Отверженный VI: Эльфийский Петербург (СИ) - Опсокополос Алексис - Страница 56

— Твоя мать была другой. Когда я увидела её в первый раз на их с Николаем свадьбе, у меня появилась надежда, что в нашем роду может что-то измениться к лучшему. Таких светлых и добрых девушек я до этого не встречала. Признаюсь, я так и не поняла, как она могла влюбиться в твоего отца, но она его очень любила. По крайней мере, тогда.

Слушая бабушку, я не мог поверить, что это всё она говорит о моей матери.

— Твой дед сломал Олю почти сразу после свадьбы, — продолжила бабушка. — Николай не смог её защитить. Или не захотел. Волошины тоже закрыли на это глаза, им было лестно породниться с нашим родом. Один лишь Володя долго не сдавался. Он пытался спасти сестру, хотел не дать твоему отцу и деду затянуть Олю в это болото эльфийских архаичных устоев и диких традиций, он спорил с твоим отцом и даже ругался с дедом, но ничего не помогло. Они сломали твою мать, заставили её стать идеальной эльфийкой — безэмоциональной, холодной, бездушной. Но каким-то чудом она смогла передать тебе свои основные истинные черты. Ты добрый, заботливый и готовый пожертвовать собой ради других, как она когда-то.

— Я просто не могу поверить в то, что она была доброй и заботливой.

— Как ни грустно это признавать, но именно любовь в итоге превратила твою мать в ту холодную женщину, которую мы все теперь знаем. Очень уж Оля любила Николая и очень хотела стать для него идеальной эльфийской женой. Но ей не повезло с мужем и свёкром, она попала в семью, где хорошей женой можно было стать, лишь соответствуя понятиям трёхсотлетней давности. Вот такая ирония, мальчик мой, но мы с тобой выбрали не самое удачное время для такого разговора. У нас каждая минута на счету.

Бабушка взяла телефон и набрала номер отца.

«Только бы ответил, только бы ответил, только бы ответил», — мысленно повторял я, пока бабушка дозванивалась.

Отец ответил и после небольшого разговора с бабушкой даже согласился с нами встретиться. Только вот ехать в имении княгини Белозерской он отказался, сославшись на сильную занятость. Бабушка настаивать не стала, и в итоге договорились, что мы приедем к отцу.

— Давай собираться, — сказала бабушка, убирая телефон. — Через полтора часа мы должны быть у Николая. Ещё не хватало по дороге в пробку попасть и опоздать.

— Мы поедем на машине? — спросил я.

— А на чём ещё? Портал к особняку твоего отца я без маячка открыть не могу.

— Надо бы ещё как-то Александру Петровичу сообщить, что Дроздов всё вспомнил.

— Вот после встречи с Колей и сообщишь, сразу все новости расскажешь. А сейчас надо спешить.

— А можно задать Вам один вопрос? — спросил я бабушку, пока мы не вышли из кабинета.

— Про Каменского? — уточнила она, усмехнувшись.

— Да, про него. Как Вам это удалось? Я просто не мог поверить, когда увидел его здесь, да ещё такого довольного, радостного.

— Это было нетрудно, мальчик мой, я просто подобрала правильные слова и нашла способ их донести, — сказала бабушка, улыбнулась и добавила: — Когда-нибудь я тебя этому всему научу.

Отец уже минут десять — пятнадцать молча ходил по своему кабинету, бабушка сидела в кресле, а я стоял возле дивана — так сильно волновался, что просто не мог сидеть. Я смотрел на отца, на то, как он хмурится, вздыхает, мерит шагами кабинет, и понимал, что от решения одного эльфа сейчас зависят жизни тысяч: как эльфов, так и людей. Как по мне, это не совсем правильно, но что поделать, ситуация сложилась так, как сложилась, и от отца зависело, будет продолжаться война или нет.

Мы с бабушкой привезли Дроздова к назначенному времени, и адвокат рассказал отцу всё, что и нам, даже больше — добавил кучу мелких деталей и подробностей. Затем ответил на вопросы отца, коих было очень много. Беседа с Дроздовым заняла чуть больше часа, после чего отец поблагодарил Клима Георгиевича и попросил его ненадолго оставить нас — попить кофе или чай в гостевом зале, пока отец примет решение, что делать дальше.

