Точка Лагранжа (СИ) - Батыршин Борис - Страница 31

…Как безжалостны декабрьские рассветы,

Серый снег засыпал дремлющие лодки,

Но опять среди зимы приходит лето

По сигналу барабанщика Володьки —

И мальчишка-ветер тёплою ладошкой

Осторожно бьёт по барабанной коже,

И встают в шеренгу Саня и Антошка,

Дима с Лёшкою, Андрюшка и Серёжа...

Столы с угощениями были сдвинуты к стенам; вся середина зала (судя по размеченной на линолеуме фехтовальной дорожке и стойке со спортивными клинками, он служил, в том числе, и для занятий фехтованием) пустовала, а вдоль дальней стены, на которой красовалось большое изображение летящего по волнам парусника, выстроилась шеренга. Пятеро мальчишек, не старше лет двенадцати — в чёрных шортиках, чёрных и оранжевых рубашках с плетёными из белого шнура аксельбантами и в знакомых уже нам чёрных беретах. Барабанщики «Каравеллы» — один из самых, наверное, известных символов, как флотилии, так и творчества самого Крапивина.

Барабаны. Не обычные, пионерские, толщиной в две мои ладони. Нет, эти больше походили на барабаны петровских и суворовских гренадер, высокие, перетянутые зигзагами шнуров. И — разные: у троих тёмно-синие, с зубчатыми красно-белыми полосами по верху и понизу, а у оставшихся четверых те самые, чёрные.

…Что несёт им ветер солнечного детства?

Будет день их нынче ясен и спокоен?

Или снова бой с циклоном от норд-веста?

Или вновь война со злобою людскою?

Бьётся луч над загорелыми руками,

А по краю неба вновь легли туманы.

И взвели мальчишки палочки курками

Над упругой кожей чёрных барабанов…

Большой, парадной встречи не было, как и торжественного выноса флагов флотилии, да и шпаги с рапирами, которыми вооружался обычно почётный караул, оставались в своих гнёздах. Барабанщики выстучали длинную рассыпчатую дробь, каравелловцы, выстроившиеся вдоль стен, вскинули руки у пионерском салюте — а потом, после залихватского финала, который отстучали лакированные палочки по натянутой барабанной коже, все хором, несколько вразнобой, крикнули : «Здрав-ствуй-те!»

Потом был самовар, чай с вареньями, конфетами и печенюшками, а когда этот праздник живота закончился — столы со стульями споро сдвинули назад к стенам, и все присутствующие выстроились в круг — плотно, плечо к плечу и руки на руках. Из всех гостей я один знал эти песни; остальные старались подпевать, угадывая незнакомые слова…

...Барабаны мы клепали не для сказки.

Мы их сделали для вахты и для строя.

И никто не виноват, что чёрной краски

Было больше, чем других, пожалуй, втрое.

Да к тому же для походов и для споров

Им не нужно красок радужных и броских.

Вот и стали барабаны — словно порох

И суровый траур ленточек матросских...

Но вот главные песни были спеты, и круг рассыпался — часть каравелловцев разошлась по домам, кто-то принялся наводить порядок в зале. Мы попытались принять посильное участие, но были вежливо, но твёрдо отодвинуты: «есть дежурные, это их обязанности». Мы не настаивали — в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Помогли переместить остатки пиршества в соседнюю комнату, поменьше, именуемую «кают-компанией»; самовар снова запыхтел, оставшиеся расселись вокруг большого стола, и началось, собственно, настоящее знакомство. «Юлька» и Середа под смешки каравелловцев в который уже раз рассказывали историю появления их имён в «Москве-Кассиопее»; Шарль увлечённо обсуждал с тремя парнями постарше что-то имеющее к фехтованию — если судить по обилию всяких там «туше», «рипостов» и «репримандов». Оля на пару с Юркой-Кащеем зарылись в большой альбом с фотохроникой летней парусной практики; я же отверг их приглашение присоединиться, налил себе свежей заварки, добавил кипятка из только что закипевшего самовара. И принялся наблюдать.

Командор сидел наискось от меня, наполовину скрытый выпуклым боком самовара, и о чём-то увлечённо беседовал с Димой. Мои же мысли были не об устроенном нам приёме (хотя и тут было, о чём подумать, «тот, другой» опыт говорил мне, что воспитанники Владислава Петровича не слишком доверяют чужакам, и сами не лишены некоторого снобизма) — а о его книгах, написанных и ненаписанных. Ведь действие некоторых из них тоже развивались вне нашей Земли — скажем, «Голубятни на Жёлтой поляне», «Оранжевого портрета с крапинками», а уж цикл «В глубине Великого Кристалла» вообще описывает придуманную автором Вселенную. И неважно, что эти книги ещё не написаны — в мыслях-то они есть, пусть и подспудно, пусть только вызревают… Интересно, как скажется на его творчестве Проект «Великое Кольцо» и всё, что с ним связано? Ведь не может же он пройти мимо тот факта, что космос, Дальний Космос скоро приблизится на расстояние одного-единственного шага за порог — если сбудутся, конечно, фантазии нашей «Юльки Сорокиной»? А вот его ребята, похоже, уже мечтают о чём-то похожем, вон как глаза разгорелись… И верно: кто сказал, что в других мирах не будет моря и ветра, который может наполнить новые паруса?

Вновь зазвучала гитара, но на этот раз никто не вставал в круг, устроились на угловом самодельном диванчике. Песня неожиданно оказалась знакома и нашим — «Звёздные пираты», которые мы все совсем недавно распевали на вечерних посиделках а общежитии Центра Управления.

Хозяева удивились, когда услышали, с каким энтузиазмом подпевают гости, причём на этот раз слова тем угадывать не приходилось. Посыпались вопросы: «откуда, да от кого?» Я кое-как отбрехался, сославшись, что вроде, слышал эту песню от одного свердловчанина в Артеке — но не на «космических сменах», а в предыдущий свой туда визит. Положение спас Шарль, затеяв дискуссию о том, как мог бы выглядеть схватка на холодном оружии в невесомости. Тут я был в своей тарелке — подкинул спорщикам мысль, что абордажные топоры-интропели и тесаки, скорее всего, не годятся, поскольку любой замах, не говоря уж о парировании, вызовет, согласно третьего закона Ньютона, непредсказуемые перемещения самого бойца. А вот короткие абордажные полупики использовать как раз можно, особенно, если упереться во что-нибудь прикрученное к полу или переборкам. Ну, и, конечно, ножи с кинжалами — в ближнем бою, в обнимку с противником, отсутствие силы тяжести не особо-то и важно.

Шарль, натурально, заспорил, вкладывая в свои речи пыл истинного парижанина — увы, собеседники не могли оценить их по достоинству, поскольку половина слов была на французском языке, чего разволновавшийся шевалье д'Иври, разумеется, не замечал. Удивил всех Середа: выслушав сбивчивые аргументы сторон, он сказал, что можно будет когда-нибудь испробовать всё это на практике. Не просто же так руководители Проекта намекали, что с нового, малого «космического батута» будут отправляться пассажиры на станцию «Остров-1» — в их числе, возможно и «юниоры»? А там, говорил Витька, есть обширные помещения, лишённые силы тяжести, которые вполне подойдут для подобных целей. А что? Соорудить из кусков пластика тесаки и кинжалы, покрыть чем-нибудь мягким, скажем, пористой резиной — в невесомости наверняка сложно контролировать силу удара, — и вперёд!