Багаев лог - Москвитин Валерий Андреевич - Страница 24

— Я верю вам, — тихо вымолвил инженер и, закрыв глаза, откинулся на спинку стула. Какое-то время в кабинете стояла мертвая тишина. Фомин терпеливо ждал. Трушин заговорил неожиданно, не открывая глаз: — Это было так. Перед моей машиной промелькнула тень человека, и сразу же раздался резкий сильный удар. Машину сильно тряхнуло, у меня почти выбило руль из рук. Все произошло так неожиданно, что я не успел сбросить газ и коснуться педали тормоза. Автомобиль остановился только метрах в шестидесяти-семидесяти от места столкновения. Я вылез из кабины и пошел назад. На обочине никого не было. «Обошлось», — подумал я тогда. Но, оказывается, не обошлось, просто труп забросило далеко в кусты. А позднее я не только вас, но даже сам себя убедил, что задавил собаку, ведь нужно какое-то облегчение совести.

— Ну и как, облегчили вы совесть ложью? — поинтересовался следователь.

— Нет, — устало ответил Трушин...

Когда прокурор Сурин советовал Тельнову провести следственный эксперимент, ни один из них не предполагал, что это натолкнет следствие на неожиданные результаты, которые потребуют разъяснения.

В 22-00 Тельнов выстрелил из пистолета «Вальтер» калибра 6,35 мм в той самой лаборатории № 98, где погибла научный сотрудник Нина Тугушева. Но даже в полной тишине пустого в это время института звук выстрела, наверняка прозвучавший громче, чем тогда, днем, в приемной директора не был слышен. Эксперимент повторили при открытых дверях приемной — результат тот же. Открыли двери лаборатории, хотя во время происшествия они были заперты изнутри на ключ, — то же самое. Экспериментально установили, что выстрел пистолета, из которого застрелилась Нина, можно было услышать только в соседних лабораториях, но никак нельзя — в приемной директора. А материалы расследования свидетельствовали о том, что роковой звук слышали добрый десяток человек, находившихся в тот момент в приемной. Что же, все они лгут? И с какой целью? Подобное трудно было предположить и объяснить.

Следственный эксперимент, проводившийся в целях проверки и уточнения версии о самоубийстве Тугушевой, сводил на нет все ранее собранные доказательства.

Как следовало из показаний работников института, выстрел в лаборатории произошел в пятнадцать часов с минутами. Его звук гулко прокатился по институтским коридорам и кабинетам. Взволнованные сотрудники захлопали дверьми, бросились по коридору и безошибочно собрались у одной из лабораторий, двери которой оказались запертыми изнутри: в замочной скважине виднелся оставленный в замке ключ. Двери взломали. На полу, рядом с креслом, в неловкой позе, подогнув под себя одну руку и откинув в сторону другую, лежала Нина Тугушева. На левом виске у нее виднелась еле заметная кровоточащая ранка. Рядом с погибшей все увидели небольшой, похожий на игрушку пистолет.

Растолкав примолкших сотрудников, к Нине подошел ее муж. В наступившей звенящей тишине он опустился на колени и приложил ухо к ее груди. Когда он поднял голову, в его глазах стояли слезы. Что-то прошептав, он встал и, пошатываясь, двинулся прямо на замерших в оцепенении людей. Перед ним расступились. В тот же день Тугушев заявил следователю, что в гибели беременной жены виновен только он, из-за него Нина покончила с собой. Размазывая по лицу слезы, он просил его судить и запоздало клял свою интимную связь с секретаршей их отдела Шурочкой Колосовской.

Тельнов проверил заявление Тугушева. Оно подтвердилось. Первоначальные сомнения по поводу того, откуда у Нины взялось оружие, тоже рассеялись. Пистолет принадлежал отцу Тугушевой, работавшему в этом же институте, он его получил как фронтовую награду. Профессор, пепельно-серый от горя, винил, в свою очередь, только себя в смерти единственной дочери.

