W&H (СИ) - "Тринадцатая Причина" - Страница 41

— Что это? — С лёгким отвращением Фестер открыл контейнер с едой, совсем не слушая ребят рядом.

— Обычная еда. Лучше съешь её, чем пчёл, — чуть успокоившись, ответила на вопрос дяди Уэнсдей. — Знаю, ты не привык к такому, но ничего другого нет.

— Оно даже не шевелится! — возмущённо фыркнул мужчина.

— Съесть пчёл? — Кажется, Гарри был настолько шокирован происходящим, что не стал спрашивать про шевелящуюся еду.

— Надо оторвать им жало — на вкус будут вполне ничего, — поделился с ним Фестер. — Как кузнечики в кляре.

Гарри испытал дикое желание побиться головой о стену позади. Семья Аддамс оказалась ещё страннее, чем казалось изначально. Он требовательно воззрился на Уэнсдей, пытаясь забыть слова про кузнечиков и пчёл.

Подруга думала недолго и после короткой паузы начала говорить:

— Дядя опознал нашего монстра. Это хайд. Сейф в «Белладонне» хранит дневник Натаниэля Фолкнера, где собраны описания всех изгоев, — сказала Уэнсдей обстоятельно и слегка недовольно.

— Как в «Джекил и Хайд»?

— Да. Читал?

— Нет, — Гарри отрицательно мотнул головой, — просто слышал.

— Неважно. Хайд в повести и наш имеют мало общего. — Уэнсдей повернулась к своему дяде, который размазывал по контейнеру картофельное пюре. — Я поговорила с Вещью, и он согласился помочь.

— Замечательно! — Фестер повернулся, на несколько секунд озаряя двух друзей своей улыбкой, а затем снова скис, возвращаясь к своей еде и смотря на неё так, словно это худшие помои на свете. — Надеюсь, мы не проторчим там всю ночь.

Гарри с Уэнсдей провели выделенный на занятия в клубах час с Фестером. Хоть он и морщился, но съел свою еду, а затем несколько минут изображал удушье. Остальное время говорил мужчина, Гарри изредка вставлял свои реплики, а Уэнсдей просто молчала, сверля стену недовольным взглядом. Её дядя рассказывал забавные, хоть и зачастую весьма мрачные истории, а также кратко прошёлся по своей семье, вызывая у Гарри невольную улыбку. А под конец выдал несколько весёлых фактов о детстве своей племянницы, чем вызвал у Гарри смех, а у его подруги — мрачное выражение лица.

Хоть первое знакомство у Гарри и Фестера не заладилось, но впоследствии мужчина показался ему весьма весёлым и добродушным человеком. Да, он был своеобразен, относился к жизни и смерти людей с насмешкой, но, как позже выразилась сама Уэнсдей, её дядя в семье самый добрый и отзывчивый человек, неспособный причинить кому-либо вред. Говорила она с несомненной теплотой, но так, словно он душевнобольной. Гарри подумал, что в странной семье Аддамс именно Фестер является самым нормальным, раз остальные его таковым не считают.

Друзья договорились встретиться позже, в одиннадцать вечера, и вместе спуститься в помещение «Белладонны». Гарри был доволен, что в этот раз Уэнсдей не смогла скрыть от него что-то важное.

***

— Я извинилась дополнительные два раза. Не понимаю, что можно сделать ещё.

Гарри с Уэнсдей шли по коридору в сторону тупика со статуей Эдгара Аллана По, тихо переговариваясь между собой. На плече девушки замер Вещь, выбивая какой-то мотив своими пальцами. Кажется, он был чем-то доволен.

После слов подруги о том, что она извинилась уже два раза, Гарри понял, почему Инид выглядела такой радостной весь сегодняшний вечер. Он не без гордости подумал о том, что это наверняка его слова повлияли на то, что несгибаемая Аддамс всё-таки наступила на горло своей гордости и попросила прощение… ещё раз.

— Дай ей время остыть, — слегка подумав, ответил Гарри. Он не стал рассказывать, что видел счастливую после извинений Уэнсдей Инид. — Думаю, утром у вас всё нормально будет.

— У нас и так всё нормально, — фыркнула Уэнсдей.

Гарри промолчал и лишь бросил взгляд на Вещь. Тот посмотрел в ответ, если его движение обрубком можно так охарактеризовать.

Уэнсдей подняла руку и два раза щёлкнула пальцами — статуя быстро и почти бесшумно отъехала назад, пропуская мимо себя двух учеников.

— Дядя Фестер? — позвала Уэнсдей, спускаясь по лестнице вниз. Рядом шёл Гарри, рассматривая рисунок на полу. Человеческие черепа, как символ каких-нибудь тайных обществ, вызывали у него мрачные ассоциации.

