Комплекс крови (СИ) - Эльберг Анастасия Ильинична - Страница 44

Мистер Хант принял из рук Марка прозрачную чашку. Кружка с надписью «Лучшему отцу» стояла на прежнем месте, несмотря на завал из папок. Грег предположил, что ее вообще редко трогали — помимо тех случаев, когда требовалось вытереть пыль. На пальце доктора Карлина поблескивало обручальное кольцо, но в кабинете не было ни следа фотографий жены или детей.

— Вы очень проницательны.

— Это моя работа. — Марк вернулся в кресло. — Художник похищал девушек с татуировками, рисовал эти татуировки, а потом убивал жертв, перерезая им горло. В точности так, как делает наш друг из Ночного квартала. Он оставлял убитых дам в той позе, в которой они делали последний вдох, и снова брал альбом, но изображал их уже без татуировок. С девственно чистой кожей.

Грег сделал глоток чая. Напиток пах медом и имел тонкий цветочный вкус.

— Очень необычно, доктор Карлин. Это я про чай, — быстро уточнил он.

— Не сомневался, что вы оцените, мой друг.

— Судя по тому, что вы не закончили работу, Художника не поймали.

— И да, и нет.

Мистер Хант вопросительно поднял брови, и Марк продолжил:

— Однажды вечером дежурный получил анонимный звонок. Молодая женщина гуляла с собакой и заметила, что в одном из особняков в старой половине города дверь распахнута настежь, а в окнах нет света. Патрульные, явившиеся на вызов, обнаружили в доме труп мужчины с перерезанным горлом. Позже криминалисты нашли в подвале рисунки, часть которых вы видели на фотографиях. В документах мужчина значился как Роберт Смит. Возможно, у него было несколько паспортов на разные имена. Особняк он получил в наследство от отца, работал в старом отделении библиотеки. Немногочисленные знакомые в один голос говорили, что мистер Смит был отличным парнем — добрым, скромным, отзывчивым, знал о книгах все, что только можно.

— По-моему, типично для маньяка, — вставил Грег.

— Весьма типично для многих из них, — согласился доктор Карлин. — Но это еще не конец истории. Полиция начала выяснять, есть ли у мистера Смита родственники. Сирота, ни братьев, ни сестер, холост. Но старушка-соседка упомянула о мальчике, которого иногда видела возле особняка. По ее словам, подросток, вряд ли больше восемнадцати. В доме не нашли ни намека на присутствие второго жильца, но старушка упрямилась: она была убеждена, что юноша жил в особняке мистера Смита. Она даже описала его: высокий, худой, темноволосый, смуглокожий, грустные карие глаза. Однажды соседка подошла к нему для того, чтобы угостить кусочком домашнего пирога — ей казалось, что он постоянно недоедает — но юноша не стал с ней разговаривать. В итоге полиция решила, что все это выдумки старой дамы, выжившей из ума.

Мистер Хант поднес чашку к губам, но так и не сделал очередной глоток.

— Вполне вероятно, что это правда, — сказал он.

Марк медленно покачал головой.

— Это произошло в 1985 году, Грегори. Лет через пять особняк выставили на продажу, и состоятельная пара пришла для того, чтобы все осмотреть. Глава семейства был большим знатоком вин, и его интересовало наличие помещений для погребов. В сопровождении агента по торговле недвижимостью он спустился на подземный этаж. Особняки старого типа — это замки в миниатюре. Кое-где можно отыскать разветвленную систему подземелий. В одной из тамошних комнат обнаружили миниатюрную спальню. Кровать и письменный стол, вот и все изыски. Даже ковра на полу не было.

Грег прикрыл глаза.

— Не уверен, что хочу слушать дальше.

— Сведя все данные задачи воедино, — продолжил доктор Карлин, проигнорировав слова собеседника, — полиция пришла к выводу, что юноша, о котором упоминала старушка, все же жил в особняке. В той самой подземной комнате. Более того — по описанию, которое она нам дала, он мог приходиться Роберту Смиту сыном.

— Вы хотите сказать, что люди из Ночного квартала … это его работа?

Марк наконец отпил из своей чашки и блаженно улыбнулся.

— Это чудесно, — прокомментировал он. — Отвечая на ваш вопрос, Грегори — нет, я так не думаю. Но что-то в этой истории не дает мне покоя.

