Княжья воля (СИ) - "Константин" - Страница 3

Я подрываюсь и быстрым шагом настигаю столь кстати проходящего поодаль Дрозда.

— Здоров был, Дрозд!

Полоцкий "особист" оборачивается и втыкает в меня свой костистый клюв, серые его зенки смотрят с плохо скрываемым удивлением. Неужели сразу не срисовал мою персону как только мы зашли с обозом в детинец? Не верю…

— Правда, что Овдей до сих пор не вернулся!? — спрашиваю в лоб, загораживая ему дорогу.

— Охолонись, дружинник, — после секундного замешательства, поправив на плече серый шерстяной плащ, с мягким нажимом советует Дрозд. — Не вопи как баба.

Шумно выдыхаю через ноздри не меньше четверти куба воздуха. Как баба?! Действительно, чего это я разорался? Подумаешь, пропал друг, единственная ниточка, связывающая меня со своим временем оборвалась, чего тут такого, радуйся, что сам живой, а мог бы…

— Перед отъездом в Туров князь послал на их поиски лучших следопытов, до снега должны вернуться с вестями, — спокойный голос Дрозда обволакивает словно паутина. Нет, в нем определенно есть нечто гипнотическое! — Что-то еще?

Пришибленный, но слегка обнадеженный я отваливаю от боярина Дрозда. Этому врать незачем.

Своим исчезновением Рваный путает мне все карты. Нашел где пропасть! Вот случись так, что я все же отыщу этот чертов портал, смогу ли переправиться как морально, так и физически один, без Миши? Очень большой не факт!

Ишь, так и стоит гад! Нарочно меня травит, козел! Как же хочется выписать ему доброго пинка, да, боюсь, гридни не так поймут — защищать боярина кинутся. Вон, четверка лопоухих с квадратными мордами за углом топчется, думают — не вижу. Да насквозь я вас тут всех вижу, ребята…

Но попробовать все же стоит!

От угрозы унижения Миная спасает зычный окрик Вендара.

— За мной!

По указке Ингоря всех новобранцев размещают в одном из приделов княжеского терема — большой рубленой гриднице на два десятка "койко-мест". Покидав пожитки возле низеньких дощатых лежаков, мы оседаем на лавки за длиннющим столом в этой же гриднице и впервые за долгие дни по-человечески обедаем горяченьким да кваском хмельным заливаем ибо заслужили.

После короткого отдыха нас выводят на экскурсию по детинцу. В роли гида выступает широкогрудый, лобастый десятник по имени Сологуб. Вендар велит нам слушаться его как отца родного, а я тут же мысленно прозываю Сологуба "сержантом". Помимо абсолютно голой башки с замысловатой вязью татуировок прямо на загорелом темени он обладает еще одной удивительной чертой — большим, горбатым шнобелем в виде повернутого острием вниз плотницкого топора. Короче, рожа еще та зверская. Полтора часа он кружит шестнадцать рекрутских душ по княжескому подворью, в каждую щель заглянуть заставляет, за каждый угол как голодный кобель заворачивает и нам приказывает. Подробно рассказывает и показывает что здесь к чему и каким местом куда нужно прикладываться.

— В тереме всем заведуют ключники. Князь в хозяйство нос не сует, но шкуру спустить, если что не по нем, запросто может. Ключник — птица важная, с ним хорошо дружить, тогда и корм для коня и справу себе будешь иметь не последним. Ключник и на поварне и в шерстобитной и на конюшнях главный. Челядью, оружием, съестными припасами тоже ключники заведуют, за всем глаз держат, следят, чтоб все на подворье вертелось быстро и тихо как хорошо смазанное тележное колесо. Вреднее ключника может быть только ключница. А хуже ключницы — сама хозяйка. Но у нас, слава Роду, хозяйка — золото. Княгиня с ключниц строго спрашивает, сама по клетям не шарит, запасы не проверяет, но предыдущую главную ключницу прогнала с позором, когда в праздник на княжьем столе брусничного взвару не достало. Шуму было на весь Полоцк.

Голос у Сологуба простуженно-хриплый, гундосый. Время от времени он выстегивает на землю сгустки зеленой слизи из широких ноздрей своего ужасного носа и коротко покашливает.

