Да, я счастливчик, и что с того?! Том 1 (СИ) - Байяр . - Страница 24

Да никуда моя рыжая краля не денется. Она от одной моей фамилии потекла, встретимся еще. А вот фотографа можно и упустить ненароком. Будем разбираться с проблемами по мере их поступления.

Пока пересекал зал, выхватил кубики из кармана и потряс в кулаке. Достигнув захлопнувшейся двери, остановился и бросил их на ладонь.

Шестерка и тройка.

А знаете, я парень не гордый. Мне хватит! Или оставить?.. Сука…

Дилемма возникла такая, что я застыл на месте, слушая, как ботинки этого чмошника стучат за проклятой дверью, а их хозяин в настоящий момент удирает от меня всё дальше и дальше. Кровь набатом била в ушах, а я смотрел на пару игральных костей во влажной от пота ладони и думал, упуская драгоценные секунды.

– А, к черту! – спрятал кубики и, распахнув дверь, влетел в еще один коридор.

В последний момент увидел, как спина фотографа скрылась за поворотом, и устремился туда в надежде, что мне вообще не придется запускать цепь событий, сжирающую ману. Может, и своими силами удастся нагнать. Протупил знатно, каюсь, но ведь не всё еще потеряно!

Однако наши кошки-мышки сильно затянулись. А всё потому, что сраная мышка знала в этой академии каждую норку, как свои пять пальцев, в отличие от меня. Всякий раз, когда я сокращал расстояние между нами, неизвестный находил способ ускориться вновь. Нет, так дело не пойдет!

«Монеткой», запускавшей двигатель моей способности, теперь оказался восковой апельсин из вазы с такими же ложными фруктами, найденной на тумбочке в одном из пустынных коридоров. Замахнулся и бросил вперед, ожидая, что одно лишь это действо приведет меня к тому, что погоня каким-то непонятным образом перевесит в мою пользу.

Причем сосредоточился при этом настолько, что впервые почувствовал энергию маны, пульсирующую в теле. Так же отчетливо, как ощущал пульсацию крови, бегущей по венам. Липовый апельсин летел во время сего прихода, как в замедленной съемке. Клянусь, видел на нем каждую вмятинку, каждое пятнышко, словно смотрел откуда-то со стороны. Не собственным зрением, не со своей колокольни.

Время будто бы остановилось, окружающие меня звуки убавились на несколько тонов. В целом мире существовали только я и восковой апельсин, отправленный мною в свободный полет. Так же медленно, словно нехотя, на его траектории постепенно возникало препятствие в виде приоткрывающейся двери.

И как же смачно этот фрукт прилетел в лоб выходящей из комнаты бабке! Неожиданный приход всё еще не отпускал меня, и я во всех неприятных подробностях увидел, как дряблая кожа старческого лица заколыхалась от внезапного столкновения. Как от удивления поднимаются брови, приоткрывается рот…

Да, выглядело это эффектно, но, в конце концов, я всего-навсего бросил в какую-то бабку искусственным апельсином. Такая вот лирика.

Из режима слоу-мо вышел, как по щелчку пальцев. Голова кружилась, сердце отбивало бешеный ритм, а в горле пересохло.

Вот мы смотрим друг на друга. Атмосфера между нами накалилась настолько, что мне показалось, как воздух в коридоре потяжелел и нагрелся на несколько градусов.

– Прошу… прощения? – выдавил я, а восковой фрукт тем временем лениво катился по полу, и остановился, уткнувшись в мои ботинки.

У меня даже фотограф из головы вылетел, потому что намечалась заварушка похуже.

Бабка прищурилась, сжала и без того сморщенные губы. Понятия не имел, кто она такая, но если позволяет себе с такой физиономией пялиться на человека с голубой кровью, но она либо не понимает, кто я такой, либо вообще бесстрашная. Первый вариант был бы для меня предпочтительнее.

– Ты… – процедила она сквозь зубы, и я опасливо попятился, – …думаешь, что если родился с серебряной ложкой у одном месте, то можешь позволять себе любые вольности? Внучок…

Помотал головой и попятился еще дальше.

