Иван Московский. Том 5. Злой лев (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 20

— А дальше? Пришел Фридрих, придет кто-то еще. Они раз за разом будут присылать их или еще какие каверзы устраивать.

— И что с того? Всех побьем!

— Сейчас. А через сто лет?

— А что через сто лет?

— Я умру. А кто будет новое в военном деле выдумывать? — спросил Иоанн. — А если мы не будем идти на шаг-два впереди, то рано или поздно они нас догонят. И нас начнут бить.

— Но идти на Рим — это перебор.

— Почему?

— Это же Рим?

— Ну Рим и Рим. Что в нем такого?

— Колыбель Христианства!

— Христианство сформировалось в Антиохии. Риму просто повезло — он в те годы числился столицей, — заметил Иоанн.

— А как же престол апостола Петра?

— Самый влиятельный ученик Иисуса занял самую влиятельную кафедру, — пожал король плечами. — Впрочем, довольно скоро номинальную столицу оттуда перенесли.

— Отчего же?

— Официально из-за того, что Император Константин должен был больше времени проводить на востоке, так как персы представляли в то время очень серьезную угрозу. Но в те годы устройство Римской Империи было устроено так, что это не требовалась. После прекращения чудовищной Гражданской войны, что длилась почти весь третий век, установилась тетрархия, когда державой правило одновременно два августа — считай Императора, и два цезаря — младших соправителя. У каждого — своя столица. Это было нужно для того, чтобы разросшаяся до чудовищных размеров Империя сохраняла управляемость. Августы доминировали в военном деле, цезари — занимались гражданскими вопросами. Преимущественно. Так вот — столице восточного августа была Никомедия, известная сейчас как Измит. То есть, он и так уже сидел на востоке. В двух шагах от будущего Константинополя. Кстати, западный август сидел не в Риме, а в Медиолануме — современном Милане. В Риме сидело только духовенство и Сенат.

— Но зачем тогда был сделан этот перенос?

— Точных сведений нет. Константин был сначала западным цезарем, потом западным августом. То есть, никак не был связан с востоком. Из-за гибели восточного августа стал на время единоличным правителем. Вот тогда он Константинополь и основывает, точнее начинает развивать древний город Византий. Никакой практической ценности в этом не имелось. Та же Никомедия была уже обжитой и хорошо отстроенной восточной столицей.

— Просто захотел прославиться?

— Вполне может быть. — пожал плечами Иоанн. — Я слышал и другую легенду. Будто бы Гай Юлий Цезарь проклял Рим умирая от руки предателей. Что де в Риме теперь будут постоянные предательства и измены, и что он погибнет в конечном счете от них. Вот Константин постарался перевезти на новое место номинальную столицу Империи, заодно и вопросами веры озаботился. Надеясь, что новый бог спасет его и его последователей от этой напасти.

— Проклятье?

— Да. Проклятье Рима или проклятье Цезаря. Еще его называют поцелуй Венеры, так как Цезаря выводил свой род от этого богини.

— И что, помогли дела Константина? Победил от проклятья?

— Нет. Так как хоть и прозвучало это проклятье в Риме, но распространяется оно на все земли Империи. Поэтому, если вы заметили, я не рвусь принимать титул Восточного Римского Императора, хотя мне предлагали и не раз. Я с этой пакостью связываться не хочу. И вам не советую. Карл Великий выдающийся правитель франков — коснулся. Объявил себя Императором Запада. И что? Уже на его внуках его держава рассыпалась. На востоке не лучше. Латиняне взяли Константинополь, провозгласив себя Императорами. Но что они с этого получили? Только то, что передрались и перегрызлись, отчего Палеологи смогли относительно легко вернуть себя свою старую столицу.

— И былое величие.

— Увы. Палеологи были лишь бледной тенью Комнинов. А степень интриг и измен в их державе только нарастала. И, в итоге, за счет предательства большинства аристократов, перешедших на сторону осман, и этот осколок Рима пал. Впрочем, Палеологи сами по себе хороши. И в их случае пересеклось два прокляться.

— А Священная Римская Империя?

