Гражданская война (СИ) - Лопатин Георгий - Страница 32

— Вы ушлепки, кажется, не поняли с кем имеете дело… Разрешения открыть пасть не было. Запомните твари, игры кончились. Рот можно открыть только в случае разрешения командира. У вас теперь нет права даже попросить о разрешении открыть свои поганые пасти! Ни для того, чтобы что-то спросить, ни для того чтобы что-то уточнить и тем более предложить или пожаловаться. Приказы, какими бы они ни были, хоть скакать на одной ноге, выполняются немедленно!

Климов, взяв винтовку у одного из своих бойцов, примкнул штык и выщелкнув магазин, подошел к одному из урок и срезав путы с его рук, вложил в них винтовку, отдал приказ:

— Добить раненых.

Тот ошарашенно посмотрел на полковника. Видно, что из воров и «мокрыми» делами не занимался.

Климов достал пистолет.

— Сейчас-сейчас! — засуетился тот. — Я…

Бах!

Урка упал с прострелянной головой забрызгав мозгами окружающих.

— Что же вы такие тупые… Я же ясно сказал, рот не открывать.

— Ты, — срезал Климов веревки со следующего. — Добить раненых.

Этот оказался умнее и вскоре на поле воцарилась полная тишина.

— Более того, у вас теперь нет права даже на имя! Будет только номер!

«Как у клонов», — мелькнула мысль.

Ну а дальше пошел процесс переодевания. Все необходимое привезли на грузовиках. Штрафникам выдали старую форму и тут же через жестяной трафарет вытравливая ткань хлором наносили номера, на грудь, спину и рукава. На шинели так же наносили номер, а самим шинелям обрезали полы до середины бедра, а из получившегося куска ткани приказали скрутить остроконечный колпак загнув макушку назад. Нормальных шапок не хватало для нормальных солдат.

Порядки ввел как в дисбате. То есть, передвижения только строем или бегом и ни минуты свободного времени: муштра, отработка штыковой, копка земли… иногда просто по принципу: «отсюда и до обеда».

Что до номеров, то тут все просто. Первым шел цифровой номер батальона, к примеру «1», далее буквенное обозначение роты, например «Б» и личный номер штрафника с добавкой в конце если это командиры сотни (КС), полусотни (КП) и десятка (КД) с дополнительной циферкой.

К примеру, тот понятливый добивальщик заимел номер 4-В-302-КП1. То есть четвертый батальон, рота «В», порядковый номер 302, командир первой полусотни.

Командира у батальона как такового не было, его роль исполнял выделенный офицер от той бригады, к которой придавался штрафбат. Естественно, что этот комбат просто посредник в передаче приказа от комбрига и в атаку штрафбат не поведет.

Всего в роте насчитывалось сто человек, то есть пять взводов по двадцать штрафников, а в батальоне три роты. Порядковые номера шли сквозными по батальону, ибо их предполагалось придавать различным подразделениям, а не сводить в полки.

Всего сформировали десять штрафбатов. Каждому дали штандарт из белого полотнища с черной «решеткой» из четырех прутьев и цифрой внутри.

«Ну вот, теперь можно развивать наступление», — удовлетворенно подумал Михаил.

Запредельная жестокость по отношению к криминалу, что конечно же станет известна всем и каждому, имела второе главное дно. Ибо это не жестокость ради жестокости, а элемент психологического прессинга для остальных. Урки при приближении РОДа чтобы не попасть под пресс с последующим пополнением штрафбатов из тех, кто останется в живых после зачисток, либо начнут массовый исход из городов и вообще из зоны влияния РОДа, либо станут собираться в крупные банды-отряды, чтобы обороняться вместе с большевиками и это их единение можно и дальше продолжать использовать против политических противников. И даже если большевики вдруг решат официально откреститься от союза с бандитами, наконец осознав, что теряют доверие простых людей из-за непрекращающегося насилия, устроив охоту на варнаков еще более жесткую — тоже в общем-то неплохо, ибо с организованной преступностью нужно кончать без сантиментов и неважно от чьих рук они все полягут.

