Место под солнцем (СИ) - Эльберг Анастасия Ильинична - Страница 38

— Двадцать минут езды от города в северном направлении. Ты вернешься к вечеру?

— Нет. Я поеду домой. И Сезар, скорее всего, присоединится ко мне. У нас есть кое-какие дела. А у тебя, насколько я понял, вечер уже занят. Не лишай месье Кадара надежды. К слову, каков он в постели? Получше меня, должно быть?

Не дождавшись ответа, Халиф кивнул с недоброй усмешкой.

— Не хочешь говорить — не нужно. Жить ему осталось недолго. — Он поклонился с преувеличенной вежливостью. — Спасибо за завтрак, миледи. Не буду надоедать вам и звонить самостоятельно. Если захотите меня увидеть, сообщите об этом брату.

Весна 1977 года

Алжир

— Рад тебя видеть, Фуад. Поздравляю с новосельем. Дом великолепен. Надеюсь, под этой крышей ты обретешь удачу и в делах, и в любви. Королю нужна королева.

— Будь моим гостем, Саид. Ты согласишься пообедать с нами?

— Благодарю, но меня ждут дела. Я принес то, что обещал.

Сегодня мужчина, когда-то занимавший место одного из помощников судьи Аднана, сменил любимые им восточные одежды на деловой костюм и сошел бы за европейского или американского бизнесмена. Высокий, широкоплечий, с коротко подстриженными волосами и аккуратной бородкой, он всегда казался Фуаду человеком себе на уме, чересчур хитрым для низких постов. С такими держи ухо востро. Они мгновенно чувствуют слабость, как бы хорошо ты ни притворялся. Черные глаза Саида весело сверкнули, и он положил на обеденный стол дипломат из дорогой кожи.

— Немножко денег нам не помешает, — лениво улыбнулся Динар, сидевший по левую руку от Фуада.

Застежки дипломата щелкнули, и гость поднял крышку.

— Ого, — присвистнул Валентин. — Сколько здесь?

— Весь долг мадемуазель Брике, друг мой.

Фуад недоверчиво прищурился.

— Ты пересчитал?

— Трижды. Хозяйка была очень мила, угостила меня вином и предложила угощение послаще, но от последнего я отказался.

— И долго ты ее уговаривал?

— Она принесла деньги сразу же после того, как я переступил порог ее заведения.

Сидевшие за столом мужчины переглянулись. Положив дипломат перед собой, Фуад с минуту изучал его содержимое, а потом достал пару упаковок с банкнотами. Фальшивые деньги от настоящих он отличать умел, и банкноты, которые лежали перед ним, были самыми что ни на есть настоящими. На бумажных лентах, скреплявших стопки со стодолларовыми купюрами, красовалась эмблема банка Цюриха.

— Халиф добрался до своих швейцарских счетов, — вынес вердикт он. — На кого еще тратить деньги, если не на любимых шлюшек.

— Мог бы снять с них бумагу для приличия, — проворчал Динар. — Что за мужик, а? Он даже из тюрьмы умудрялся плевать нам в лицо!

— Какая вам разница, откуда взялись деньги? — вмешался Валентин. — Она вернула долг, остальное значения не имеет.

Фуад протянул Саиду несколько пачек с банкнотами и захлопнул дипломат.

— Благодарю за услугу.

Гость кивнул, пряча деньги.

— Всегда рад помочь.

— Чем ты теперь занимаешься?

— Пока ничем, но в скором времени мне понадобится работа. — Саид слабо улыбнулся. — Три жены, Фуад, и все хотят красивых платьев и украшений. В наши дни содержание женщин обходится дорого.

— Я устрою тебе что-нибудь. Приходи в пятницу.

— Заранее благодарен.

Когда дверь за гостем закрылась, мужчины вернулись к еде. Переехав в новый дом, Фуад, любивший европейскую кухню больше восточной, нанял повара-итальянца, и сегодня он расстарался вовсю. За супом минестроне последовала лазанья под острым соусом, за лазаньей — паста с несколькими видами даров моря. Динар, как всегда, ел с отменным аппетитом, а Валентин почти не притронулся к этому великолепию. Закончив со своей порцией лазаньи, он взял из плетеной корзины ломоть свежеиспеченного хлеба с хрустящей корочкой и начал медленно подбирать остатки соуса.

— Не веди себя как деревенщина, — упрекнул его Фуад. — Давно пора оставить привычки бедняков в прошлом. Этот город принадлежит нам, а ты подбираешь с тарелки остатки соуса? Что о тебе подумают люди, окажись ты в приличном обществе?

