Совиный сказ (СИ) - Завадская Анна Владимировна - Страница 32

Ну, не пешком же заставлять идти на воскресную службу отрока, в самом деле! Так что естественно, что Глеб ещё вчера вечером договорился с извозчиком об аренде на весь день четырёхместной коляски. Почему на весь день? А вдруг Тихону плохо станет? Бегать, искать в воскресенье коляску? Да уж лучше сразу за весь день заплатить и быть уверенным в том, что коляска точно будет.

Конечно, это дорого. Целый серебряный рубль. Но зато все спокойно доедут до церкви и приедут в дом Горислава Ивановича, а не придут пешком, как обычно. А деньги… Ну, они с Василисой готовились к тому, что после появления ребёнка в их семье расходы возрастут. И кое-какой запас накопить успели. Знали, что ребёнку понадобится и новая одежда, и школьные принадлежности. Отрок приходит в дом родителей, словно новорождённый. Без единой вещи, обрывая все старые связи. Ну, в большинстве случаев. Хотя, если посмотреть, многих талантливых мещан заранее присматривают семьи боярских детей и стараются попасть на княжий пир в нужный срок. Но опять же, не у всех это получается.

— Да, матушка, всё хорошо. Я просто переволновался и долго не мог уснуть, вот и всё, — с улыбкой ответил отрок, присев на сидение коляски.

Глеб с улыбкой наблюдал за тем, как супруга беспокоиться о воспитаннике. Нет, всё же о приёмном сыне. Хотя и то, и то название использовали для обозначения тех отроков, кто вошёл в семью после череды испытаний, но вот эмоциональная нагрузка этих слов подразумевала разное. Либо ты просто относишься к ребёнку, как к чужаку, которого обязался воспитать и не более, либо ты воспринимаешь его сыном своим, пусть не по крови, но по духу.

Сама супруга уже сидела в коляске. В праздничном шелковом платье и кокошнике. И нет, она была одета не в тот же костюм, в котором они присутствовали на пиру у великого князя. Кокошник был скромнее, кубелек — менее цветастый, а украшений было меньше. Сейчас хватило лишь парных браслетов из серебра, ожерелья из пяти нитей речного жемчуга, жемчужных же серёжек и парных серебряных браслетов, гнутых из цельной пластинки серебра с чеканкой и червлением.

— О, чуть не забыл, — вдруг стукнул себя ладонью по лбу Тихон и достал что-то из кармана нового парадного кафтана. — Матушка, это я для вас приготовил. Получился не очень красивым, конечно, но я бы хотел, чтобы вы его надели и не снимали.

И лишь когда предмет оказался в руках у Василисы Никитишны, а сам Глеб сел рядом с Тихоном, батюшка понял, что именно подарил отрок своей матушке. Браслет. Простенький, из шёлкового шнура и стеклянных бусин. И вроде бы ничего в нём особенного не было, простая дешёвая безделушка, но Глеб этой простоте не поверил. Вот только сейчас смотреть на браслет взглядом одарённого, Глеб не стал. Не на улице же!

— Благодарю, сынок, — с улыбкой сказала Василиса Никитишна. — Ты поможешь мне его надеть? Я такой способ крепления в первый раз вижу. Ой! Глаша! Подарки батюшке и матушке!

— Несу, несу, сидите спокойненько, не суетитесь, — выскочив из калитки с большим свертком из крепкого сукна, сказала Глаша. — А то он, молодой хозяин никак закрепить браслет не мо… О, обшиблась я, и договорить не успела — а уже всё готово. Ваше благородие, да у вас талант к рукоделию! — закончила свою фразу кухарка, сев в коляску.

Вообще, да. То, что Тихон смог сделать этот браслет самостоятельно — удивило Глеба. Не настолько, чтобы это удивление отразилось на лице Глеба, ведь отроки-слабосилки боярских детей часто шли в мастеровые и ремесленники. Но обычно подобный путь избирали после десяти, когда ребёнок проваливал испытание силы и не показывал особых талантов к учёбе. Искали, кто примет в ученики, к чему есть склонность у отрока. Дерево или камень, глина или кость, кожа или ткань? Что больше нравится? Что лучше получается? Только-только начинали это изучать. И поэтому то, что Тихон УЖЕ мог создать нечто подобное — было удивительно.

