Красная тетрадь - Беляева Дарья Андреевна - Страница 81

4. Совершенно все, что делает человек, может быть редуцировано к биологии.

(Развитие предыдущего пункта. Мне очень понравилось, что Эдуард Андреевич назвал Борю агрессивной обезьяной. Также Эдуард Андреевич сказал, что даже расселение в Космосе, полеты и все самое великое, чем мы привыкли гордиться, – все равно сводится к простой биологии. Жизнь экспансивна, приматы любопытны, и этим определяется все. Или, к примеру, животное желание следовать за сильным лидером определяет иррациональную жестокость фашистских режимов.)

5. А самопожертвование и любовь?

(Об этом спросила Валя, и Эдуард Андреевич без запинки сказал, что люди – социальный вид, кооперация и дружба помогают выживать большему количеству особей, любовь самки обеспечивает самца гарантиями продления собственных генов, а самку – гарантиями помощи самца. Дружба и любовь – адаптивные стратегии, у животных есть нечто похожее. Что касается самопожертвования, то Эдуард Андреевич говорил о самом благородном примере. Он сказал: представьте человека, жертвующего собой ради чужого ребенка, кажется, это вершина человечности. То, чего нет у животных. Но суслики, к примеру, при опасности не спешат бежать, а предупреждают своих сородичей. Иногда они жертвуют собой, чтобы успели спастись детеныши. Люди остаются животными, даже когда совершают величайшие вещи на свете. И сколько бы имплантов люди ни поместили внутрь своих тел, они навсегда останутся животными.

На мой взгляд, этот подход очень циничен. Гораздо приятнее признать, что в мире есть беспричинная доброта. Кстати, Эдуард Андреевич рассказал, что среди муравьев тоже есть настоящие герои. Они совершают самоубийство, чтобы уничтожить как можно больше врагов с помощью липкого и едкого секрета, который выливается из них.)

Эдуард Андреевич имел в виду, что мы, зараженные паразитами приматы, ничуть не бо́льшие животные, чем здоровые приматы.

Просто обычные животные.

Другое дело, что Эдуард Андреевич не отрицал того, что мы опасны, не отрицал, что мы хуже себя контролируем. Он, по-видимому, имел в виду, что нет никакого абстрактного добра и зла, нет никакого континуума, на одной стороне которого животные, на другой люди, а в середине – мы с нашими червями в голове.

Такого континуума нет, а есть просто множество очень разных вариантов жизни.

Не знаю, как к этому относиться, но подумать о таком очень интересно.

Ванечка мне сегодня сказал, что большинство из тех, у кого червь в голове, никогда не окажутся в такой ситуации, где станут страшнее обычных людей.

Вернее, он сказал не так. Я попрошу его записать все дословно, потому что я не хочу забыть эту мысль.

ТАКИЕ МЫ ВСЕ КАК ДРУГИЕ ВСЕ ЛЮДИ НИ АТЛИЧАЕМСЯ ПРОСТА ТАК.

А ЕСЛИ ЗАБАЛЕЕМ ТАГДА СИЛЬНА АТЛИЧАЕМСЯ.

ЕЩЕ ЧАСТА БЫВАЕТ ХАРАКТЕР ДУРНОЙ У МНОГИХ НО ЗА ХАРАКТЕР НИЛЬЗЯ СУДИТЬ.

Это уж слишком резкое высказывание. Совершенно ясно, что не все мы плохие, однако не стоит думать, что дефектная относительно здоровых людей нервная система совершенно не влияет на социальное поведение.

Я в своей жизни встречал в основном исключительно хороших людей (если не считать мужчину с ксеноэнцефалитом, который напал на людей с ножом в молочном магазине), но все-таки статистика говорит о том, что мы совершаем преступления чаще.

Да и посмотри на Борю.

Да, посмотрите все на меня! Единственный и неповторимый, садист даже по меркам расы потенциальных преступников. Надо же, всего добился, бля.

Хоть что-нибудь, например, что делаешь?

Я в порядке, отъебись, делать мне нечего, как писать в твой детский дневничок.

У нас на Авроре бананы не растут и совсем не приживаются. Есть у нас и довольно жаркие места, но, видимо, не настолько.

