Оранжерейный цветок (ЛП) - Ритчи Бекка - Страница 56

Она смотрит на мои губы, а я лезу в ботинок и достаю свой зазубренный нож.

Я протягиваю его ей, и она прикасается острием лезвия к своему пальцу, не доводя до крови, а просто проверяя остроту.

— Он сможет разрезать волосы, — уверяю я её.

Она всё ещё внимательно рассматривает лезвие с отстраненным видом. Затем она говорит, выдыхая: — У меня никогда не было такого секса с парнем.

Я хмурюсь.

— Когда кто-то обнимает тебя?

Она кивает.

— Обычно они кладут голову на подушку и смотрят на меня, пока я сверху.

Меня это пиздец как раздражает, и раздражение проходит через мои черты лица.

— Мне не следовало говорить о других парнях, с которыми я была. Я знаю, что об этом типа непринято говорить в отношениях.

Она соскальзывает с моих коленей и забирает резинку для волос с моего запястья.

— Я не расстроился из-за того, что ты говорила о своих прошлых сексуальных опытах, — говорю я ей.

Я бросаю взгляд на переднюю часть машины. Мой брат крепко спит, а Коннор перестраивается с одной полосы в другою, делая вид, что ему всё безразлично. Не думаю, что он нас слышит, а если и слышит, то, скорее всего, держит своё мнение при себе. Я оглядываюсь на Дэйзи, которая завязывает волосы в низкий хвост.

— Ты выглядел крайне недовольным, — говорит она.

— Конечно я, блять, недоволен, — шепчу я. — Ты заслуживаешь лучшего.

— А что лучше? — спрашивает она.

— Тот, кто обращает на тебя внимание, — говорю я ей. — Тот, кто видит, что тебе нравится и не нравится, не спрашивая, — а потом я наклоняюсь вперед и шепчу ей на ухо: — Тот, кто делает тебя такой мокрой, что ты кричишь, когда кончаешь.

Её лицо слегка краснеет, она откидывает волосы и шепчет в ответ: — Где ты был три года назад?

Ей было пятнадцать. Мне было двадцать два.

— Три года назад, — шепчу я, — я встретил тебя на новогодней вечеринке, где тебя накачали наркотиками, и я отнёс тебя в свою машину.

Она качает головой.

— Ты встретил меня до этого у меня дома. Ты помахал мне рукой.

Я помню это.

— Я не знал, что ты сестра Лили. Честно говоря, я думал, что тебе двадцать два и ты одна из подруг Роуз.

Когда Лили показала на высокую блондинку, которая ела гранат на кухне, я подумал, что она, блять, великолепна. Поэтому я помахал ей рукой. Её лицо засветилось, и она быстро окинула меня взглядом, её губы изогнулись в милой улыбке.

Мне сразу же захотелось трахнуть её, начать что-то, и я задался вопросом, к какому типу девушек она относится: к тому, кому нужны серьёзные отношения, короткие или к тому, кто ищет партнёра на одну ночь. Я планировал согласиться на любой из вариантов, просто исходя из того, как она улыбалась, её беззаботного характера, когда она излучала энергию, и её прекрасных черт лица.

Я собирался подойти и посмотреть, смогу ли я пригласить её на свидание, но тут Лили сказала нечто такое, что растоптало мои планы.

Она сказала: — О, это моя младшая сестра.

Мое лицо ожесточилось.

— Она выглядит старше тебя.

— Я знаю, но ей всего пятнадцать.

Пятнадцать. Странное чувство охватило меня, как будто я сделал что-то чертовски неправильное, хотя я этого ещё не сделал. Я мгновенно закрылся от Дэйзи, сжигая все мысли и образы, которые я создал в гребаном порыве.

— Ты действительно думал, что я подруга Роуз? — спросила она.

— Да, — говорю я.

Большая гребаная ошибка.

Она смотрит на меня отрешенным взглядом.

Мой телефон жужжит на сиденье. Я вздыхаю с ещё большим разочарованием, проверяя сообщение.

Мама: Мое интервью с 60 Минут⁵ выходит в эфир сегодня вечером. Надеюсь, ты сможешь его посмотреть. Люблю тебя.

Я удаляю сообщение, прежде чем позволяю словам повлиять на меня.

— Как тебе такая длина? — спрашивает Дэйзи.

Ободок для волос находиться прямо над её грудью. Длина между длинными волосами Роуз и короткими до плеч волосами Лили.

