Линкор «Альбион» - Конофальский Борис - Страница 16

– Остановись немедленно! – леди Кавендиш перевела взгляд и, увидав высокого человека с грязными, длинными, до плеч, волосами и в грязной, некогда белой рубахе, продолжила: – Доктор Мюррей, прикажите этому существу убраться от меня и впредь ко мне не приближаться.

Человек с длинными волосами повернулся к ней, а потом взглянул на лысого и лениво крикнул:

– Сунак, уберись от госпожи! – и уже успокаивающе добавил. – Миледи, он сыт, послушен и только что справил свои половые потребности, и вообще он никогда не причинит вам вреда.

Это леди Кавендиш видела и сама, в ауре лысого смуглого человека отчётливо читалось лишь раболепие, граничащее с готовностью пресмыкаться. Но он был противен герцогине, и она с заметной силой толкнула смуглого человека концом трости. И продолжила путь к доктору, который, стоя над одним из лежащих на столе существ, держал в окровавленной руке скальпель. Но Сунак последовал за нею, сгорбившись в почтении, и доктору пришлось на него прикрикнуть:

– Сунак! Хватит бездельничать! Зашей девятнадцатому пациенту кишку, а потом промой и зашей ему брюшную полость, я с ним закончил.

– Да, масса, – согласился смуглый человек, поклонился и короткими шажочками на цыпочках побежал к девятнадцатому «пациенту» делать, что велено.

Леди Кавендиш уже подошла к столу, рядом с которым стоял доктор, и хотела что-то ему сказать, но тут в большой клетке у стены зарычала лежащая на полу, в луже крови и мочи, самка гориллы, у которой был вскрыт череп и освобождён от кожи правый бок так, что видна была её печень.

Почтенная дама поморщилась от такого шума и спросила:

– Почему она так кричит?

– Я немного недооценил болезненность операции и то, что она затянется. А морфий я ей давать бесконечно не могу, вы же просили меня…, – тут доктор Мюррей сморщился, как от чего-то противного. – Вы же просили меня экономить.

Эта его гримаса очень не понравилась герцогине, она буквально впилась глазами в искажённую физиономию доктора: тот не в первый раз выказывал ей свою непочтительность. Выказывал прямо в лицо. И она прекрасно видела в его ауре недовольство, граничащее с раздражением… Да-да, этот выходец из низов, из самых мерзких простолюдинов, которого даже и богатым нельзя было назвать, вовсе не собирался пресмыкаться перед представительницей одной из самых родовитых фамилий Британии. Но леди Джорджиана вынуждена была это терпеть – эти его выходки, и эту его непочтительность, и эти его гримасы недовольства, – ведь в отличие от предыдущего вивисектора, который ей служил, доктор Мюррей был гением. И поэтому она просто напомнила ему:

– Содержание вивисектория, в котором вы проводите свои эксперименты, обходится мне дороже, чем содержание всего моего двора.

Его кислое выражение вовсе не изменилось, и он парировал:

– Возьму на себя смелость напомнить вам, что я занимаюсь здесь не только своими экспериментами, ещё я тут работаю на вас, миледи, и только сегодня днём мне привезли на разборку несколько моих бывших работ, как ещё живых, так уже и полностью утраченных.

– Я пришла спросить про них, – произнесла герцогиня. – Что с ними?

– Одна модель-страж мертва, пробито сердце, но просто заменить его я не смогу, вся структура сильно повреждена токсином; вторая ещё жива, но тоже повреждена ядом, кое-что из её органов я, конечно, смогу использовать, но и эта модель пойдёт на разборку, а модель-сыщик, – он опять морщился, – просто в утиль. Ещё модель-шпик, ей поставлю новую ногу. В общем, если вы хотите восстановить свой состав, мне потребуется две гориллы, шимпанзе и три человеческих гипофиза. Мужских.

– Две гориллы? – переспросила леди Кавендиш с большой долей сомнения. – А знаете ли вы, мой любезный друг, сколько мне придётся заплатить торговцам, чтобы они привезли из середины Африки ещё двух горилл?

– Понятия не имею! – весьма высокомерно заявил вивисектор. Он ещё и вызывающе хмыкнул при этом.

Но леди Кавендиш и это стерпела, так как сей неприятный тип был весьма ценен и для неё, и для Интеллидженс Сервис. И только сказала:

– Гориллы стоят очень дорого, поэтому я и прошу вас собрать из того, что вам привезли, хотя бы одного нового стража. Тем более, – она указала тростью на клетку с растерзанной гориллой, – у вас после этого эксперимента пара нужных органов всё равно останется.