— Тому юноше сейчас… около сорока, — быстро подсчитал Грег. — Если бы я провел детство в подвале, я бы сделал все возможное для того, чтобы убежать подальше. Почему он остался?

— Ответ заключен в вопросе, Грегори. Вы провели здесь детство. Вы не знаете другой жизни. Но повторюсь: я не думаю, что речь идет о сыне мистера Смита. На татуировки вы, конечно же, внимания не обращали?

— Насколько я знаю, нет. Но я спрошу об этом у детектива Нур. И передам ей детали нашего разговора. Большое спасибо за чай.

— Спасибо вам за то, что разделили его со мной. Надеюсь завтра увидеть детектива Нур в добром здравии.

Зима 1985 года, Треверберг

В этом году снег выпал рано: в конце ноября уборочные машины уже расчищали улицы, а сегодня отец целых полчаса выкапывал свой автомобиль, ставший жертвой ночного бурана. Он живет по четкому распорядку: уходит из дома в половину восьмого утра, возвращается в шесть вечера. Роберт любит зимние сумерки: он взбирается на чердак и смотрит из маленького окошечка на то, как город постепенно погружается в темноту. На чердаке нет электричества, приходится зажигать старые восковые свечи, но они нравятся ему больше ламп, потому что источают приятный запах и бросают на стены причудливые тени.

Роберт вспоминает, что много лет назад, когда он был совсем маленьким, мама смешила его, устраивая театр теней. Она изображала то злого волка, то принцессу, то привидение, изгибая пальцы возле огонька свечи, и стена превращалась в сцену. Иногда Роберту кажется, что он помнит мамино лицо. Как-то раз он даже попробовал нарисовать его, но ничего не вышло. Все дело в том, что он никто. Отец часто напоминает ему, что он не заслужил и собственной жизни, не говоря уж о таланте художника. Отец говорит, что маму Роберт тоже не заслужил, и поэтому ее теперь нет.

Спрашивать о маме нельзя, но Роберт часто думает о ней. Что означает фраза «ее теперь нет»? Может, она носила чужое тело, как гостьи отца с татуировками, и ее приговорили к очищению? Роберт пытается представить, как выглядели татуировки мамы. Наверное, то был растительный орнамент. Он любит растительные орнаменты. Когда Роберт рисует чужие тела женщин, которых отец приводит домой, то над растительными орнаментами работает дольше прочих. В них много деталей, много теней, много тонкостей. Роберт старается как может, но отец недоволен. В его комнатке под особняком есть целая стопка альбомов — и ни в одном из них нет хороших рисунков. Иногда отец спускается к нему и подолгу изучает их. Больше всего внимания он уделяет чужим телам, а на тела, прошедшие очищение, даже не смотрит.

В такие дни Роберт тихо сидит на кровати и ждет, что отец скажет ему что-нибудь хорошее, хотя в глубине души знает: он этого не заслужил, потому что он никто. Отец занимается важным, серьезным делом: возвращает заплутавшим леди их истинный облик. Функция Роберта — запечатлевать деяния его рук, водить карандашом по бумаге. По сути, он сам — карандаш. Карандаш, который давным-давно затупился, и теперь им невозможно нарисовать что-либо путное. Поэтому он не заслужил даже собственного имени, и отец обращается к нему так же, как к себе. Роберт думает, что он полюбил бы свое имя, если бы оно у него было. Но зачем ему имя, если он никто?..

Сегодня нет ветра, и снег опускается на землю большими мягкими хлопьями. Роберту нравится смотреть на то, как они медленно ложатся на газовые фонари. Женщина ведет на поводке двух собак с золотистой шерстью. В руке она держит пакеты с логотипом супермаркета «Полная корзина». Пакеты праздничные, с припиской «Счастливого Рождества». Роберт напрягает память. Какое сегодня число? Двадцать второе. Рождество на носу. Если бы он был кем-то, ему подарили бы подарок. Давно, еще в ту пору, когда отец смотрел телевизор, Роберт видел рождественский фильм. Семья, собравшаяся за столом, носки, развешанные на камине в ожидании подарков от Санта-Клауса, полосатые тросточки-леденцы. Интересно, что в пакете у той женщины, хозяйки собак? Подарки для детей? А если у нее нет детей и семьи? Она могла купить подарок самой себе.