Сказ о Халлеке Торсоне. Судьба Феникса (СИ) - Дмитриев Валентин Григорьевич - Страница 3

Халлек хмыкнул. Его самого однажды так послали, что он именно там и оказался. На самом деле, при кажущейся простоте тяжбы, повернуть её можно было двояко. Если баранов нельзя вернуть в живом виде, что скорее всего, то присудить виру в пользу хуторянина, и вся недолга. Однако вор, если верить пастуху, использовал особые хулительные речи. Сам он зарубил бы такого невежду на месте.

— Вора доставили? — спросил Халлек у дружинников, которые всегда присутствовали на подобных разбирательствах. Мало ли кому что в голову стукнет?

— Да, но он упорствует и утверждает, что не крал его баранов, — покачал головой старшина сегодняшнего наряда. — Привести?

— Веди, посмотрим.

Обвиняемый был связан и вид имел помятый. Волосы всклокочены, под левым глазом синяк с затёсами от боевой клёпаной перчатки. Халлек внимательно рассмотрел его, отмечая мелочи, которые любому нордхеймцу говорили больше, чем самая подробная опись примет.

А ворюга-то не наш, хотя умело рядится, — подумал он.

— Назовись людям, кто таков.

— Агмундом называют меня, вождь.

— Правду ли говорит Бергстейн, что ты украл у него скот?

— Нет, он ошибается. Я не крал скот вашего клана.

Халлек сощурился. На его первом общественном судилище никак нельзя было дать маху. Всё-таки лжецом Агмунд не назвал.

— Правду ли говорит Бергстейн, что ты обратил к нему непроизносимые речи?

— Правду.

Собравшийся в длинном доме люд зашелестел разговорами. Вот так с ходу признать один из худших общественных проступков требовало немалой смелости.

— Бергйстен, почему ты решил, что именно этот человек угнал баранов?

— Я застал его у Лосиного ручья. Он гнал перед собой одиннадцать баранов с нашими метками, и гнал в сторону Заставы Хафлиди.

— Так ли это? — Халлек перевёл взгляд на Агмунда.

— Всё верно, вождь. Я действительно гнал баранов вдоль ручья, в том месте, где ваши земли граничат с нашими. Но я не крал их. Они отбились от отары, их кто-то сильно напугал.

— Враньё! — вскинулся Бергстейн, — некому их тут пугать. У меня на хуторе лучшие овчарки на сотню миль кругом!

— Тихо! — Халлек поднял руку, — Агмунд, почему ты решил, что скот был напуган?

— В краю, где я родился, я был знахарем. Лечил домашнюю скотину. Умею различать поведение.

Всё верно, значит. Пришлый он, не обжился толком, хотя ещё год-другой, и от природного будет не отличить, — хмыкнул про себя Халлек.

— Разберёмся. Ты знаешь, что положено по нашим законам за такие слова, которые ты наговорил Бергстейну?

— Знаю, — приёмыш пожал плечами, — вира, поединок либо испытание.

— Что ты выбираешь? Учти, что отказаться от компенсации — Халлек намеренно ввернул заумное понятие из словарного запаса Весталии и не ошибся, заметив, как дрогнул взгляд Агмунда, — ты не можешь. Тебя казнят и закопают в полосе прилива.

— Пусть будет испытание. Денег на виру у меня не хватит, а воин я так себе.

По длинному дому вновь прокатился шелест и шёпот. Как бы там ни было, а отваги Агмунду явно не занимать — испытание проводилось раскалённым слитком железа. Причём он должен был пройти его первым.

В зал принесли жаровню с мехами. На подёрнувшиеся вишнёвым угли лёг железный брусок. Бергстейн, как обвинитель, встал к коромыслу и принялся качать воздух. Вскоре слиток побагровел, потом засветился алым и, наконец, достиг равномерного сливочно-жёлтого оттенка. Фриз Хугинсон взял клещи и положил раскалённый металл на бестрепено протянутую руку Агмунда. Слегка потянуло палёным, но на лице обвиняемого не дрогнул ни один мускул. И не было шипения горящей плоти. Все притихли, наблюдая, как законоговоритель отсчитывает время испытания ударами посоха.

Как только подток в десятый раз коснулся досок пола, Агмунд уронил слиток, показывая слегка покрасневшую правую ладонь.

— Оправдан! — объявил Халлек. — Бергстейн, ты должен принять этот приговор, и признать, что слова, обращённые к тебе, были сказаны неправедно, но не в обиду, а сгоряча.

Хуторянин покосился на Агмунда, шумно втянул воздух носом и выдохнул:

— Признаю.

