Совиный сказ (СИ) - Завадская Анна Владимировна - Страница 37

"Молодец, Тихон, хороших родителей себе выбрал, умница. Тихие, скромные, богатством не отличающиеся, твёрдый средний класс. Всего лишь подьячий городской управы и домохозяйка, ага. Вот что мешало на пиру поинтересоваться их родителями?! Лень? Ладно, родители. У Совиных, оказывается, усадьба под Муромом! Усадьба!"

Тихон, в отличие от многих сверстников, прекрасно понимал, что это значит. Земельный надел в родовой собственности есть не у всех. Тем более, в центральных воеводствах. То есть род Совиных — из тех, первых, пришедших в эти северные земли и перешедших под крыло нового Рода. Понятно, что они всего лишь боярские дети. Но это лишь говорит о том, что на протяжении тысячелетия этим бездарным слабосилкам хватало смекалки и изворотливости ни разу не поставить на кон судьбу всего рода.

"Хм… Возможно, у меня ещё есть шанс на спокойную жизнь," — успокоился Тихон.

— Понятно, — сказал Тихон, делая шаг вперёд, к своим названным родителям. — Батюшка, ты у матушки свёрток забери, тяжёлый он.

— Тихон! И ты туда же! Мне и Глаши с Иваном хватает. Ну в самом деле! Он не тяжёлый! В нём и полпуда нет!

Понятно, придётся использовать запрещённый приём.

— Матушка, ну уважьте болящего ребёнка, — состроив жалобное выражение лица с печальными глазками, сказал Тихон. — Ну не носите вы тяжёлое, пожалуйста.

Стыдно, конечно, использовать своё милое детское личико в качестве инструмента для убеждения, но что поделать? Зато матушка безропотно отдала свёрток батюшке.

— Уже не ношу, не ношу, только не расстраивайся! Давай, идём скорее внутрь, — беря Тихона за руку, сказала Василиса Никитишна и шагнула на крыльцо.

*О частях домов. Подклет — нижний этаж дома, хором. В подклете жили слуги, дети, дворовые служители. В подклетах размещались погреба. Горница — чистая комната в крестьянском жилище у народов Восточной Европы. Горница устраивалась на втором этаже — над подклетом. Светлица (также светёлка) — горница с красными (большое окно с рамой) окнами. Окон в светлице было больше, чем в горнице. Светлица — самая светлая, освещённая комната жилища. Окна в светлице прорубались в трёх или всех четырёх стенах. В горнице окна устраивались в одной или двух стенах. И в светлице, в отличие от горницы, нет печи, точнее, топочной части печи. Только тёплый печной бок или дымоход, заштукатуренный и побелённый или раскрашенный. Терем (чердак-чертог, вышка) — третий (или более высокий) этаж хором, расположенный над горницей и подклетом. В теремах красные окна устраивались во всех стенах. К теремам пристраивались башенки — смотрильни. К терему всегда применялся эпитет «высокий». Вокруг теремов устраивали гульбища — парапеты и балконы, огороженные перилами или решётками.

**Саже́нь — старорусская единица измерения расстояния. В XVII веке основной мерой была казённая сажень, равная 2,16 метра и содержащая три аршина по 16 вершков.

— Ну, вроде всё нормально, — осмотрев одежду мужа и сына в тёплых сенях дома градоначальника, сказала слегка неуверенно Василиса Никитишна.

— Нормально, нормально, сударыня, — поправляя ожерелье на супруге, с доброй улыбкой сказал Глеб Гориславович. — Вы больше Тихона волнуетесь, Василиса Никитишна. Нельзя так.

— Подтверждаю слова батюшки, так нельзя, — сказал Тихон, рассматривая крупные яркие узоры на белёных каменных стенах прихожей.

Конечно, батюшка и сын оставили шапки и опашни в холодных сенях. А свёрток с подарками никто Василисе Никитишне так и не отдал. Что было логично и правильно по мнению самого Тихона и молчаливому согласию Глеба Гориславовича.

— Ну, тогда я вхожу, — сказал батюшка, толкнув свободной рукой дверь, находившуюся напротив входа в тёплые сени. — Мир дому сему!

