзолы дают, и тогда уже кафтаны бывают ветхи, а камзолы еще новые, или дают по половине кафтанов и камзолов». Понятно, что следствием неодновременных поставок была различная степень износа вещей всего мундирного комплекта.

Недостатки в сфере довольствования войск одеждой при Петре Великом пытались ликвидировать различными средствами, и, конечно, главной мерой становилось наращивание производства мундиров. Но этим не исчерпывались мероприятия государственной и полковой власти. Уже упоминалось о том, как строго взыскивали с тех солдат, кто нерадиво относился к своей одежде. Бережливость, хозяйственность были китами, на которых покоилось сложное полковое хозяйство уже в начале «регулярства». Да, мундиров не хватало, а поэтому прибегают даже к изъятию одежды у находящихся на излечении солдат. Так, в 1712 году 236 нижним чинам дивизии А. И. Репнина не повезло, и они оказались в лазаретах Смоленска в то время, как полки двинулись дальше, не забыв забрать их воинское платье, — мундиры нужны здоровым, а не больным. Неудивительно поэтому, что в столь «безодежное» время одежда умерших солдат продолжала служить живым, а мундиры, пришедшие в совершенную негодность, никогда не уничтожались, а продавались на публичном торге всем желающим, и деньги, вырученные от продажи, поступали в полковую казну — на них обычно приобретались белье, чулки или галстуки в запас.

В конце Северной войны, незадолго до Персидского похода, Военной коллегией предпринимаются попытки определить степень обеспечения одеждой всей армии, что обусловливалось настоятельной необходимостью выработать действенные меры к удовлетворению полков мундиром. Полковому начальству предписали провести подробный осмотр имевшихся в наличии мундирных вещей, сделать перечневые ведомости и отослать их в Коллегию. Вот таблица, составленная на основании данных, поступивших от Лефортовского полка, 1-го и 2-го гренадерских и 19 гарнизонных пехотных полков (1719 год):

Как видим, вышеперечисленные полки были снабжены обмундированием лишь на 34 % от установленного количества, но и в это число входили вещи изношенные, требующие замены — их было 20 % от имевшихся. И, как это было и прежде, особенно трудным представлялось положение с обувью, чулками, бельем, быстро выходившим из строя, а лучше, чем со всем прочим, обстояло с кафтанами. Камзолов требовалось почти в два раза меньше ввиду того, что подавляющему большинству гарнизонных полков этот предмет обмундирования вообще не полагался. Данные эти можно было бы с успехом распространить и на большую часть петровской армии. Выходит, победы Северной войны вершились «нагими и босыми»? Как жаль, что нельзя проверить, как сказалась бы на шведах плохая обеспеченность в одежде.

Однако шли годы, крепла, совершенствовалась русская легкая промышленность, все меньше нареканий в адрес мастеров-портных шло от солдат. Шитье мундиров проходило при полках, под бдительным присмотром командиров. В 1737 году, когда Россия воевала с турками, Бутырский полк составил рапорт почти такой, что составлялся для Военной коллегии незадолго до Персидского похода. Оказалось, что, несмотря на военные перипетии, нехватка составляет лишь 13 % от нужного числа вещей, и причиной недостатков являются не недопоставки, а совсем другие причины. Оказалось, что часть мундиров «снесена» беглыми, часть взята неприятельскими людьми (наверное, на поле боя). Уменьшило количество мундирных запасов сожжение одежды убитых и умерших воинов (раныпе-то пожалели бы), а некоторые мундиры были закопаны в землю, так как пришли в совершенную негодность. На самом деле меры эти хоть и диктовались обстановкой военного времени, но за всем этим видится уже достаток. Надо полагать, что в 1730—1740-е годы войско русское исправно обеспечивалось одеждой.

Что до экономии в полковом хозяйстве, то черта эта сохранялась на протяжении всего столетия. Павловский устав приказывал из старых, вышедших из употребления камзолов шить фуфайки, фуражки, рукавицы, а мундир умерших воинов продолжал служить — его носили новобранцы, еще не получившие своей формы.

* * *

Как ни желательна, ни симпатична историку четкая граница, что пролегла между XVII веком — временем старой, во многом рутинной, сонной допетровской России и новой, шумной эпохой петровских новаций, открывших русским иной путь развития, познакомившей полуазиатов-россиян с плодами европейской мысли, отметим при всем при этом следующее: система довольствия русской армии в XVIII веке продолжала носить в себе признаки старых, допетровских способов наделения военнослужащих предметами первой необходимости. Одной из главных причин была следующая: «потребитель» по сути дела продолжал оставаться тем же и, несмотря на перемену мундира, определял запрос на удовлетворение своих насущных потребностей устоявшимися привычками чисто физиологического порядка, традиционными правилами, берущими истоки в этнических особенностях русской нации. Укоренившиеся способы наделения человека жизненно необходимыми вещами, которые жестко детерминировались природной и социальной средой, в которой он обитал и обитает, переменить не так-то просто. Не покушался на традиционность в этом вопросе и Петр I.