Хождение по трупам - Оранская Анна - Страница 5

Интересно, кстати, как отреагировал бы этот Берлин, узнай он, зачем здесь Ленчик? Пусть Ленчик и вор в законе — этот неизвестный мне Берлин тоже может такое же звание иметь, но мне Кореец говорил, что в Нью-Йорке особого веса у него нет, занимается грязной работой с группой отморозков и ни на что серьезное не способен. Думаю, что Берлин мог бы Ленчика и потеснить, а то и вообще убрать: пятьдесят лимонов лучше получить самому, тем более взять их у молодой женщины, не имеющей никакой защиты, а тут какой-то мелкий Ленчик, да еще и на чужой территории. Может, имеет смысл связаться с этим Берлином? Но что я ему скажу? Да и опасная это игра — вдруг они с Ленчиком лучшие кореша, вдруг договорятся? Да и в любом случае отдавать я ничего не собиралась — такие вот принципы у меня.

Итак, что будет делать Ленчик — если это не он тот самый тяжелораненый, о чем можно только мечтать? Сейчас его полиция прижмет — они же должны выяснить причину стрельбы, а если запросят Нью-Йорк, им оттуда сообщат, кто такой Ленчик и его банда. Они в нью-йоркской полицейской картотеке есть — Ханли оттуда добыл сведения. Конечно, он ни в чем не виноват, но если в полиции служат не дураки, они его попрессуют немного, а потом за ним начнут наблюдать, так что идеальный для Ленчика выход — это уехать обратно в Нью-Йорк, отсидеться там, зализать раны, повыяснять, откуда удар пришел. А потом он все равно вернется обратно с остатками своей банды. А может, и здесь забьется в угол, посидит тихо недельку-две и снова примется за меня. Он ведь должен опасаться, что я могу скрыться, не с руки ему уезжать — отправит одного домой вместе с трупами, вызовет подкрепление, отлежится и начнет сначала. А с другой стороны, он уверен, что не убегу, слишком много денег у меня здесь, включая и неоформленное Яшино наследство в Нью-Йорке, и несколько миллионов, вложенных в Яшину корпорацию, о которых Виктор наверняка давно донес.

Господи, какое тяжелое дело — гадать! По любому поводу можно задать себе тысячу вопросов, выдвинуть сотню версий, и никогда не будешь знать, какая из них верная.

Обнаруживаю, что сижу абсолютно неподвижно в ванной, глядя прямо перед собой, с зажатой в руке газетой, гофрированной паром, — сижу, как манекен, застывший в одной позе. А в голове по огромной извилистой железной дороге летят поезда моих мыслей, поднимаясь в гору, слетая вниз, поворачивая, устремляясь в обратную сторону, чудом избегая крушений и столкновений.

Ладно, о Ленчике пока забудем — мне нужно как-то найти Джо, который должен работу выполнить до конца и добить оставшихся, а потом в Нью-Йорке Виктора отыскать, за это я готова заплатить отдельно, потому что человек, предавший Яшу, не говоря уже о нас с Корейцем, жить не должен. Когда передавала Джо деньги, договорились через десять дней встретиться в той же дискотеке. Но это при условии, что уже все будет сделано. Десятый день был вчера, и вчера же он предпринял попытку — так, может, появится там сегодня? Мы тогда условились, что в случае его отсутствия я еще два дня буду приезжать в то же время. И хотя у Ленчика сейчас проблемы, не очень-то умно выбираться одной по ночам — где моя охрана, интересно? Надо позвонить, узнать, — за ними еще десять дней работы, контракт-то был до первого февраля, а десять дней они отдыхали из-за моего отсутствия, которое поставить мне в вину нельзя никак.

Так что не все так уж хорошо, мисс Лански, опять передышка у вас, временная передышка, и ничего не решено, все по-прежнему в непредсказуемом состоянии, и опасность грозит с нескольких сторон. Но что поделаешь — это игра такая, здесь ничего никогда до конца не ясно, тут каждый шаг грозит опасностью, и не знаешь, что будет завтра. Поэтому сегодня все классно: свобода и частично удавшаяся попытка киллера, а завтра…

— Мистер Джонсон, это Олли Лански.

— О, Олли! У вас все в порядке?

— Разумеется, мистер Джонсон, разве можно было ожидать чего-то другого? — Надо блефовать, демонстрировать полную уверенность. В этой игре только так и надо: покажешь слабость — сожрут. — Хотела узнать, где там моя охрана? По нашему договору они должны со мной отработать еще десять дней, а потом мы, скорее всего, продлим договор еще на месяц, до конца февраля, как минимум.

