Красная тетрадь - Беляева Дарья Андреевна - Страница 66

– Теперь, – сказал он. – Мои дрессированные птицы.

Птицы оказались не дрессированные, а самые обыкновенные, они взлетели к потолку и бились там, очень испугались, кричали, потом успокоились и уселись на балке, державшей занавес.

Я классифицировал происходящее, как жестокое обращение с животными, а сам Ванечка не пострадал только чудом, я думал, что живот его будет страшно исцарапан птичьими коготками, однако ему чрезвычайно повезло не получить ранений.

Все принялись пытаться поймать или выгнать птиц, воцарился хаос. Наконец Боря сказал:

– Эй! Им и там неплохо! А я еще не выступил!

Ему уступили, хотя всех явно больше занимали птицы. До определенного, по крайней мере, момента.

9. Я думал, что Боря, как он и обещал, прочитает монолог из «Гамлета», однако он схватил микрофон и сказал отвратительнейшую речь. Не стану ее здесь приводить самостоятельно. Вот пусть он сам и расскажет, что случилось.

И я сказал:

– Товарищи, добрый вечер! Прошу без лишних оваций, они меня только смущают. Вот так, хорошо! Полная тишина! Это прям замечательно у вас выходит. Значит так, есть у меня братишка или даже брат, он же старший, серьезный человек. Ой, да вы его видели, он тут в футбик на сцене гонял. Отлично у него все получается. Золото, короче, а не брат. На, брат, тебе привет со сцены. В общем, мой брат, он на год меня старше, но ответственности у него – во! Все равно родители на нас забили, им типа не до нас, а когда до нас, так лучше б было не до нас. Так вот, так как они хер на нас положили, то росли мы как сорняки. Брат мне за папу, маму, тетю, дядю и собаку. Ну, так вышло, знаете ли. И так как он мне за мамочку, он как бы волнуется за меня очень сильно. Он говорит: а тебе это надо? Будут тебе там, в Космосе, руки-ноги отстреливать всякими приблудами иномирными. Надо оно тебе? Он переживает, что мне будет больно. Ну вы представляете? А как вы считаете, мне когда-нибудь бывает не больно? Я имею в виду, результат налицо – посмотрите, я весь горю! Несите огнетушитель и все такое прочее. Я имею в виду, верим ли мы в то, что дети способны не только на дружбу и всякое там, а еще на разумный выбор? По-моему, они не способны. Я еще в своей жизни ни разу разумный выбор не сделал. Даже вот когда мы бываем в кафе, все время я заказываю только херню всякую. Хоть бы раз что приличное взял. И это при том, что мы можем теперь только пить! Все равно! Короче, жизнь – это череда сделанных тобой выборов. Мои все выборы – отстой. А вы меня – в Космос. Да что я там буду делать? Нет, правда, а что я там буду делать? Почему никто не говорит? Убивать, убивать, убивать, убивать, убивать! Между прочим, мой папаша летом катается по свежей траве и кричит: убивать! Как это там называется? Какой это синдром? Ну все же помнят! Все же помнят! Короче, что делать-то будем? Отправлять в Космос детишек и дальше? А что? Это – мощь! Дети юркие и тупые, а еще на них всем плевать! Есть у меня товарищ, хотя никакой он мне не товарищ, конечно, так он все время говорит, что экономика – это базис. Очень нас вышло дорого обучать или не очень? Я просто не знаю, потому что мы живем на самой справедливой планете в мире. Лично я умру молодым, но мне такое нравится. Не хотелось бы дожить до вашего возраста, сердца у вас черствые, члены не стоят и спины у всех больные. Ладно, тут я уже пережал. Но вы меня простите, я ведь скоро умру. Только не переживайте за меня, мне совсем не больно, вернее, я обожаю боль! Жалко очень брата, и девочку жалко, которая мне нравится, киса, кстати, привет, ну и вообще. Ладно, что там еще? Война! Война! Обожаю войну! Меня так научили, и я люблю войну! Я, мать его, Ахилл! «Яростный гнев охватил» или как там было, Леха, как там было? Надеюсь, конечно, я не буду брать одну эту несчастную Трою десять лет – уж как-то это много, а? Леха, Леха, еще созрел вопрос: почему она вообще называется Илиадой? Чего он там пищит? Повторю для всех, чтоб все были умными. Илион – второе название Трои! Вот так вот. Будем знать. Ну да ладно. Война, говорю, война! А мы ведь самый мирный народ во Вселенной! А вы что думаете, а? Что, Жданов? Что я обещал? Монолог Клавдия? Не то Там, наверху. Там в подлинности голой, лежат деянья наши без прикрас. И мы должны на очной ставке с прошлым держать ответ. Так что же? Как мне быть? Покаяться? Раскаянье всесильно. Но что, когда и каяться нельзя! Мучение! О грудь, чернее смерти! О лужа, где, барахтаясь, душа все глубже вязнет! Ангелы, на помощь! Скорей, колени, гнитесь! Сердца сталь, стань, как хрящи новорожденных, мягкой! Все поправимо.