– Я буду стараться, – обещал доктор нехотя. – И не забудьте про гипофизы, миледи. И прошу вас, передайте своим ловцам, пусть не собирают пьяниц по кабакам, они мне не нужны, я буду их возвращать. Пусть хватают матросов в порту, они прекрасно подходят.

Он едва заметно поклонился и хотел уже приступить к работе, от которой его оторвали, но герцогиня снова заговорила:

– Доктор Мюррей.

– Да, миледи, – он был недоволен тем, что она ещё не ушла.

– Я всё-таки решила поменять глаза.

– Это мудрое решение, – отвечал доктор. Но в его тоне отчётливо слышалось: ну наконец-то поняла, старая карга, что жить с такими глазами просто унизительно. – Вы нашли подходящего донора?

– Кажется, нашла, – отвечала леди Кавендиш . – Это молодые глаза.

– Прекрасно, – сухо сказал Мюррей. – Они не повреждены?

– Я и хотела про это узнать. Дело в том, что девка отравилась.

– Каким ядом? – сразу уточнил доктор.

– Предположительно кураре.

– Это плохо, этот яд повреждает многие ткани организма, тут придётся быть внимательным. И тщательно исследовать глаза.

– Донор уже мёртв, и на тщательное исследование времени нет. – Герцогиня волновалась, что хорошие глаза молодой мёртвой фанатички испортятся. – Я хочу, чтобы вы поставили глаза сегодня.

– Сегодня? – доктор отрицательно покачал своею головой. – Это исключено.

– Боюсь, что мне придётся настоять, – леди Кавендиш уже начинала злиться. Она была уверена, что у юной фанатички отличные глаза, и хотела заполучить их во что бы то ни стало. Герцогиня знала, что проклятые попы из далёкой и холодной России отбирают себе в послушники для борьбы с британскими интересами отличный человеческий материал. И она продолжала весьма пугающим тоном, причём не постеснялась вложить в него свой дар: – Я прошу вас, доктор, со всем вниманием отнестись к моей просьбе.

И с доктора сразу слетела его спесь, куда только подевалась, но противиться дару ментала высшего ранга не мог даже такой заносчивый и чванливый человек, как Мюррей. Он сразу сбавил тон и стал объяснять:

– Миледи, я работал весь день, а операция по пересадке органов зрения – дело весьма тонкое. Тонкое, миледи. Мне будет нужно срастить зрительный нерв и сшить кучу мелких мышц. А я уже изрядно подустал. Сунак у меня двужильный, но ведь вы не захотите, чтобы вашими глазами занимался он.

– Конечно не захочу, – всё ещё пользуясь своим даром, говорила герцогиня. – Всё, что касается операций с моим телом, по нашему с вами договору, должны производить вы лично, не перепоручая вашим улучшенным.

– Да-да, я помню, но сегодня я уже устал. Лучше займёмся вашими глазами завтра.

– Но донор уже мёртв, дальше его глаза будут только портиться. Вы же сами мне говорили, что лучше изымать органы у ещё живых доноров.

– Да-да, я так говорил, но вашего донора мы разместим в леднике, уверяю вас, с его глазами ничего не произойдёт, если, конечно, они не повреждены токсином.

Теперь он был вежлив и подобострастен. Совсем не такой, каким был пару минут назад. Даже смотреть на его изменение было ей неприятно.

«Плебей. Плебеи никогда не смогут противостоять дару. Как бы ни были они заносчивы, как бы ни были богаты, дар ломает любого, у кого нет внутренней силы. Только особые люди, раса господ и воинов не гнётся перед даром, – подумала леди Кавендиш и мысленно добавила: – Ну, ещё и фанатики как-то научились противостоять дару».

– Надеюсь, завтра утром у вас найдутся для меня силы, доктор, – сказала она и, не дождавшись ответа, пошла к выходу.

Как и все берега всех бесконечных рукавов Эльбы, Татенберг был застроен сплошными рядами простых складов и крепких пакгаузов. Днём здесь было необыкновенно оживлённо, но ближе к вечеру местность пустела, так как проживающих здесь людей было не очень много. Моряки, вышедшие пройтись, докеры на пирсах, что остались на ночные выгрузки, извозчики и водители паровых повозок. Пока леди Рэндольф доехала сюда, день уже покатился к закату, и если в городе все улицы были забиты экипажами с отдыхающей публикой, то в этом районе наступали тихие сумерки. У одного из пакгаузов с крепкими воротами и маленькими зарешёченными окнами её экипаж остановился, после чего водитель скинул давление в котле, со свистом выпустив в воздух некоторое количество пара. Видимо, знал, что хозяйка в этом месте задержится.