Я никогда не пробовал банан, а вот моя мама – пробовала. Целый ящик замороженных бананов ей подарил папа.

Мама говорит, что на вкус бананы похожи немного на мороженое, но с едва заметной кислинкой и не такие сладкие.

Дени Исмаилович недавно вернулся из Космоса, и он тоже привез с собой бананы. В поезде они разморозились (в Космосе морозят вещи так, что они остаются морожеными несколько суток, даже если вокруг жара), но Дени Исмаилович не хотел есть бананы. Тогда он попросил тетушек из столовой снова эти бананы заморозить, а потом сказал, что наши технологии заморозки ужасно несовершенны, и все бананы стали невкусными.

В общем, он хотел их выбросить.

Когда мы об этом узнали, то стали его отговаривать – это ведь такая редкость. Дени Исмаилович очень расстроился, что мы никогда не пробовали бананы и выдал нам по одному.

Так бы мы и попробовали сегодня бананы, но в это время в столовую вошел Эдуард Андреевич, он увидел у нас бананы и сказал:

– Этим маленьким обезьянкам ничего, кроме мяса, пока нельзя.

– Даже мне? – спросил Боря.

– Пока что, до экзамена, даже тебе.

– А почему нельзя? – спросил Дени Исмаилович.

– Их просто стошнит, и всё. Сейчас они абсолютно плотоядные. Через пару месяцев все придет в норму, и они попробуют бананы где угодно в другом месте, не убивайтесь так, Дени Исмаилович.

В тот момент я почувствовал, что Дени Исмаилович очень расстроился из-за нас, а еще ему стало немного отвратительно оттого, что мы едим только сырое мясо. Он это, конечно, видел в столовой, но тут вдруг задумался, и стало ему очень неприятно.

Эта неприязнь его самого расстроила.

Я сказал:

– Но подождите! Бананы можно все равно не выбрасывать! У нас есть всеядные друзья.

Дени Исмаилович засмеялся:

– Рад буду с ними поделиться.

Мне не хочется, чтобы ему было с нами неприятно. Он вроде бы хороший человек и товарищ наверняка надежный.

Только вот тяжело ему тут и неловко.

Мы собрали наших друзей, оказалось, что Мила бананы пробовала – ей привозил их из Космоса папа, а вот Алеше и Ванечке папа бананы не привозил. Диана сказала:

– Ничего себе! Это так вкусно! Я бы ими только целый день и питалась.

– Как обезьяна, – сказал Боря.

– Не завидуй.

– В последнее время Боре нравится говорить об обезьянах, – сказала Фира. – Может, вырастет биологом.

Мы засмеялись. Боря тоже смеялся. Странное дело, всякий раз, когда я смотрел на него, то думал, как ему больно. Эту боль было видно в движениях, мимике и голосе, буквально во всем, она пропитывала его, как кровь пропитывает ткань одежды.

Но Боря все-таки продолжал смеяться, когда что-то казалось ему смешным. Удивительная способность. Сейчас я еще слишком маленький, чтобы понять, общечеловеческое ли это – смеяться, когда хочется плакать, или все-таки особая Борина идея насчет того, как жить эту жизнь.

Ванечке бананы особенно понравились. Он аккуратно очищал желтые шкурки, а потом снимал эти странные ниточки с мякоти.

– Банановые лианы, – говорил он. – Смотрите.

Банановые лианы выглядели немного отвратительно да и ничем на лианы похожи не были.

– Вкусно, наверное, – сказала Валя.

– А то, – сказал Ванечка.

Мила от бананов отказалась, чтобы нас не дразнить.

– А почему ваш папа не привозил вам бананов? – спросила Фира у Ванечки.

– Не знаю, – сказал он. – Наверное, он про них забыл. Он забывчивый. Вкусные. Или не хотел делиться. Хотя это странно. Папа же хороший.

– А ваш…

Тут Фира замолчала. Боря вздрогнул. Теперь его отец принадлежал только ему.

– А, – сказал Боря. – Он не закусывает.

Все засмеялись, но быстро замолкли. Только Ванечка продолжал есть.