Прислуга увела Дроздова в зал для приёма гостей, отец принялся расхаживать по кабинету, а мы с бабушкой — ждать. Чем дольше отец думал, тем тревожнее мне становилось. Я просто не представлял, о чём можно так долго размышлять — после рассказа Дроздова ситуация казалась мне предельно ясной. Видимо, бабушка тоже решила, что четверти часа для раздумий вполне достаточно, и сказала:

— Думай не думай, Коленька, а реальность признавать надо.

— Реальность — это независимый Санкт-Петербург! — заявил отец. — Мы добились этого, добились, заплатив высокую цену, и отступать не будем. Мы просто не имеем на это права.

У меня внутри похолодело, похоже, бабушка оказалась права — гордыня и упёртость не позволяли отцу признать, что он был неправ.

— Независимый Санкт-Петербург — это утопия, — возразила бабушка. — Реальность — это ненужная братоубийственная война, которую надо прекращать!

Бабушка сказала это довольно жёстко, я даже испугался, как бы отец не вспылил и не прекратил разговор, но, к моему удивлению, он на это отреагировал спокойно.

— Я не вижу причин, прекращать борьбу за нашу независимость, — заявил отец. — Из всего, что рассказал Дроздов, для меня имеет значение лишь то, что Романов не давал приказа об убийстве отца. Соответственно, у меня больше нет цели отомстить ему лично. Но вины с Романова это всё равно не снимает! Это он отправил отца в тюрьму!

— А мог повесить, вообще-то, — заметила бабушка. — Ты забыл, что Константин задумал государственный переворот и был арестован в процессе его осуществления?

— Это не так! — возразил отец. — Точнее, не совсем так.

— Коленька, мы можем на тему вины Романова рассуждать довольно долго, но факт остаётся фактом — руководители ордена покончили с собой, чтобы спровоцировать волнения в Петербурге.

— Признаюсь, я шокирован этим поступком, — сказал отец. — Но это лишь доказывает, как важна была для них независимость Петербурга. После этого мы точно не имеем права отступить. Петербург должен быть независимым!

— Знаешь, что я тебе скажу, Коленька? — спросила бабушка, растягивая слова, после чего встала и подошла к отцу.

Похоже, назревал конфликт. Я почувствовал себя очень неуютно в такой накалённой обстановке и присел на диван, стараясь быть как можно менее заметным.

— Я никогда не лезла к тебе с советами, мальчик мой, — продолжила бабушка. — Хоть я и не поддерживала твои действия, но считала, что ты имеешь право на месть Романову, пусть даже таким извращённым способом — развязыванием гражданской войны. Но сейчас, видимо, пришло время дать тебе один совет: признай, что твой отец просто сделал тебя инструментом для выполнения своей мечты! Безумной мечты, если уж называть вещи своими именами!

— Почему безумной? — возмутился отец, но, похоже, его возмутило лишь то, что бабушка назвала идею о независимости безумной, на её тон отец отреагировал нормально. — Всё осуществимо! Мы уже фактически добились независимости, осталось совсем немного, чтобы Новгород признал её официально!

— Николай, ты меня пугаешь! Я понимаю, раньше твой разум застилало желание отомстить, но сейчас начни уже рассуждать здраво! Независимым Петербургу не быть! Никогда!

— Вы ошибаетесь, бабушка! — гордо заявил отец. — Если Вы не расслышали, я повторю: в боях с федералами мы одерживаем одну победу за другой! На всех фронтах!

— Это потому что Романов дал приказ: отступать по всем фронтам, — возразила бабушка. — Он просто хочет избежать ненужных жертв. Войны ещё не было, мальчик мой!

— У нас достаточно сил, и на нашей стороне правда! — отец упорно стоял на своём. — Мы боремся за свободу! За независимость! За наше будущее!

— Независимость? Ты серьёзно? — бабушка всплеснула руками, такой эмоциональной я её ещё не видел. — Каково население Петербурга? Сколько здесь одарённых? Не бывает маленьких независимых государств, Коля! Ты это знаешь не хуже меня. Допустим, у тебя получится каким-то чудом добиться независимости от остальной России. Что дальше? Покажи мне, Коленька, хоть одну независимую маленькую страну! Ты знаешь такие? Я нет! Оглянись, мальчик мой! Посмотри на независимую Эстонию, которой руководят из британского посольства в Таллине, или на Литву, которой тоже руководит посол, но уже немецкий. Ты хочешь такой независимости? За такое будущее ты борешься?