Отверженный VI: Эльфийский Петербург (СИ) - Опсокополос Алексис - Страница 11

— А давайте я позвоню Глебу? — предложил я. — И узнаю, где он.

— Я сейчас готов поставить миллион против сотни, что у него отключён телефон, — усмехнувшись, сказал Романов. — Но попробуй.

Я быстро достал телефон, набрал номер Глеба и под улыбки Романова и Милютина прослушал сообщение о том, что вызываемый абонент недоступен.

Денис Гордеевич Жилинский не любил гольф. Страдающему лишним весом эльфу не нравилось ходить по полям и размахивать клюшкой. Ни азарта гольфистов, ни их восторга при виде того, как маленький белый мячик закатывается в лунку, он не разделял. Но виконт Карингтон был ярым поклонником гольфа и любителем назначать деловые встречи в гольф-клубе. При этом британский консул считал, что просто пообедать в ресторане клуба недостаточно, нужно было провести совместную игру. Это, по его мнению, сближало джентльменов и помогало им научиться лучше понимать друг друга.

Жилинский придерживался иного мнения, но был вынужден раз в неделю составлять виконту компанию и тратить несколько часов жизни на нелюбимую игру, чтобы иметь возможность после этого, в течение часа в ресторане клуба обсудить с британским консулом текущие дела. По традиции Денис Гордеевич вознаграждал себя за мучения на поле рюмочкой холодной водки под горячий борщ.

— Хорошие новости, граф! Это, действительно, хорошие новости, — сказал виконт, после того как Жилинский рассказал ему об ультиматуме, выставленном петербуржскими эльфами федеральным властям. — Теперь главное, чтобы Седов-Белозерский принял необходимое решение, когда эти три дня пройдут. Как думаете, у него хватит духу?

— У него не останется выбора, — ответил Жилинский. — По сути, решение принято. Осталось лишь дождаться и дать команду. Всё готово, и все знают, какой ответ придёт из Новгорода. И если в этой ситуации у Николая Константиновича не хватит решимости воплотить в жизнь наши планы, то найдётся кому это сделать.

— Тогда ждём и смотрим, — сказал консул. — И очень надеемся, что Петербург рано или поздно примет помощь Британии. Вы ведь понимаете, что без неё будет трудно добиться выполнения поставленных вами задач.

— Я-то понимаю. Но чтобы это дошло до всех, боюсь, должно пройти какое-то время, и мы должны столкнуться с неприятностями на фронте. Седов-Белозерский очень боится попасть под влияние Британии, и его многие поддерживают.

Карингтон улыбнулся, достал сигару, раскурил её и сказал:

— Мне кажется, на месте этого Седова-Белозерского должен быть более решительный эльф. Например, Вы. Я уверен, если бы Вы возглавили независимый Санкт-Петербург, это пошло бы на пользу всем. Ну, кроме Новгорода, разумеется.

— Для меня большая честь, милорд, слышать эти слова и понимать, как высоко Вы меня цените. Но я уважаю Николая Константиновича и не хочу драться с ним за власть в такой ответственный момент, — ответил Жилинский. — У нас случаются разногласия, но пока они не критичны. Сейчас главное — добиться независимости. Если Седов-Белозерский будет делать для этого всё что нужно, я буду его поддерживать. Если нет, то будем думать. Но в любом случае я намерен всячески содействовать тому, чтобы сотрудничество между Британской империей и Санкт-Петербургской губернией вышло на новый уровень.

— Очень благоразумная позиция. Я надеюсь, у Вас всё получится, — сказал виконт, затянулся сигарой, выпустил тонкой струйкой дым и, будто говоря о чём-то малозначительном, добавил: — Кстати, Денис Гордеевич, коммерческим интересам Вашей семьи в Ираке больше ничего не угрожает. Лицензию на право недропользования вашей компании в британской экономической зоне королевская комиссия продлит уже на этой неделе.

— Благодарю Вас, милорд, — сказал Жилинский. — Я Ваш должник.

— Не стоит благодарности, граф. Это всего лишь небольшая дружеская помощь. И если Вам для расширения деятельности в Ираке понадобятся дополнительные кредиты, Королевский банк готов их предоставить. Беспроцентно. Как для друга британской короны.

Жилинский понял, что ему сейчас сделали предложение, отказываться от которого было глупо, а принимать — опасно. И Денису Гордеевичу захотелось заказать ещё водки. И не рюмку, а графин.