— Да, я помню наш договор, Олли. Я очень рад вас слышать..

Да уж рад ты, как же! Но, с другой стороны, почему бы и нет: так бы выиграл на мне в случае моей посадки только за десять дней, — деньги я, кстати, могла бы потребовать назад через адвоката, — а теперь еще месяц работы, пойди плохо.

— …Но… есть одна проблема, мисс Лански. Дело в том, что я не ждал, что вы так быстро и благополучно решите свои проблемы — согласитесь, что это просто…

— Чудо?

— Да, примерно так. Но дело в том, что я уже распределил на ближайшие дни всех своих людей — у меня огромный штат, но и работы очень много, вы же понимаете, у меня самое крупное и самое известное охранное агентство в городе и спрос на моих людей очень велик Короче… короче в ближайшие пять — семь дней я, при всем желании, не смогу вам помочь. Разумеется, если вы не в состоянии ждать, мы сегодня же вернем вам то, что вы заплатили за десять дней, даже одиннадцать, включая сегодняшний, а я могу порекомендовать вам другое агентство, мисс Лански. Запишете номер?

— Да нет, спасибо. Жду от вас чек. — И резко опускаю трубку на рычаг, остановив ее быстрое падение в самый последний момент.

К чему нервы, мисс Лански? Спокойней надо, спокойней!

Понятно, что надо, но я ведь прекрасно понимаю, что именно он мне сказал. Узнал мистер Джонсон каким-то образом — а впрочем, он же не со стороны пришел на такую работу, значит, бывший полицейский или фэбээровец или цээрушник, — в чем меня обвиняют, и знает, что меня должны засадить все равно, и решил, что такой клиент его агентству не нужен. Дурная реклама — тоже реклама, но я ведь в глазах ФБР являюсь русской мафиози, а охранять русскую мафию — это уже антиреклама. Вот он меня и отшил вежливо — ведь не может же он мне сказать, что все знает. За это ФБР придется отвечать, за разглашение информации. Вот он и придумал повод и сейчас безмерно счастлив, наверное, что избавился от мафиозной девицы. А иначе возможности заработать денег он бы не упустил — с голливудского-то продюсера, наличие коего в числе клиентов почетно и может привести и других клиентов.

Что ж, это плохой знак. Конечно, дальше слухи обо мне пока не пойдут — надеюсь, что не пойдут, — но знак тревожный. Может ведь дойти до того, что обо мне статьи в газетах начнут появляться, из Голливуда придется уходить, и отвернутся от меня те, с кем общалась и работала. Их немного, конечно — Мартен и еще несколько человек с нашей студии и люди, с которыми знакомилась на разных вечеринках. Дальше пары реплик дело не шло — но вполне достаточно.

Только сейчас поняла, что жила здесь, в принципе, достаточно замкнутой жизнью. Я, правда, и раньше не особо любила людей, и в юности не было у меня, за ненадобностью, ни друзей, ни подруг — были любовницы и любовники, как правило быстро сменявшиеся или вообще одноразовые. И все. Больше мне никто не был нужен. Когда с тобой жила, вообще круг сузился до одного человека — не считая редких встреч с твоими пацанами и деловыми знакомыми. После тебя общалась с Корейцем, в основном, да с Хохлом — и то потому, что сами заезжали проведать. А потом было несколько знакомых по лесби-клубу, в который начала ходить, не желая заниматься сексом с мужчинами. А здесь вообще был со мной один Кореец, а из деловых партнеров — Мартен, который и приглашал нас на тусовки голливудские, на всевозможные вечеринки, презентации и пати, где я заводила поверхностные знакомства. А отвернись от меня Мартен, и вообще никого не будет — и ни к чему.

Но похоже, что голливудское мое будущее все равно не состоится, и если признаться, то никаким продюсером я и не была — продюсер кучу работы выполняет, не только деньги на фильм находит, но и продает его потом, а я только вложила средства, и предоставила сценарий, и поучаствовала чисто символически в отборе актеров. Выходит, я только совладелец студии — не больше. И Мартен это давал понять вежливо, боясь меня потерять, но и не подпуская к процессу, хотя в качестве сопродюсера я в титрах фигурировала. Ленчик за это и зацепился, просмотрев кассету и увидев, что сосценаристом является Вадим Лански, а сопродюсером — Оливия Лански. Он, конечно, и без этой зацепки бы обошелся — но так вскрыл, чья я жена была.