— Кто такой «дядя Фестер»? — послышался хорошо знакомый голос, и Уэнсдей с Гарри остановились, рассматривая, как из-за колонны выходит Ксавьер, держа в руке толстую книгу.

— Что ты тут делаешь? — не растерялась Уэнсдей, предпочитая задать встречный вопрос и не отвечать на полученный.

— В отличие от вас, — Ксавьер окинул их недовольным взглядом, — я состою в этом клубе и имею право здесь находиться.

— Официально клуб был закрыт тридцать лет назад. Так что ни ты, ни мы находиться здесь права не имеем, — без промедления парировала Уэнсдей.

— И что вам надо в нашей библиотеке? — Ксавьер фыркнул, проигнорировав её. — А, постойте, вы наверняка ищете что-нибудь о монстре?

— Да. — Гарри предпочёл лишний раз не напрягать обстановку. Уэнсдей и Ксавьер смотрели друг на друга как кошка с собакой.

— Зря стараетесь, я перерыл здесь всё, но ничего не нашёл. — Художник отвернулся и поставил книгу на полку.

— Удивительно, правда? — не скрывая сарказма, Уэнсдей фыркнула и повернулась, собираясь уйти. Только сейчас Гарри понял, что Вещь пропал, видимо, решив не показываться на глаза Ксавьеру.

— Намекаешь, что это я мог скрыть всю информацию о монстре?! — В ярости Ксавьер буравил взглядом спину Уэнсдей. Гарри устало выдохнул.

— Ты всегда оказываешься рядом, когда появляется монстр. — Она замерла перед лестницей, но затем всё же передумала уходить и пересеклась взглядом с Ксавьером.

— Только я? — со злой иронией фыркнул он, чуть ли не тыкая пальцем в Гарри.

— Если ты о Гарри, то я его подозревала долгое время наравне с тобой. Но в свете открывшихся фактов мои подозрения оказались беспочвенны, — ничуть не сбавляя обороты, ответила подруга.

— Я с самого первого дня был на твоей стороне! — проговорил Ксавьер, едва сдерживаясь, чтобы не начать орать. На взгляд Гарри, эта фраза прозвучала достаточно жалко. — Спас тебе жизнь. А в ответ? Ложь и обвинения?

— Никто тебя не обвиняет… — начал Гарри, вставая между ребятами. Напряжение в помещении росло с каждой секундой.

— Пока нет доказательств, — вставила Уэнсдей, и он бросил на неё гневный взгляд.

— …и я не верю, что ты монстр, — закончил свою мысль Гарри.

— Хоть у кого-то в этом месте остались мозги, — пробурчал Ксавьер, успокаиваясь.

Художник прошёл мимо ребят, направляясь на выход, но перед лестницей он остановился и полуобернулся, смотря на Уэнсдей:

— Зачем мне спасать тебе жизнь? Верить, быть рядом и помогать? — Ксавьер выглядел расстроенным.

— Потому что с какой-то стати я тебе нравлюсь. — Взгляд Уэнсдей вильнул в сторону.

— Неужели? — Ксавьер с отвращением оглядел девушку сверху вниз и ушёл не прощаясь.

— Зачем ты его выводишь из себя? — задал вопрос Гарри.

— Потому что меня раздражают убийцы и лжецы.

— Шериф Галпин считал, что твой отец убийца, и что получилось в итоге? — Гарри нахмурился.

— Галпин-старший вцепился в дело тридцатилетней давности из личной неприязни к моему отцу, — фыркнула Уэнсдей. — Пошёл на поводу у эмоций и не хотел смотреть на ситуацию объективно.

Разгореться новому спору не дал Фестер, который спустился с приставной лестницы и проговорил:

— Ну и напряжение у вас тут, конечно. Даже жаль, что я не учился в Неверморе.

Дальше спорить или ругаться никто не стал: впереди их ждал сейф и дневник. Но перед этим разыгралась сценка, когда Вещь напал на Фестера в попытке задушить. Они всё упоминали какой-то инцидент в Каламазу. В конце концов порядком раздражённая Уэнсдей остановила драку коротким приказом, хотя она и не смогла пресечь колкие высказывания своего дяди в сторону Вещи, когда тот взламывал сейф.

Дневник Фолкнера выглядел потрёпанным временем. Его листы пожелтели, но буквы остались вполне читаемы, как и зарисовки изгоев. Гарри никогда не видел подобных существ, как те, что были изображены на страницах. Возможно, типы изгоев изучают на старших курсах Хогвартса, но он ещё до них не дошёл, чтобы знать наверняка.