— Оба за мной, есть разговор. Суд окончен! — Халлек встал с трона и направился к выходу.

Обитал он в новом просторном доме, построенном сразу после тинга. Для таких дел в клане всегда имелся запас сухого дерева, тёсаного камня и других материалов. Сам участвуя в строительстве, он добавил подсмотренное в других землях, в итоге жильё получилось просторнее и уютнее. Старейшины посудачили-посудачили, да и стали засиживаться в гостях почаще, греясь у большой белёной печи.

Усадив недавних спорщиков за стол, Халлек выставил бутылку южного вина, сыр, ветчину, несколько ломтей свежего хлеба.

— А теперь выкладывай, Агмунд, что спугнуло овец Бергстейна. Я знаю, что Лосиный ручей делает там поворот и уходит от заставы снова в наши земли. Так что ты действительно мог гнать их не к своим, а обратно — это сейчас не так важно. Но течёт он по безлюдной местности, где могло завестись что угодно.

Хуторянин вскинулся было, услышав про неважность овец, но наткнулся на взгляд вождя и, неразборчиво что-то пробурчав, закинул в рот ветчину.

— Не ведаю, что там могло быть. Но когда я жил в Хармине и лечил скот тамошних жителей, такое поведение указывало на близость какого-то опасного хищника. Не на таком расстоянии, что он может напасть прямо сейчас, но при случае — да.

— Бергстейн, а ты что скажешь?

— Что я скажу… — хуторянин посмотрел куда-то мимо, в стену. — Дней десять назад собаки облаяли одну скалу. Я подошёл, глянул. Там шерсть чья-то была. Чесался зверь, это точно. Не очень высоко, примерно вот так, — он показал рукой. — Выше волка, ниже снежного барса, не медведь и не росомаха, но их мои овчарки не боятся.

— На завтра собирайтесь, поедем посмотрим. Кто остался у тебя на хуторе?

— Да все мои там. Два сына взрослых, если что, отобьются. Построено крепко.

На следующее утро к хутору Бергстейна отправился небольшой отряд. Кроме Халлека, Агмунда и самого хуторянина, ехали семеро молодых дружинников, недавно вошедших в воинский возраст.

В половине дня пути от хутора отряд встал лагерем на опушке леса, уже окрасившегося редкой зеленью весенней листвы. Чуть в стороне из-за деревьев виднелась гряда скал. Бергстейн уверенно показал туда:

— Видишь, где обрыв с камнем, похожим на плавник? Там я шерсть нашёл.

Халлек кивнул.

— Сейчас уже поздно. Отдохнём и завтра всё обследуем.

Агмунд, походив по полянке и осмотревшись, подтвердил слова недавнего обвинителя.

— Всё верно, овец я перехватил чуть выше по течению ручья.

Утром, оставив в лагере двоих самых молодых дружинников, они направились к скалам. Халлек шёл впереди и первым заметил незнакомые следы.

— Что это за зверь такой? Колбьёрн, посмотри, — подозвал он одного из дружинников, хорошего охотника.

— Первый раз вижу, — сказал парень, изучив глубокие вмятины на влажной листве. — Четыре ноги, но ставит их как снежный барс. Когти как у медведя, а отпечатки не от всей стопы. Пясть остаётся в воздухе. Даже не знаю, кто это. Большой, — он померил следы пальцами, — наверное, локтей шесть-семь в длину, и тяжёлый. Пудов тридцать будет.

— Как иная лошадка, — протянул Бергстейн.

— Ага. Ну, лошадка не лошадка, а выгонять его надо. Иначе житья скоту не даст, — заключил Халлек.

Вход в пещеру, куда привели следы, был довольно просторным. В первый ряд поставили двух щитоносцев, за их спинами встали дружинники с тяжёлыми охотничьими рогатинами. Халлек запустил над головами светляка. Вскоре потянуло звериным духом. Внезапно до них донёсся скрежет когтей, послышался глухой рык, из-за поворота выскочила невиданная зверюга. Длинное гибкое тело напоминало кошачье, только многократно увеличенное. Чёрная глянцевая шерсть переливалась мелкими зелёными искорками, которые перескакивали с одного волоска на другой. Вытянутая массивная морда скалилась далеко выступающими клыками. Каменная крошка хрустела под каждым шагом. Тварь двигалась с неуловимой стремительностью, и через считанные мгновения ринулась на людей. Сомкнув щиты, дружинники успели упереть нижние кромки в землю, но подались под бешеным натиском. Через их плечи мелькнули рогатины, но зверь увернулся и отскочил, огласив своды пещеры недовольным урчанием.