— Ну она не Священная, не Римская и не Империя, — усмехнулся Иоанн. — Это просто какая-то бредовая химмера. Однако, прикоснувшись к наследию Рима, она заразилась проклятьем. Их спасает только то, что они по существу не имеют никакого отношения к той древней Империи. Но даже бледная тень проклятия наводит страшных бед в их землях, порождая регулярные внутренние войны. По сути — гражданские. Которые ослабляют державу точно также как Римскую Империю. Поэтому лично я не испытываю никакого пиетета перед Римом. Это проклятый страшный город.

— Может из-за этого они и творят все это?

— Может быть. Кто знает? — пожал плечами король.

— Я предлагаю, все же, не воевать ни с Фридрихом, ни с Римом. Договориться. Если потребуется — заплатить им денег. — произнес один из ближних сподвижников Иоанна. — Каждый год торговли приносит нам огромные прибыли. Как персидской, транзитной, так и своей собственной. А с ними придется распрощаться на время войны. Ганза почти наверняка перекроет нам Балтику.

— Так уж и перекроет? — усмехнулся Иоанн.

— Во всяком случае попытается это сделать. И легче нам от этого не станет. Так или иначе, но торг сильно ухудшится. А ведь теперь еще появился невероятно доходный торг с западной Индией. Это вообще золотое дно.

— И ради него мы должны уступать и унижаться? — усмехнулся Даниил Холмский.

— Зачем? Просто решить вопрос полюбовно. В конце концов — эта война и Фридриху не нужна. Ну что он с нее получит? Убытки? Вряд ли это его мечта всей жизни. Возможно только швейцарцы идут драться за репутацию. Остальные — нет.

— А вот зря ты так думаешь, — произнес хан Синей орды. — Степь уважает силу. Сейчас Иоанн для наших людей — великий хан — наследник Золотой орды. Он правит, потому что может и сила его такова, что никто против него не сможет выступить, даже сообща. За что его уважают. Но пустые переговоры и такие вот маневры — путь слабых.

— Даже те, что были на Дунае? — поинтересовался Иоанн.

— Переговоры на Дунае ребята восприняли неоднозначно. Они все ждали, чтобы ты разгромил осман. И да — город ты получил. За это тебя зауважали. Хитрость — воинская благодетель. Но вассалитет… нет. Уже сейчас есть брожения. Если же и впредь ты, король, станешь предпочитать договариваться, то я за надежность и верность своих ребят не ручаюсь.

— Мы тоже, — поддержали его два других хана. — Степь уважает силу. Ибо тот, кто силен, с тем Великое небо. Оно не поддерживает кого попало.

— Я тоже за то, чтобы хорошо наподдать Фридриху, — произнес Патриарх. — Это ведь по сути — Крестовый поход против православия.

— Пока этого никто не объявил. — возразил один из представителей партии мира.

— Так и Константинополь брали без лишнего шума. И Рим явно желает повторить успех.

— Но мы не Константинополь!

— Но у нас есть что взять! Фридрих ведь явно нацелен на Москву.

— Но он ее же не возьмет.

— А если возьмет? Кто знает какие уловки он приготовил?

— Причем тут уловки? Если наша армия в состоянии разбить его в поле, то как он возьмет Москву?

— Кто его знает?

— Давайте обойдемся без сказок!

— Но…

— Как мы что-то сможем насоветовать королю, если станем опираться на бездоказательные выдумки?

— Тоже верно, — закивали со всех сторон.

— И пока Фридрих выглядит как очень уверенный в себе человек, которого используют.

— Но он же не ребенок.

— А причем тут это?

— Он должен же понимать, какой мощью обладает наша полевая армия.

— Кому должен? Он о ней знает лишь понаслышке. А после того, как разбил под Парижем пехоту Бургундии, то весьма возгордился. Ведь ее создавали в подражании нам. Скорее всего он уверен — сила на его стороне. Оттого и такой уверенный.

— И на переговоры не пойдет?

— Почему? Пойдет. Но на таких унизительных для нас условиях, что нам лучше с ними не связываться.

— Нам вообще лучше с переговорами не связываться! — воскликнули ханы.