Мрачный Жнец (сборник) - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 41

Смерть сидел на кнехте и смотрел на море. Он решил перестать быть пьяным. Это вызвало у него головную боль.

Он попробовал рыбную ловлю, танцы, азартные игры и пьянство. По отзывам, эти четыре удовольствия принадлежали к числу самых популярных жизненных удовольствий. И что же? Он не был уверен, что уловил, в чем здесь суть. Едой он был доволен — Смерть не меньше любого другого любил хорошо покушать. Больше он не мог придумать наслаждений для плоти. Или, вернее, мог, но все они были именно плотскими. И он не представлял, как к ним подступиться, не производя серьезной перестройки организма. А эту идею он даже рассматривать не собирался. Кроме того, он сделал одно наблюдение: старея, люди отказываются от этих наслаждений. Так что, предположительно, привлекательность здесь лишь поверхностная.

У Смерти возникло чувство, что людей ему не понять никогда.

Солнце накалило булыжники так, что от них пошел пар. Смерть ощутил чуть заметное покалывание — так отозвалось в нем легкое весеннее возбуждение, лихорадка, способная, как насос, протолкнуть тысячи тонн жизненного сока по пятидесятифутовой древесной массе в лесу.

Вокруг резко снижались и ныряли в воду за рыбешкой морские чайки.

Одноглазая кошка на исходе восьмой жизни и последнего уха появилась из своего лежбища в куче выброшенных коробок из-под рыбы, потянулась, зевнула и почесалась задней лапой. Утренний бриз, пробившись сквозь прославленный запах Анка, принес легкий аромат специй и свежего хлеба.

Смерть пребывал в растерянности. Он не мог противиться этому. Он и в самом деле радовался, что живет. И ему очень не хотелось быть Смертью.

«НАВЕРНОЕ, Я ЗАБОЛЕВАЮ, — подумал он. — ТОСКОЙ ПО ЧЕМУ-ТО.»

Мор пристроился на перекладине рядом с Изабель. Лестницу слегка качало, но, в общем, она казалась довольно надежной. По крайней мере, высота его не тревожила: внизу была только темнота.

Некоторые из первых томов Альбертовой жизни чуть ли не рассыпались.

Чувствуя, как лестница подрагивает в такт движениям, Мор потянулся и наугад вытащил один. Затем открыл книгу где-то в середине.

— Передвинь свечу сюда, — попросил он.

— Ты можешь это читать?

— Вроде как…

— «…Пратянул длань. Но сильна разгневался, што Смерть наканец спустился сюда, в юдоль скорби, за ним. И в сваей гардыне дал обед искать Бессмертия. „Тогда, — обратился он ко младым волшебникам, — мы аблачимся в влияния Богов“. На следующий день, когда дождь все лил и лил, Альберто…»

— Написано на Старом языке, — объяснил Мор. — Еще до изобретения правописания. Давай-ка заглянем в самую последнюю.

Это был Альберт в натуральном виде, Альберт чистой воды. Мор заметил даже несколько ссылок на жареные тосты.

— Давай посмотрим, чем он занимается сейчас, — предложила Изабель.

— Думаешь, это следует делать? Немного напоминает подглядывание.

— Так что? Испугался?

— Ладно.

Он быстро перелистал страницы, пока не дошел до еще не заполненных, и вернулся обратно. Там он и обнаружил повествование о нынешней жизни Альберта. Учитывая, что дело было среди ночи, строки ползли по странице с поразительной скоростью. Большая часть биографий мало что имеют сказать по поводу ночного времени, если только сны не оказываются особенно яркими и живыми.

— Держи свечу как следует, ладно? Я не хочу обкапать его жизнь жиром.

— А почему бы и нет? Ему нравится жир.

— Хватит хихикать, иначе мы оба свалимся. Посмотри-ка на этот отрывок…

— «Он крался через пыльный мрак Хранилищ, — прочла Изабель, — взгляд его был устремлен в одну точку, на крохотное пятнышко света в высоте. Суют нос в чужие дела, тычут пальцами в вещи, которые их не касаются, демонята…»

— Мор! Он…

— Заткнись! Я читаю!

— «…Вскоре этому придет конец. Альберт тихонько подкрался к подножью лестницы, поплевал на руки и приготовился толкать. Хозяин никогда не проведает об этом; в последние дни он стал странно себя вести, все из-за этого мальчишки, и…»

Подняв глаза, Мор встретился взглядом с расширенными от ужаса глазами Изабель.