Отвесив поясной поклон присутствующим в большой трапезной, батюшка прошёл вперёд, а его маневр со входом, поклоном и благим пожеланием, повторила и матушка. Ну, ритуалы есть ритуалы, особенно в мире магии, так что Тихон повторил действия батюшки и матушки точь-в-точь. Главное, не зависнуть в процессе приветствия на росписи на стенах и сводах большого пиршественного зала. Ну, ладно, не такого уж и большого. Всего-то десять на пятнадцать метров. То есть две сажени на три. И полторы сажени высотой.

И на весь этот зал из мебели были лишь парочка дубовых буфетов с выставкой расписной фарфоровой посуды на них, да пять столов, составленные вместе буквой П, каждый из которых был накрыт белоснежной скатертью с богатой обережной вышивкой ярко-алого цвета по краям. Ну, и лавки, за которыми уже сидели Совины. Так, не отвлекаться, слушать речь батюшки и матушки.

— Здравы будьте, батюшка, матушка, сродники мои, — с тем же поясным поклоном сказал батюшка, остановившись по центру зала за пару шагов до начала столов.

— И тебе здравия, сын мой, — с теплотой в голосе сказал седовласый мужчина, сидящий за главным столом в богатом кафтане.

— Здравы будьте, батюшка, матушка, сродники наши, — опять же с поясным поклоном сказала Василиса Никитишна.

И получила тот же ответ с той же интонацией в голосе. А вот Тихону желать здравия так было рановато. Сначала должна была идти фраза батюшки и ответ на неё деда. А, и не только фраза.

— Батюшка, матушка, сродники мои, позвольте представить вам сына моего названного, Тихона Глебовича. Прошу вас, примите сии подарки и дозвольте стать ему одним из рода Совиных.

Во всяком ритуале прошения нужна жертва. Чтобы что-то получить, ты должен что-то отдать. Силу, дар, духовную энергию — что угодно. Так и здесь. И хотя сейчас уже никто не выгонит Тихона на улицу в случае отказа деда принять в род названного сына, но ещё пару столетий назад такое бывало. Потом, правда, таких гордецов ждала немилость Рода, но… Люди есть люди, и многие готовы на всё, чтобы оставить род "чистокровным". Вон, ордынцы…

— Что же, отрок твой ладный, статный, да и ум свой показать успел, грех такого молодца в род не принять, — развернув свёрток и продемонстрировав всем сидящим "приданое" Тихона, сказал старший Совин. — Есть ли у кого из сынов моих возражения против ввода в род Совиных отрока Тихона Глебовича?

И гробовое молчание в ответ. Что Тихону понравилось, если честно. Когда Руби не просто усыновил Лайта, а ещё и сделал его своим наследником — это вызвало неплохое такое волнение среди вассалов рода Рито. И Руби тут же попытался по этому поводу отказаться от титула графа и передать его своему младшему брату, который и так фактически управлял графством. Да, это был хитрый план Руби, который бы позволил ему легализовать статус брата. Но он не ожидал такой волны недовольства. И ладно бы поносили последними словами самого Руби. Припомнили бы то, что он не занимается графством, а носится по всему миру, занимаясь непонятно чем. Так нет же, целью стал именно Лайт! Неприятно было — ужас. Сплетни, слухи, похабные предположения. Даже предполагали, что Лайт — бастард Руби. Возраст позволял. Короче, это было знакомство Лайта с человеческой гнусностью во всей красе. Только вмешательство императора и главных жрецов пяти великих богов, напомнивших заслуги Лайта, а заодно и спросивших с крикунов, где были они, пока Руби и Лайт боролись со злом во всех его обличьях. Естественно, после такого никто не позволил Руби отречься от титула графа. Естественно, Лайт стал его наследником.

— Так как никто не против, а я и вовсе рад такому внуку, то я, от лица патриарха рода Совиных, моего батюшки, Ивана Никифоровича Совина, принимаю в род Совиных Тихона, названного сына Глеба Гориславовича.

Тихон с облегчением выдохнул, вышел на шаг вперёд, отвесил собравшимся за столом людям поясной поклон и, наконец, сказал:

— Здравы будьте, дедушка, бабушка, сродники мои.

— Здрав будь, внук мой, — сказал с той же тёплой интонацией Горислав Иванович Совин, градоначальник города Кремны.

— Идём, Тихон, — сказал Глеб Гориславович, повернув налево.