Принцесса на горошине (СИ) - Риз Екатерина - Страница 13

Я сглотнула. Затем проговорила негромко:

- Я не держу. Он делал это, потому что меня любил.

- Любил, - кивнул Григорий Филиппович. – Очень любил. Он всю свою любовь тебе отдал.

Я невольно улыбнулась. Секунду размышляла, после чего сказала:

- Он должен был мне рассказать. Потом, когда я повзрослела. Я бы его поняла.

- Да как такое расскажешь? – отмахнулся Лысовский. – Признаться в том, что тебя бросили, не оценили? Это для мужика такой удар по самолюбию. Его пережить надо. Сашка, мне кажется, так и не пережил. Да и признаться дочери, что придумал смерть её матери… Он надеялся, что ты не узнаешь. Она ведь не интересовалась тобой все эти годы. Конечно, ты можешь сказать, что у неё шанса не было… Но и попыток тоже не было, Марьяна, я точно знаю. И поэтому… подумай десять раз, прежде чем позволять ей вернуться в твою жизнь.

Я вздохнула раз, другой, после чего честно призналась:

- Лучше бы я всего этого не знала.

- Лучше бы, - кивнул Лысовский. – Но тут уж на удачу… Я тоже надеялся, что не всплывет эта история. – Григорий Филиппович протянул руку через стол и накрыл ею мою ладонь. – Марьяна, надо сделать всё возможное, чтобы эта история в прессу не попала. А зная Любу… Думаю, она и дочку свою… другую, похоже воспитала. Ты её сейчас прогнала, и чем это закончиться может для тебя, неизвестно.

- И что вы предлагаете?

- Прощупать почву, пока не поздно. Я, конечно, своих людей подключу, но… в наше время интернета, сама понимаешь.

Я кивнула.

- Понимаю.

Похоже, придется делать шаг назад, и снова встречаться с Лилей.

Всю дорогу домой я молчала. Думала, а Пал Палыч на меня с подозрением косился. Точнее, оборачивался время от времени, и пытал меня взглядом. Я притворялась, что не замечаю. Рыков вздыхал, отворачивался, но затем не выдерживал, и снова на меня смотрел. Ждал моего решения.

Дома меня поджидал сюрприз. Дмитрий Алексеевич на диване в гостиной. Пил кофе и просматривал какие-то бумаги. Пиджак снят и повешен на спинку соседнего стула, узел галстука распущен, и, вообще, Дмитрий Алексеевич, судя по всему, чувствовал себя вполне комфортно. В домашней обстановке.

В первую секунду, увидев его, я остановилась в дверях, после чего решила, что глупо таиться, и нужно принимать реальность такой, какая она есть. То есть, Абакумова в своём доме. Как никак, а я его люблю. Последние два года люблю. И в последнее время частенько себе об этом напоминаю.

- Привет, - сказала я.

Димка голову поднял, посмотрел на меня. Спустя мгновение улыбнулся.

- Привет, - отозвался он легким тоном. Меня, если честно, отпустило.

А ведь до момента его улыбки я даже не осознавала до конца того напряжения, что меня неожиданно накрыло. Но он улыбнулся, и я поняла, что продолжения ссоры не будет, и на душе стало легче.

- Где ты была?

- Ездила к Лысовскому, - призналась я. Подошла ближе, кинула на кресло свою сумку, скинула с ног туфли на каблуках, и устроилась рядом с Абакумовым на диване. Ноги под себя поджала.

Дмитрий Алексеевич за мной наблюдал.

- Советоваться?

- Вроде как, - вздохнула я. Пристроила локоть на мягкой спинке дивана, подперла рукой голову.

- И что он говорит?

Я молчала. Раздумывала, стоит ли Димке знать о происходящем. А потом решила, что если не стоит, тогда и сидеть на этом диване рядом со мной, ему тоже не стоит. Но я ведь не хочу взять и прогнать его, да? Я его люблю.

«Люблю», проговорила я мысленно, будто смакуя это слово на языке.

«Надо было выдать тебя вовремя замуж», вдруг пронеслись в моей голове слова Лысовского. «Сейчас всё было бы по-другому».

Не знаю, что это вдруг накатило на меня, но в горле встал комок, глаза зажгло, я поняла, что слёзы готовы пролиться, так горько вдруг стало, в один момент, и я поторопилась откашляться. И заговорила:

- Это не по работе. Нужно было прояснить один вопрос… связанный с моей семьёй. – Я сделала глубокий вдох. – Дима, мне надо тебе кое-что рассказать.

И я рассказала. Взяла и рассказала. Как сама понимала, как запомнила, как смогла выразить. Абакумов выслушал, хмурился, но не перебивал. За что я была ему благодарна. Если честно, собственный пересказ услышанной недавно истории моего появления на свет, внесло немного ясности в моё сознание. Я будто взглянула на ситуацию со стороны.