Внезапно девушка вырвала книгу у Мора, подержала ее на расстоянии вытянутой руки, по-прежнему не отводя застывшего взгляда от глаз юноши, и разжала пальцы.

Мор наблюдал за шевелением ее губ. Затем до него дошло, что и он тоже считает про себя.

Три, четыре…

Раздались глухой удар и приглушенный крик. И вновь спустилась тишина.

— Как ты думаешь, ты убила его? — после некоторой паузы спросил Мор.

— Что, здесь? Не знаю, во всяком случае, я не заметила, чтобы от тебя поступали предложения получше.

— Нет, но… Он ведь старик, в конце концов.

— Тоже мне старик… — отрезала Изабель, начиная спускаться по лестнице.

— Две тысячи лет — это не старик?

— Ему шестьдесят семь, и ни днем больше.

— Книги говорят, что…

— Напоминаю тебе, здесь время не действует. То есть — настоящее время. Ты что, не слушаешь, мальчик?

— Мор, — поправил Мор.

— И хватит наступать мне на пальцы. Я спускаюсь так быстро, как только могу.

— Извини.

— И не распускай нюни. Имеешь ли ты хоть какое-то представление о том, как тоскливо и скучно здесь жить?

— Наверное, нет, — признался Мор и добавил с искренним чувством:

— Я слышал о скуке, но никогда не имел возможности попробовать, что это такое.

— Это кошмарно.

— Если уж на то пошло, радость тоже вовсе не то, что из нее раздувают.

— Все что угодно лучше скуки. Снизу донесся стон, за которым последовал поток проклятий.

Изабель вгляделась в темноту.

— Очевидно, проклинающие мускулы я ему не повредила, — съязвила она. Я не обязана выслушивать подобные выражения. Это может плохо сказаться на моем моральном облике.

Альберта они обнаружили привалившимся к подножию лестницы, бормочущим нечто нечленораздельное и держащимся за руку.

— И вовсе ни к чему поднимать такую суматоху, — отрезала Изабель. — Ты не ранен. Отец просто не допустит, чтобы случалось нечто вроде этого.

— Для чего вам понадобилось приходить сюда? — простонал он. — Я никому не хотел причинить вреда.

— Ты собирался спихнуть нас, — ответил Мор, пытаясь помочь ему подняться. — Я прочел это. Меня удивляет, что ты не прибег к магии.

Альберт сверкнул на него глазами.

— Ах, так ты и до этого докопался, да? — спокойно произнес он. — В таком случае желаю, чтобы эта информация принесла тебе массу пользы. Ты не имеешь никакого права совать свой нос в чужие дела.

С трудом поднявшись на ноги, он сбросил руку Мора и тяжело затопал обратно, мимо притихших полок.

— Что ты, обожди! — крикнул ему вдогонку Мор. — Мне нужна твоя помощь!

— Ну разумеется, — бросил через плечо Альберт. — Вполне резонно, не правда ли? Ты подумал, я, мол, пойду, исподтишка суну нос в частную жизнь человека, потом как бы невзначай уроню на него огромную книженцию, а после всего попрошу его помочь мне.

— Я только хотел выяснить, действительно ли ты — это ты, — объяснил Мор, который бежал вслед за Альбертом.

— Я — это я. Любой человек есть то, что он есть.

— Но если ты не поможешь мне, произойдет нечто ужасное! Есть одна принцесса, и она…

— Ужасные вещи происходят на каждом шагу, мой мальчик…

— …Мор…

— И никто не ждет от меня, что я в связи с этим стану что-то предпринимать.

— Но ты был самым великим! Альберт на мгновение замер, но не оглянулся.

— Был самым великим, в том-то и дело, что был. И не пытайся меня умаслить. Я не умасливаемый.

— Там кругом твои статуи и все такое, — сказал Мор, прилагая все усилия, чтобы не зевнуть.

— Тем большие они дураки, в таком случае.

Альберт достиг верхней ступени хранилищной лестницы. Его фигура четко вырисовывалась на фоне света.

— Ты хочешь сказать, что не станешь помогать? — упавшим голосом произнес Мор. — Несмотря даже на то, что можешь помочь?

— Дайте этому мальчику приз за догадливость, — пробурчал Альберт. — И ты напрасно полагаешь, что можно обращаться к лучшей части меня, скрытой под загрубевшей наружной оболочкой, потому что моя внутренняя часть тоже чертовски загрубевшая.