Версия о самоубийстве Нины с каждым днем становилась все более неоспоримой. Криминалистическая экспертиза дала заключение, что на рукоятке пистолета оставлены отпечатки пальцев погибшей. Но была во всем этом деле одна маленькая неувязка, которая мучила прокурора Сурина: Тугушева стреляла себе в левый висок, значит, она держала пистолет в левой руке. Почему? Эта неувязка усугублялась еще одной деталью. Дотошный Тельнов установил, что в школьные годы Нина занималась в стрелковом кружке и, как показал ее бывший тренер, неплохо стреляла из пистолета, при этом никогда не держала его в левой руке.

А если нет ответа на все вопросы, следствие необходимо продолжать. Поэтому Сурин и посоветовал Тельнову провести следственный эксперимент. Как выяснилось, результаты противоречат ранее собранным фактам.

Таково было положение вещей, когда дело принял к своему производству опытный криминалист, следователь по особо важным делам прокуратуры области Логинов. Его сразу же заинтересовал ключ от двери лаборатории № 98. К счастью, Тельнов, хотя и молодой следователь, при осмотре места происшествия не упустил такой, на первый взгляд, мелочи: ключ был изъят. Никаких видимых следов на нем не было, но тем не менее Логинов направил его на экспертизу, результаты которой позволили сделать вывод, что дверь могла быть закрыта не изнутри, а снаружи с помощью специальной отмычки, называемой в криминалистике «уистити». Это еще более поколебало версию о самоубийстве.

Долго Логинов ломал голову над результатами следственного эксперимента. Почему во время эксперимента звук выстрела не был слышен в приемной, в то время как в момент самого происшествия его слышали оттуда многие? Может быть, в патроне был усиленный заряд? Но специалисты дали ответ и на этот вопрос: заряд был обычным. Может быть, распространению звука в тот момент могла способствовать работа каких-либо институтских установок? Но и на этот вопрос специалисты ответили отрицательно. Наоборот, работа некоторых установок, действующих в лабораториях, могла только заглушить звук выстрела.

После долгих раздумий Логинов решил провести еще один следственный эксперимент и убедился в том, что во время работы установки в соседней лаборатории выстрел не слышен даже в коридоре. В день происшествия эта установка работала до 14 часов с минутами. А выстрел услышали примерно через час. Тельнов не упустил и такой «мелочи»: хотя осмотр места происшествия в день гибели Тугушевой был произведен детальный, он настоял на том, чтобы лаборатория была опечатана. Так что, осматривая лабораторию вторично, Логинов знал, что после того злосчастного дня в ней никто не был.

Именно при осмотре лаборатории следователь по особо важным делам и надеялся найти ответ на интересующие его вопросы. Это был даже не осмотр, а скрупулезное исследование. Сантиметр за сантиметром осматривал Логинов пол, стены, потолок, полки, пробирки, колбы, различные приборы. Заместитель директора института по науке давал ему пояснения.

Вечером лабораторию снова опечатали. А ночью кто-то пытался в нее проникнуть, но сработала сигнализация, подключенная накануне по просьбе Логинова. Этот факт укрепил его предположение о том, что разгадку нужно искать именно в лаборатории № 98.

К концу следующего дня на одной из верхних полок массивного металлического шкафа Логинов нашел осколки стеклянной реторты с бледным налетом непонятного вещества. Экспертное исследование показало, что в сосуде были смешаны нашатырный спирт и перекись водорода, при соединении которых выделяется аммиак. Накопление его в закрытой наглухо реторте и привело к взрыву.

Логинов предположил, что этот взрыв работники института и приняли за выстрел, а в действительности выстрел произошел до 15 часов, в момент работы в соседней лаборатории установки, и поэтому его никто не слышал.

Все эти данные натолкнули Логинова на мысль о том, что Тугушева была убита и убийцу следует искать среди тех, кто в момент «лжевыстрела» имел прочное алиби, то есть находился среди других людей и мог подтвердить это бесспорными свидетельскими показаниями. В создании такого алиби и заключалась цель ложного выстрела. Одновременно преступник, рассуждал следователь, должен быть близок к профессору, так как имел возможность завладеть его пистолетом, хранившимся у него на квартире в письменном столе. И еще одно обстоятельство, по мнению Логинова, сужало круг подозреваемых: убийца не входил в число людей, знавших об установке сигнализации в лаборатории № 98. Если бы следователь мог еще предполагать, каковы мотивы преступления, его задача была бы намного легче.