Между Сциллой и Харибдой (СИ) - Вонсович Бронислава Антоновна - Страница 36

— Какой ужас! — Я приложила руки к щекам и округлила рот, как положено всякой испуганной сеньорите. — Не думала, что находиться в университетах столь опасно…

— В нашем — совершенно безопасно, — заулыбался Теодоро. — Разве я мог бы предложить тебе поступать к нам, если бы в этом сомневался.

— Мне кажется, Ваше Сиятельное Величество, что забота о моей безопасности — последнее, что вас беспокоит, — не удержалась я. — Возможно, вам было бы даже выгоднее, если бы я угробилась самостоятельно.

— Что ты, Эстефания, меня бы это очень огорчило.

— Короли, даже если очень огорчаются, жертвуют подданными без зазрения совести.

— Пожертвовать собой ради своего монарха — священная обязанность любого подданного, — с истинно королевским высокомерием выдал Теодоро. — Как и монарха — принять эту жертву и не дать ей пропасть втуне.

— Мне казалось, что это монархи должны жертвовать собой ради народа…

— Разумеется. Мне постоянно приходится идти на жертвы ради процветания страны.

— Как удобно, когда Двуединый жертвы не принимает.

— Это ты сейчас о чём, Эстефания?

— О помолвке с теофренийской принцессой. Я видела ваш кортеж в тот день, когда вам было отказано в благословении.

— Значит, я всё-таки слышал тебя, — обрадовался Теодоро. — Впрочем, это и было знаком, что моё решение неправильно. Я понял, что ради блага Муриции нужно жениться на тебе. Эстефания, какие клятвы я должен дать, чтобы ты мне доверилась и вернулась?

— Боюсь, я вам довериться никогда не смогу, — усмехнулась я, заметив, что он больше не двигается, завяз в не пускающем его пространстве. — А почему вы вообще хотели жениться на Теофренийской принцессе?

— Ради объединения двух стран, разумеется. Король Луис пообещал, что в случае брака с Марселой трон Теофрении так же станет моим.

Захотелось заметить, что у Теодоро задница хоть и красивая, но одна, а значит, на двух тронах одновременно не уместится. Но это уже было близко к оскорблению, а уверенности в том, что мы не встретимся с Теодоро наяву, у меня не было.

— Как я слышала, речь шла о каком-то пророчестве…

Я сделала паузу, показывая, что знаю куда больше, чем говорю, в надежде разжиться дополнительными сведениями.

— Под которое, душа моя, нынче подходишь и ты, — неожиданно ответил Теодоро. — Потому что ты в Теофрении. Донья Хаго в этом уверена. Говорит, в университете были явные следы твоего присутствия, пусть и немного смазанные. Найти тебя она не смогла, но была уверена, что ты там появлялась, и не один раз. Так что сказки про Варенцию и про то, что ты не читаешь газеты, оставь кому-нибудь другому.

Он обезоруживающе улыбнулся и смог продавить пространство ещё на чуть-чуть. Какой, однако, упорный сюзерен мне попался, этак рано или поздно доберётся и заставит выполнять вассальные обязанности.

— И поэтому вы приказали взорвать университет? Чтобы не осталось никаких следов?

Я немного нервно рассмеялась, хотя мне было не до смеха. Выходит, тётушка действительно была готова мной пожертвовать, а не сказала так Диего ради красного словца. Или она была уверена, что я уберусь вовремя? Не знала ли она о том, что за ней наблюдали?

— Скажем так, донья Хаго действовала на собственное усмотрение. На договорённости между нами твоя смерть не повлияла бы никак. Но приказания тебя устранять я не давал. На мой взгляд, это создало бы определённые сложности в части наследования герцогства, что в целом не в интересах Муриции, если даже не рассматривать мою к тебе слабость. Эстефания, ты очень рискуешь, находясь в чужой стране. И не только тем, что тебя будут использовать в своих политических целях наши противники. — Теодоро перестал улыбаться и говорил довольно жёстко. Впрочем, это делало его куда привлекательнее, чем когда он притворялся этаким няшным котиком, безобидным и милым, если не знаешь о спрятанных бритвенно-острых когтях. — А тем, что, постоянно используя зелье, скрывающее Сиятельность, можешь её потерять навсегда. А вместе с ней потеряешь все Сиятельные привилегии, герцогство и меня.