Но ещё удивительнее было то, как в последние дни изменилась Глаша и Иван. Если раньше Глаша была лишь рада, когда Василиса Никитишна сама выходила на рынок и лишь помогала супруге Глеба убирать в доме, то теперь она полностью взяла на себя и покупку, и готовку, и даже уборку! Конечно, это не означало, что сама Василиса Никитишна теперь весь день только и делала, что в оконце на улицу глядела. В доме всегда много работы, особенно, когда появляется новый член семьи. Подогнать одежду, вышить её обережными узорами, подготовить сменные комплекты постельного белья и новых полотенец. Возможно, именно понимая это, Глаша с Иваном и освободили Василису Никитишну от всех ежедневных забот по хозяйству? Чтобы она смогла спокойно заняться так любимым ей шитьём и вышивкой? Наверное, да. Ну а иначе зачем им менять уже устоявшийся порядок в доме?

А вот и Иван. Естественно, тоже не через парадный вход в доме, он уже закрыт Глебом. А вот ключи от флигеля находятся у Ивана и Глаши. После воскресной службы ведь кухарка и дворник отправятся в свои дома, где их ждут на воскресный обед свои семьи. Нет, если бы Глеб Гориславович был старшим в роду Совиных в этом воеводстве, то именно ему пришлось бы устраивать воскресный пир после осеннего и весеннего равноденствия. И тогда никто бы из прислуги никуда уйти не мог. Но тогда бы и прислуги было больше, и жил бы он не в казённом доме. Хотя… Есть рода, в которых и не осталось никого, кроме одной семьи. Им и пиры-то устраивать такие незачем.

Дождавшись, пока Иван сядет на козлы рядом с кучером, Глеб сказал:

— Ну, поехали.

Поднимаясь по ступенькам парадной лестницы храма Всех Святых, Тихон ни на минуту не прекращал контролировать свою мимику. Потому что настроение было не лучшим. И тому было много причин, основной из которых была именно ночь без сна. Тело-то Тихона отдохнуло, а вот разум — не особо. А тут ещё и первый выход в общество, которое не знакомо с такими благами цивилизации, как сериалы и программы новостей. Десятки любопытных взглядов, которые прожигали Тихона, тихие шепотки, сдержанные приветствия знакомых его новых родителей, вежливые вопросы о здоровье и скупые ответы на них батюшки и матушки.

Раздражало. Сильно. Хорошо ещё, что они поехали в коляске, а не пошли пешком, как большинство соседей. Ну, потому что идти-то до храма — квартала три от силы. Максимум — четыре. Брать на такое расстояние коляску — глупо, это Тихон прекрасно понимал. Как понимал и то, что это было сделано специально для его, Тихона, комфорта. И это как раз-таки и позволило избежать большинства расспросов и знакомств с соседями. Ну как, от соседей не сбежишь, познакомиться с ними придётся в любом случае, но уже позже, не сегодня. И не со всеми сразу, а по очереди. Что тоже было на руку Тихону. Потому что состояние отрока ещё было далеко до идеального.

Вон, только оказавшись на улице после трёх дней пребывания в кровати, Тихон еле справился с головокружением. Свежий воздух, только начинающее светлеть небо, суетливое оживление у каждого дома. Коляска — это благо. Можно было не пересиливать свою слабость, судорожно вливая в своё ослабленное тело ману и начинать укрепление тела, а позволить себе спокойно сесть на мягкую лавку и полюбоваться предрассветным небом. И никто не начнёт паниковать, а с участием спросит о самочувствии, поинтересуется, удобно ли, можно ли ехать или, может, стоит всё отменить и остаться дома. Даже неудобно стало из-за подобной заботы.

А ведь сегодня ему ещё и презентовали абсолютно новый парадный костюм. И раз пять переспросили, удобно ли в нём, всё ли нравится или стоит что-то поменять. Можно подумать, Тихон не понимал, что поменять что-либо сейчас уже невозможно. Ну, возможно, был бы обычным десятилетним пацаном — и не понимал бы. А так… Да и о каком "нравится" можно говорить, если речь идёт о парадном костюме? Тут надо поблагодарить, что костюм нигде не жмёт и движения не сковывает. А то, что выглядит теперь Тихон как щёголь-павлин — так и что с того? Можно и потерпеть.

Да, Тихон не любил яркую, цветастую, одежду. И костюмы сложного кроя. По мнению Тихона, рубахи, штанов и простого короткого полукафтана было вполне достаточно. Но также Тихон понимал и силу первого впечатления. Поэтому и не сопротивлялся, позволив матушке нарядить его в столь цветастый костюм. Новый кафтан из изумрудного цвета парчи с узором из крупных желтых цветов, с серебряными пуговицами и широким кантом из жёлтого атласа по краю. Из такой же парчи была и отделка отворота колпака, сшитого из темно-зеленого атласа. Шелковый алый кушак, расшитый зелёными обережными узорами по краям. А поверх этого всего — опашень* из темно-зеленого дорогого сукна. И да. От щегольских красных сапог Тихону отвертеться не удалось.