*****

Как я и обещал Александру Петровичу, сразу же из его администрации я выехал к бабушке. Терять было нельзя ни минуты. С хорошим водителем на машине премиум-класса можно было доехать до имения княгини Белозерской примерно за два с половиной часа — у меня имелось и то и другое.

Я сразу сказал Кириллу, что мы торопимся, поэтому он гнал так, что я на всякий случай наложил на него, на себя и на машину заклятия от физического урона. На тот случай, если водитель не справится с управлением, и мы вылетим с трассы. Но Кирилл своё дело знал хорошо.

По дороге я постоянно думал то о предстоящем разговоре с бабушкой, то о несостоявшемся с Аней. Всё это смешалось в кучу, у меня даже разболелась голова. Но постепенно на первый план вышли мысли об Ане. И это было неудивительно. Что толку думать о разговоре с бабушкой? Надо было приезжать и говорить. Там не было никаких загадок, ну разве что одна: где искать адвоката? Но тут мне голову ломать смысла не имело — у меня на этот счёт не было никаких зацепок.

А вот всё связанное с Аней было одной сплошной загадкой. Кто ей угрожал? Кто её похитил? Что значило её послание перед похищением? Так хотелось найти ответ хотя бы на один из этих вопросов. И мне казалось, что у меня есть шанс. Я рассчитывал, что как минимум смогу расшифровать её сообщение.

Что оно означало? Что было неправдой? Почему Аня не написала более подробно? Почему в сообщении не рассказала, что с ней происходит? Боялась, что телефон попадёт к похитителю, и тот прочитает переписку, поэтому и ограничилась лишь одной фразой? Но что эта фраза значила?

Я достал телефон, открыл сообщение и, наверное, раз сто перечитал его. Легче не стало — смысла его я не понимал. Что Аня имела в виду? Что было неправдой? Вздохнув, я начал убирать телефон в карман, и в этот момент меня словно ударило током — меня осенило, я понял, что значила эта фраза.

Видимо, Аню увозили не силой, а обманом. И, скорее всего, ей сказали, что она поедет с Глебом в Париж, чтобы она собрала вещи и сообщила о поездке родителям. Чтобы всё выглядело максимально правдоподобным. Возможно, и телефон сразу не забрали, чтобы родителям позвонила.

Аня понимала: ни в какой Париж она не попадёт, но именно это Денисовы и Васильевы будут говорить всем, кто станет её искать. А то, что я буду её искать, после того как она не пришла на встречу, она знала. И что привлеку Ивана Ивановича, догадывалась. И знала, что мы обратимся в первую очередь к её родителям и к Денисовым, и те ответят, что Аня в Париже. Поэтому она заранее написала мне, что эти ответы будут неправдой.

И ещё я не мог понять, как дед Глеба, если это действительно он похитил Аню, собирался потом выкручиваться. Я понимал, что старик Денисов мог сделать с Аней что угодно, например, подстроить несчастный случай на отдыхе или ещё что-то в этом роде. Но что бы он ни предпринял, без помощи Глеба у него бы не получилось потом выйти сухим из воды. Васильевы в любом случае спросили бы у Глеба про эту поездку, и ему пришлось бы врать, выгораживая деда, то есть, по сути, становиться полноценным участником похищения.

Я просто не хотел верить, что мой друг на такое способен. Пока я ехал, несколько раз позвонил Глебу, но его номер ожидаемо был отключён. Номер, с которого Аня прислала мне сообщение, тоже был вне доступа. Мне оставалось лишь надеяться, что она ещё жива. Самое ужасное, что я даже не знал, как теперь искать Аню. Если Васильевы поверили Денисовым и были уверены, что их дочь в Париже, бить тревогу формально не было повода. Да и опасно это было — дед Глеба мог избавиться от своей пленницы сразу же. А так был шанс, что она доживёт до того момента, когда мы её каким-нибудь чудом найдём.

К имению княгини Белозерской мы подъехали в восемнадцать десять. Я успевал поговорить с бабушкой и вернуться в Новгород, так как обещал Александру Петровичу, что на следующий день в девять утра уже буду у него и расскажу, как прошёл разговор. А вставать в пять утра и выезжать в половине шестого, чтобы гарантированно не попасть в пробки, мне не хотелось. Удобнее и логичнее было приехать вечером, спокойно переночевать в столице и быть у кесаря в девять без опоздания.