(Тут я поклонился в пояс дорогим моим зрителям, микрофон отбросил, как букет цветов.)

Бедные чувствительные женщинки и мужчинки. Жаль, никто не лишился чувств. Микрофон пронзительно так взосвистел (а есть слово-то такое?), и Станислав Константинович засмеялся в полной тишине. Смеялся он на моей памяти впервые.

– Я считаю, – сказал он, – это определенно первое место.

Так все и было, прям по-чесноку.

Все решили, по ходу, что я подманиакаливаю, и меня пожалели. А я думал, что мы обсудим.

Один только Ванюшка-дурачок сказал мне, между прочим, что на Авроре только я последний в курсах, что это такое – грех. Поместил в своей памяти эти слова. Искать: рубрика «Удивительно удачные комплименты и пожелания, высказанные олигофренами».

Макся меня теперь, конечно, наказал, и на набережную я гулять не пойду.

Ну и на хуй набережную.

А кроме того, я считаю, что Карфаген должен быть разрушен.

Рушить! Рушить! Рушить! Ломать не строить.

Скукота.

Речь Бори ужасная и совершенно непозволительная. Помимо всего прочего, было просто невежливо испортить всем праздник таким образом. А еще хуже, что он считает теперь себя победителем, потому что Станислав Константинович высказался про его номер в том духе, что нужно дать Боре первое место.

И хотя это явно был такой сарказм или ирония (не очень вижу разницу), все равно в результате никого не судили, праздник Боря сорвал, и потом мы только птиц пытались выгнать.

Надеюсь, ничего Боре серьезного за такое не будет. Эдуард Андреевич говорит, что в связи с процедурами, которые мы проходим, и ксеноэнцефалитом, которым мы страдаем, такие проявления очень даже возможны, и стоит простить Боре некоторую экспрессивность.

Речь была, повторюсь, ужасна, но я задумался о себе. Я уже говорил: физически я сильный, но не очень ловкий. Я часто причиняю боль случайно, часто что-то ломаю весьма неумышленно. В детстве, когда я в первый раз поехал в деревню к бабушке, я так сильно обнял там цыпленка (цыплят я прежде видел только на картинках), что задушил его (это ужасно и до сих пор меня мучает).

И вот после Бориной речи, гуляя по набережной, я так сильно ощутил одну вещь, и сейчас ее ощущаю.

Я нечто такое, что создано причинять боль.

Сегодня вечером нашли ежа. Он повредил себе лапку и плохо бегал, его окружили щенки Найды и лаяли на него.

Володя спросил у работников столовой строительные перчатки. В столовой их не нашлось, но нашлись в подсобке.

Я, конечно, всех предупредил, что еж может быть бешеный, но никто не поверил.

– У меня и так уже есть энцефалит, – сказала Валя. – Одним энцефалитом больше, одним меньше. Может, я их коллекционирую.

Я восхитился ее смелой позицией, а потом и сам забыл о бешенстве. Мы очень сильно выхаживали ежа. Перевязали ему лапку и шину наложили, напоили водой и дали кусочек мяса.

Ежам нельзя давать молоко! От молока им становится плохо. Это важное правило, помните его, если имеете дело с ежами.

Судьба ежа очень беспокоит меня.

Это замечательный еж. Есть на Авроре ежи, привезенные когда-то с Земли (наш вот такой), а есть и свои. Аврорианские ежи живут в реках и ужасно ядовиты. Чем-то они похожи на земных утконосов, только колючих. Думаю, лучше сравнивать местную фауну с земными животными, потому что люди на других планетах, скорее всего, знают о земных животных многое.