Он говорил с таким видом, что меня потянуло заключить: «Последнее — особенно печально», но я промолчала, не желая показывать, что ничего из перечисленного меня не привлекает. В идеале я бы предпочла просто раствориться в этом мире, чтобы никто никогда меня не нашёл. Но судя по тому, что моей тётушке удаётся меня унюхивать каким-то мистическим образом (уж не с помощью ли фамильяра Эрилейских?), о покое мне пока приходится только мечтать.

Теодоро был уже на середине комнаты, то есть слишком близко ко мне, пришла пора его выставить. А то ведь дойдёт, схватит и утянет за собой. А у меня в планах нет встречи с ним и с тётей.

— Эстефания, я прекрасно понимаю, что будущее видится тебе не в слишком радостных тонах, — неожиданно сказал он. — Но донья Хаго рано или поздно до тебя доберётся, и тогда я тебе не позавидую. А вот если ты согласишься на моё предложение, два года спокойной жизни я тебе обещаю.

— А потом? — заинтересовалась я, подозревая, что он не просто так замолчал и что два года — это максимально выделенный мне срок жизни.

— Ты же сама прекрасно знаешь, что потом, иначе не бегала бы, — усмехнулся он. — Так что у тебя всего лишь два варианта: прожить два года Сиятельной королевой или умереть сразу, как донья Хаго до тебя доберётся. А доберётся она куда раньше, чем через два года. Потому что теперь знает, где ты. И потому что ты её очень разозлила. Фактически, ты сделала её своим врагом, и только я могу тебя защитить.

— И всё же я предпочту побегать, Ваше Сиятельное Величество, — отрезала я и сделал изгоняющий жест. — Наш разговор неприлично затянулся.

До окна Теодоро донесло в одно мгновение, но там он уцепился за раму и с трудом выдавливая звуки, прохрипел:

— И всё же подумай, Эстефания. У тебя ещё есть время.

После этих слов его окончательно вынесло наружу, а меня — из сна. Я приоткрыла глаза и с удивлением обнаружила себя в гостиничном номере, хотя последние воспоминания были связаны с разговором Рауля и Альвареса. Или это тоже приснилось? Потому что моё подсознание хочет, чтобы у Рауля были ко мне какие-то чувства? Ой, какое плохое подсознание, лучше бы оно настраивалось на кого-то другого. Но на кого? Не на Теодоро же, в самом деле?

Разговор с ним мне очень не понравился. Веяло от него какой-то обречённостью. Король точно знал, что мне грозило, и был уверен, что я не смогу этого избежать, даже если за него выйду. Отсрочить — да, но это всё, что он мог для меня сделать. Или хотел? Два года — достаточный срок, чтобы наиграться, а может, и обзавестись наследником, к которому уйдут и права на герцогство. То есть Теодоро собирается за мой счёт решить сразу несколько проблем, при этом мне лично щедро отсыпав аж два года королевской жизни.

— Кати, ты очнулась? — ко мне наклонилась обеспокоенная Ракель.

Оказывается, она даже спала рядом на кресле, чтобы за мной присматривать, поэтому выглядела сейчас не только встревоженной, но и помятой.

— Да, — непривычно тихо ответила я. Сил не было ни на что. Боюсь, даже захоти я сейчас поднять руку, не смогу. — Как я сюда попала?

— Тебя Рауль принёс, — затараторила Ракель. — Ох и злился он. Не на тебя, на Альвареса. Марселе Рауль сказал, что, если бы не ты, вы бы все втроём там полегли. А ещё он вызвал к тебе целителя, тот пояснил, что у тебя полное магическое истощение. Ой, он же оставил зелье, которым тебя надо напоить, когда проснёшься.

Она взяла бутылочку, которая нашлась на столе, отмерила десять капель в ложку, чуть приподняла мою голову и влила лекарство. Оно прокатилось мятным потоком по горлу, и стало намного легче. Я продолжала чувствовать слабость, но уже могла поднять руку. А ещё зверски захотелось есть. Желудок совершенно не по-герцогски заурчал.

— Ещё тебе еду в стазисе оставили, — спохватилась Ракель. — Подозреваю, что не очень вкусную. Потому что целитель что-то там говорил о приготовлении по специальному рецепту и даже сам этим занимался. Представляешь, целитель, который приставлен к Теофренийскому королевскому дому, лично тебе готовил.