А вот Димка, судя по всему, всерьёз впечатлился.

- Бедные родственники? Марьяна, ты ведь несерьёзно?

Я посмотрела в один угол, затем в другой угол комнаты. Осторожно заметила:

- Дима, это не просто родственники. Речь идёт о моей матери.

Он отложил бумаги, которые до сих пор держал в руках, с дивана поднялся.

- А мне кажется, речь идет о шантаже. Тебя пытаются припереть к стенке.

- Что ж, - вздохнула я, - у них получается.

Абакумов забегал по комнате.

- Лысовский прав. Нужно немедленно принять меры. Не дай Бог вся эта история выйдет в свет. Да нас всех с потрохами съедят!

- Кого это – нас? – не удержалась я от вопроса.

Дмитрий Алексеевич остановился передо мной, взглянул выразительно.

- Марьяна, я знаю, что ты злишься на меня, но, мне кажется, что не время.

- Я не злюсь, Дима.

- Ты понимаешь, какой масштаб может принять этот скандал? Александр Дегтярев «похоронил» свою жену! Заживо!

Я кивнула.

- Понимаю.

- Нужно решать вопрос радикально, - выдохнул он.

Я моргнула. Решила поинтересоваться:

- Это как? Похоронить её по-настоящему?

- Что за ерунду ты говоришь? – тут же возмутился он. – Нет, конечно. – Дмитрий Алексеевич упер руки в бока. – Придётся дать им денег, - сказал он. – Они же этого и хотят, да?

Я промолчала. Мне было неприятно об этом слышать. Мне бы, если честно, хотелось бы узнать, что дело не в деньгах, а именно во мне.

А вдруг мама хочет увидеть, узнать меня? Такое ведь может быть?

В гостиную заглянула Шура. На меня посмотрела, затем на Дмитрия Алексеевича. Поинтересовалась:

- Ужин подавать?

Абакумов кивнул.

- Подавайте, Шура.

В его голосе проскользнули хозяйские нотки, для себя я этот факт отметила, но обсуждать, даже раздумывать на этот счёт, у меня в данный момент желания не было. Поэтому я лишь кивнула Шуре, которая вопросительно на меня поглядывала.

- Я ей не нравлюсь, - сказал мне Димка, когда Шура вышла.

Я лишь плечами пожала.

- Тебя это беспокоит?

- Неприятно, знаешь ли.

Я за Димкой украдкой наблюдала, он прошёлся по гостиной, остановился у окна, сунул руки в карманы брюк. Он был привлекательным и притягательным мужчиной. Меня он тоже, в своё время привлёк и притянул к себе. Я даже влюбилась. А вот теперь смотрела на него, и чувство влюблённости во мне ещё было живо, но я уже не помнила, за что именно я его полюбила. Смотрела на Дмитрия Алексеевича и задавала себе этот вопрос.

- Дима, ты хочешь мне что-то сказать? – Вопрос вырвался у меня сам собой.

Он обернулся на меня через плечо.

- Мне кажется, своим присутствием в твоём доме, я уже всё сказал. Или ты не рада меня видеть?

- Рада, - признала я. – Мне не нравится быть одной.

- Только поэтому? Потому что тебе не нравится быть одной?

- Не придирайся к словам, пожалуйста. Я лишь пытаюсь уберечь свою психику и самолюбие.

- В каком смысле?

- Когда ты вернёшься обратно к семье, я снова останусь одна, и мне нужно быть к этому готовой.

- А если я не вернусь? Если я останусь с тобой?

Мои губы тронула понимающая улыбка.

- Сейчас очень удобно об этом говорить, - сказала я. – Я хотела услышать эти слова от тебя гораздо раньше.

- Я знаю. – Он вернулся к дивану, склонился надо мной, прижался губами к моей макушке, при этом, даже не тронув меня руками. Его губы были тёплыми и мягкими. – Ты сама не была к этому готова, Марьяна. Признайся. Ты не готова была пойти против мнения отца.

Я промолчала. В чём-то он был прав. Я не готова была в одиночку доказывать отцу, что люблю, что хочу именно этого мужчину, что есть достойная причина для того, чтобы стать разлучницей. Особенно, притом, что сам Дмитрий Алексеевич особого рвения не проявлял. Любовь проявлял, сексуальное желание проявлял, клятвы и обещания давал в огромном количестве, а конкретных шагов за два года так и не предпринял. Именно за это отец его и невзлюбил. Я это доподлинно знала. Папа был человеком слова, категоричным в некоторых вопросах, а Абакумову именно этих качеств и не хватало.