Текст от Sturmflieger

Сидя за письменным столом в номере одесской гостиницы «Бристоль», где разместился штаб РОД, Елена размышляла над тем, какая сумасшедшая жизнь у неё началась с недавних пор. Могла ли она подумать ещё пару лет назад о чём-то таком? Размеренное житьё-бытьё в отцовском особняке в Париже, светские сборища, общение с парижским бомондом и парижской же богемой — две планеты двигающиеся по мало соприкасающимся орбитам. Словно и нет никакой войны.

Всё изменилось с момента знакомства с штабс-капитаном русского экспедиционного корпуса. Нет, это нельзя было назвать любовью с первого взгляда. Поначалу этот нахал даже не слишком ей понравился — как раз своим нахальством и тем, что опрокинул её идеалы, довольно смутные и наивные, как оказалось. Но Климов всё же впечатлил девушку, запомнился, и заставил думать о новой встрече. Которая состоялась, а потом ещё и ещё...

Грубоватый и циничный офицер оказался интересным собеседником, и вообще неординарной личностью. Елена вскоре поймала себя на том, что с Климовым ей было намного проще и легче чем со своими парижскими знакомыми и даже с семьёй. На всякие условности Михаилу было глубоко пофиг, как он выражался, за время их знакомства она услышала от него много слов и выражений которые раньше слышать не доводилось, но они довольно точно подходили к ситуации. А его песни! Необычные, непривычные, но берущие за душу! В светских салонах и богемных сборищах она никогда такого не слышала!

Постепенно Елена стала ждать их встреч с нетерпением. А затем, революция в России сблизила их ещё больше. Климов вовлёк ее в политическую деятельность, и ей это очень понравилось. Всё таки, она похоже, родилась авантюристкой. Не такой, конечно, как Жанна де Клиссон, Львица Бретани, или Жюли д'Обинье, но тем не менее...

Это с рождения приглушалось в ней родительским воспитанием, нянюшками, боннами, гувернантками, учителями, классными дамами, и кто знает, пробудилось бы, если бы не знакомство с Климовым. Вспомнив учительниц и классных дам в Смольном, Елена хихикнула — что бы они сказали, увидев её сейчас? Впрочем, она тоже не могла представить как может теперь выглядеть Смольный, ставший штабом большевиков и резиденцией их правительства.

Печатанье и распространение листовок и прочей агитации от имени ФРФ, привлечение богемных знакомых к революционной пропаганде, наконец, участие в похищении братца Грегуара, для давления на папА, вместе с его дружками-идиотами (последних совсем не было жалко — нечего было пускать на неё слюни и раздевать сальными взглядами!). Разъезды по бурлящей революционной Франции под чужими именами, и наконец, Первый Мужчина в её жизни, который оказался именно таким как она мечтала ещё девчонкой в Смольном и даже лучше! Елена вспомнила рассказы более опытных подружек об «этом», и победоносно усмехнулась: её Михаил и в постели оказался лучше! Во всяком случае он научил её многому такому, о чём те подружки явно даже и не слышали...

Девушка покраснела и тяжело задышала, почувствовав жар в нижней части живота...

«Так, хватит подруга, возьми себя в руки! — приказала Елена самой себе. — Ещё не хватало чтобы все увидели, что товарищ Извольская по товарищу Климову даже не сохнет, а мокнет! Хотя, те кто нас видел, наверняка догадываются».

Счастье Елены немного отравляли догадки о количестве женщин, с которыми её полковник так «натренировался», но она старательно гнала эти мысли от себя: «Плевать, сколько их там было до меня! Больше не будет! Теперь у него буду только я!»

Елена попыталась вернуться к лежащим на столе бумагам. Работы было много. В ходе фантастического похода корпуса из Шампани в Бессарабию, через пять европейских стран, сразу после её присоединения к РОД, на девушку навалилось много обязанностей. Она стала фактически личным секретарём и переводчицей Климова, благо хорошее знание французского, английского, немецкого, и некоторое знакомство с итальянским позволяли ей делать эту работу вполне качественно. Кроме того, она возглавила структуру, которую Климов окрестил непривычным но точным словом «политотдел».