– Видала я всяких отщепенцев средь отпрысков княжичей и графьев, чтоб им пусто было, – злобно протараторила она и сделала уверенный шаг ко мне. – Вазы бьють, по коридорам носятся аки демоны, по углам прелюбодействують. Но чтоб нападали посредь бела дня на бедную Агафью Петровну, заняться больше нечем потому что…

Дрожащими руками она вынула из кармана передника свисток, приложила к губам и с такой силой в него засвистела, что я аж согнулся пополам и уши зажал. Барабанные перепонки грозились лопнуть, как мыльные пузыри.

Она всё продолжала свистеть, и я уж думал покинуть поле боя с позором. Освистанный в самом прямом смысле этого слова!

– Агафья Петровна! – раздался крик моего внезапного спасителя, и старушка, вынув свисток изо рта, нехотя обернулась на голос. – Опять вы за свое!

Спасителей у меня было несколько, и все в темно-синих мундирах местной охраны.

– Было совершено вооруженное нападение, – доверительно сообщила им бабка, тыча в апельсин возле моих ног. – Работайте свою работу. Не мне же ее за вас делать. Любой проступок должен быть наказан по чести и справедливости! – назидательно вскинула она указательный палец и, не дожидаясь ответа, пошаркала дальше по своим делам.

Охранники уставились на меня, я – на них, а после просто развел руками, мол и что это была за херня такая? Что это за террористка старая и как мне теперь избавиться от этого звона в ушах?

– Вы расскажете, что здесь произошло? – нарушил тишину один из трех мужчин, скептически поглядывая на «орудие преступления».

– И заранее просим прощения за Агафью Петровну, – извиняющимся тоном добавил другой. – Это наша старшая уборщица. Вы, видимо, первый год здесь…

– Это всё – досадное недоразумение, – ответил я, поднял наконец-то с пола долбанный восковой апельсин и положил его обратно в вазу. – Понимаете, этот удар предназначался не ей. Если бы вы видели убегающего отсюда студента… вот ему.

– А не тот ли это парень, которого мы по дороге сюда нашли? – почесал затылок третий из прибывших на сигнал тревоги охранников.

– Который споткнулся об ковер и влетел головой в тумбочку? – подсказал второй.

– Скорее всего, он, – важно кивнул я.

Цепь случайностей сработала, как надо. Вот только предположить не мог, что одним из ее звеньев станет бешенная старуха, пересекаться с которой в стенах академии больше не было никакого желания.

Пришлось немного приврать, чтобы объяснить, что между нами произошел легкий, ничем не примечательный конфликт, а фруктом я в неприятеля запустил, скорее, в шутку. Не хотелось упоминать настоящую причину всего произошедшего, пока не разберусь с делом самостоятельно. Если кто-то точил на меня зуб и хотел использовать эти фотографии для слежки или компромата, сперва нужно узнать, кто именно, а уже потом делать определенные выводы.

По окончанию разговора узнал, что горе-фотограф сейчас прохлаждается в медицинском пункте. Башкой он об тумбочку приложился знатно, но с меня все взятки гладки. Ничем я не мог этому поспособствовать, будучи прижатым Агафьей Петровной к стенке, так им показалось. И я с такими доводами, разумеется, согласился.

В медицинский пункт меня любезно проводили, напоследок пожелав приятного дня. Но день окажется действительно приятным, если в течение него я больше не встречу Полиночку, что пока еще было под большим вопросом.

Здесь пахло лекарствами и формалином, белоснежные стены слепили глаза. Первая комната была уставлена стеклянными шкафами с инструментами и препаратами, у окна стоял письменный стол, заваленный бумагами. Во второй располагались койки в несколько рядов с тумбочками из светлого дерева и ширмами подле каждой. Занята из них была лишь одна. Та, возле которой сейчас суетилась медсестра. Туда я и направился.

– Добрый день, – улыбнулся я женщине. – Друга вот пришел навестить…

Краем глаза увидел фотоаппарат, одиноко стоящий на тумбочке. Неплохо было бы проверить, что он там наснимал.

– Добрый день, – обернулась ко мне медсестра. – К сожалению, ваш друг еще не пришел в себя.

Она сидела на краешке койки, опустив руки на голову пострадавшего. Ладони ее излучали слабое золотистое сияние. Магичит. Светло-русые волосы были собраны в небрежный пучок на затылке, а лицо обрамляла пара пружинистых локонов. Белый халатик показался мне чуть короче норм приличия и в данный момент немного приоткрывал кружево края белых полупрозрачных чулков.