— Мне это не нравится, — заговорил Валентин.

— Опять ты за свое. Когда-нибудь я выбью из тебя дурь. Не хочешь напомнить о том, что твоя почтенная матушка была ведьмой?

— Интересно, кого она затащила в свои ведьминские сети, если ты вышел таким смазливым, — на мгновение оторвался от еды Динар.

— Моя почтенная матушка была ведьмой, но дело не в этом. Мы работали с Халифом не один год. Близко дружили. Ели за одним столом. Трахали одних и тех же женщин. Мы провернули столько совместных дел, что и не перечесть. Ты знаешь его не хуже, чем я, Фуад. Он не отступится только потому, что так велел Аднан. Здесь что-то не чисто.

Фуад отставил пустую тарелку и вытер губы влажной салфеткой с едва уловимым цитрусовым запахом.

— Вот уже больше недели я не вижу Халифа и не слышу ни одного упоминания о нем. Иногда он появляется в городе, один или в компании своей шлюхи, наносит визиты вежливости, покупает разную ерунду, но ни с кем не говорит о делах. И большую часть времени проводит на вилле. Читает, спит, жрет в три горла, размышляет о королевстве, которое потерял, а по ночам резвится с мягкой подстилкой. Как я уже говорил, без Эоланты он ничего не стоит. Нужно было видеть его лицо в тот момент, когда я принес ему ее побрякушку. Прежний Халиф умер в тюрьме. Об этом я тоже говорил.

— У него не хватило духу ответить Аднану, — снова встрял Динар, успевший доесть вторую порцию пасты. — Прежний Халиф за словом в карман не лез, даже если говорил с судьей. А теперь промолчал, хотя знает, как быстро распространяются слухи.

Валентин обстоятельно дожевал остатки хлеба.

— Королем был он, а не ты, Фуад. И не только потому, что он сильнее. Он умнее тебя, меня и остальных. Когда все знали, что дело дрянь, он вытаскивал нас из передряг благодаря уму, а не силе. У него можно отобрать территории, людей, деньги, женщин. Но когда умный человек понимает, что ему нечего терять, он становится опасным противником. Надеюсь, у тебя хватит ума признать тот факт, что Халифу и раньше дорогу переходить не стоило?

— Ты трусливый щенок, родившийся в чулане грязного европейского борделя, Валентин. Сколько бы итальянских костюмов ты ни надевал, твоя сущность не изменится никогда. Халиф нашел тебя в том же борделе, где ты ублажал заезжих европейцев и арабов, купил и прирезал тамошнего хозяина, который не соглашался уступать в цене и говорил с ним неподобающим тоном, и теперь ты ведешь себя как побитая собака. Чем сильнее господин унижает и мучает ее, тем сильнее она к нему привязывается. Ливиан Хиббинс перестал быть королем после того, как я отправил его в тюрьму. И если ты еще раз поднимешь эту тему, клянусь богом — за мой стол ты больше не сядешь.

Согласно кивнув, Валентин взял свой бокал с вином.

— Хочу лишь напомнить, что мой долг — не лить мед тебе в уши, а говорить правду. Если ближайшие соратники будут обманывать короля, то рано или поздно он ослепнет и начнет творить глупости. Когда-то ты был одним из немногих, кто говорил Халифу правду, и он это ценил.

— Да, очень ценил, — закивал Фуад. — Давал мне объедки со своего стола и шлюх, которые ему надоели.

— Он нашел тебя на улице. Одолжил крупную сумму денег и обеспечил работой. Хотя мог пройти мимо, и ты умер бы от голода в канаве.

— Тогда у меня не было выбора. Я бы согласился на любую работу.

— У нас всегда есть выбор, — возразил Валентин. — Когда-то у тебя было все: жена, дети, твой господин, который без раздумий отдавал своим подопечным последний кусок хлеба и снимал с себя последнюю рубашку. Если мы нуждались в помощи, он помогал. Если мы нуждались в крыше под головой, он отдавал нам лучшую спальню в своем доме. Если мы нуждались в деньгах, он отдавал нам последний цент. Так было всегда, ты помнишь, Фуад? Все говорят, что до тюрьмы его довела алчность. Может, это и правда. Но он вышел из тюрьмы, а ты до сих пор в ней сидишь. Твоя алчность — вот твоя тюрьма. Она подведет под монастырь всех нас. Ты развелся с женой. Не видишь детей. Все, что у тебя есть — деньги и мечты о королевстве, которое никогда не было твоим. Можешь выгнать меня. Можешь запретить сидеть за своим столом. Но когда-нибудь ты потеряешь все и вспомнишь мои слова.