У кузни наш "сержант" прерывает свой ликбез и просит помочь отремонтировать порушенную кем-то коновязь, после чего мы дружной гурьбой возвращаемся в гридницу.

— Говорят, ты побил Дудилу, — говорит он мне при ближайшем знакомстве. — Будешь моим помощником, а я за твоей спиной пригляжу — Дудила битым не останется.

Обрадовал. Помнится, Вендар об этом же толковал, я его тогда отшил, посмеялся. Зря, похоже. Кому как не этим ребятам знать повадки Змеебоевских головорезов.

В общем, несмотря на свою чисто гоблинскую внешность, Сологуб оказался сущим душкой. Через час он уже запросто болтал с нами о своей житухе и поведал, что никто из новобранцев надолго тут не остается. Все, кому не охота тянуть жизнь в общей гриднице, стараются потеплее подселиться в городе либо его ближайших окрестностях. А вот он, Сологуб так и обитает здесь с самого первого своего появления в детинце, нравится ему, видишь ли. Да и мне нравится. Уютная казарма. Своды низкие, бревна толстенные, не меньше шестидесяти сантиметров в поперечнике, темные, гладкие, словно полированные. Висят на стенах щиты боевые раскрашенные, шкуры волчьи, кабаньи да медвежья одна. Крюки какие-то вбиты, кованые держатели для факелов, цепи с потолка свисают, парочка копий приторочена. В стенах шесть узких вертикальных окошек, подходящих для стрельбы из лука. К каждому топчану в качестве солдатской тумбочки прилагается средних размеров сундук для хранения личных вещей, куда я, используя личное время жалованное нам до утра, и переселяю скарб из своего наплечного мешка. Кольчуга бандитского главаря Тихаря, кожаная сумка из лагеря, золотой перстень со знаком когтистой лапы из схрона на берегу озера, запасная рубаха, коричневые порты, два метательных живопыра и второй меч Харана составляют все мое богатство на данный момент. У других ребят дела обстоят не многим лучше, в основном за счет трофейной одежды, снятой со жмуриков.

В труху растоптанное негодником Минаем настроение никак не желает восстанавливаться. Сидя на своем топчане под прибитой к стене огромной медвежьей шкурой, наблюдаю за вялыми шевелениями сослуживцев на поприще обустраивания быта, и понимаю, что у них с настроем тоже беда. С такой бедой борьба, как известно любому русскому, одна. Иду в дальний угол к "блатному" сержантскому лежбищу за занавеской, отрываю его хозяина от разглядывания каблука, грозящего отвалиться от правого сапога.

— Слышь, Сологуб, а медку крепенького мы тут не раздобудем? Отметить знакомство, стало быть… закрепить, углубить и все такое…

На самом деле мне жутко хочется дернуть спиртного, чтобы ослабить хватку внезапно вцепившейся в горло когтястой бабки-тоски, а совсем не для укрепления дружбы в коллективе, в котором благодаря совместному путешествию все и так закадыки.

— Схожу, — по-пионерски быстро соглашается Сологуб. — Если монетку найдете. Голуб за "так" только по губе может треснуть.

Я моментально грустнею и вовсе не от того, что понятия не имею кто такой Голуб, а потому что своей налички у меня давным давно не водится. Собственно, с моей стороны было глупо расчитывать на бешеный альтруизм обитателей детинца, вряд ли здесь в ходу долговая тетрадка. На благо вовремя подсуетившийся Голец сует в руку Сологуба два потертых дирхема.

— И мясца неплохо бы.

Сологуб с удивлением оглядывает неказистую фигуру Гольца, видимо недоумевает как такой тщедушный недомерок в дружину попасть исхитрился. Подбрасывает перед собой и ловко ловит в кулак выданные монеты, хитро заламывает рыжую бровь.

— Э-м-м, — гудит с сомнением. — Маловато будет на всех ежели с мясцом. У тебя, быстроглазый, видать, вся польза в корень идет, недавно ведь снедали, а ты уже мяса требуешь. Ежели на всех, то тут много нужно, как хотите…

Голец возмущенно рдеет лицом, а я думаю, что ценник в столице княжества, похоже, несколько отличается от периферии, чтоб гульнуть нужно нехило раскошелиться, здесь вам не там…

— Эй, братва! Проводится сбор взносов в пользу жаркого с хмельной запивкой, подходи, не скупись, кто чем может — поделись!