— Если ты хочешь покороче, мне непринципиально, — грубо говорю я ей, просто чтобы убедиться, что её волосы не останутся такими длинными из-за меня.

— Нет, я чувствую, что эта длина правильная, — она возвращает мне нож и садится на колени. — Я хочу, чтобы ты разрезал их.

Она сильно вдыхает, как бы готовясь к этому моменту.

— Сколько раз ты представляла, как отстрижёшь свои волосы? — серьезно спрашиваю я.

— Миллион.

И она просит меня сделать это. Из всего, что мы делали: вместе катались на мотоциклах, плавали с акулами, ныряли с трубкой, прыгали с парашютом, лазали по скалам — это самое личное. Не потому что мы встречаемся, а потому что это так много значит для неё.

Она ждала этого годами.

Моя рука обхватывает рукоять ножа, и я беру её хвостик в другую руку. Она смотрит, её ладонь скользит по моему бедру.

Я отрезаю прямо над резинкой для волос, и её улыбка растет, когда я быстро просекаю её светлые пряди. В считанные секунды конский хвост оказывается у меня в руке, а её волосы обрезаны по ключицы.

Она улыбается, когда прикасается к ним, как будто их стриг профессионал, а не кто-то с грубыми руками. Я засовываю клинок обратно в ботинок и пристегиваю его к ремешку на лодыжке.

Она целует меня в щеку и бросается к окну, щелкая кнопкой.

— Коннор, ты можешь открыть его? Я просто хочу посмотреть, как мои волосы развеваются на ветру.

Коннор смотрит на неё через зеркало заднего вида.

— Это зависит от того, собираешься ли ты снова выть?

Она быстро качает головой.

— Нет. Никакого воя, обещаю.

Она несколько раз щелкает по кнопке с широчайшей ухмылкой, зная, что на этот раз она получит то, что хочет.

— Мы едем по проселочным дорогам, — говорю я Коннору. — Здесь не так много копов.

Мы направляемся к Дымчатым горам в Теннесси, и деревья окаймляют каждую сторону однополосной улицы.

Коннор уступает и убирает блокировку на окнах. Как только Дэйзи слышит щелчок, она подпрыгивает на сиденье. Окно уже опускается, и она вытаскивает половину своего гребаного тела из внедорожника. Она садится на край окна.

— Не знаю, кто хуже влияет, — говорит Коннор, — она на тебя или ты на неё.

Я почти улыбаюсь. Я хватаюсь за её лодыжку, позволяя ей делать своё дело.

— Если она начнёт падать, я подтяну её обратно, — говорю я ему.

Я уверен в свою силу. Если бы я не потратил почти всю свою жизнь на её укрепление скалолазанием и бегом, я бы не смог за ней поспевать.

Она поднимает руки вверх и смеется, ветер развевает её короткие светлые волосы. Она закрывает глаза и глубоко вдыхает.

Свобода не приходит с возрастом. Она не появляется волшебным образом, когда ты становишься совершеннолетним.

Она приходит, когда ты отстаиваешь то, во что веришь. Сейчас я вижу подобие этого умиротворения для Дэйзи.

Но три дня назад она позвонила маме, и когда Дэйзи сказала ей, что ушла из модельного бизнеса, Саманта повесила трубку. Она просто отгородилась от неё. Она не стала слушать, как Дэйзи объясняет причину. А потом её мама позвонила Роуз, и настучала обо всей этой ситуации своей другой дочери. Её мама измазала моё имя в грязи.

Это моя вина, что Дэйзи не работает моделью.

Я заставила её приехать сюда.

Если Саманта думает, что моя дружба с Дэйзи заставила её бросить карьеру, то интересно, во что она начнет верить, когда увидит лицо Дэйзи?

Я не сомневаюсь, что это тоже будет моя вина.

— Не ешь ничего тяжелого, — говорит мне Райк. Я сижу, скрестив ноги, в кабинке, отрубленные головы лосей и антилоп закреплены на стенах John’s Backwoods Smokehouse. Мы остановились в горах Кентукки, чтобы поужинать, и теперь, когда мне сняли швы и я больше не занимаюсь модельным бизнесом и могу есть чертову настоящую еду.

— Мне не нравится это предложение.

Мои глаза хищно оглядывают картинки на огромном меню. Сочные стейки. Свиные ребрышки. Барбекю-сэндвичи. Жирные бургеры.