Да, я счастливчик, и что с того?! Том 1 (СИ) - Байяр . - Страница 47

– Павел. Ломоносов, – в той же манере с улыбкой от уха до уха ответил тот, и я пожал протянутую мне руку. Нет, не руку. Лапищу.

– Я тут хотел про клуб охотников разузнать. Время свободное подвернулось, знаешь, и подумал, что пора бы и записаться куда-нибудь. Для общего, так сказать, развития.

– А, ну это ты по адресу, парень. Потенциал у тебя… – окинул он оценивающим взглядом мою дрыщавую тушку, – …есть. Эй, Миш! – окликнул он кого-то из числа тренирующихся. – Поди сюда! У нас тут новенький, кажись, в охотничий! Жаждет крови и зрелищ, говорит, аж руки трясутся! Говорит, не успокоится, пока в какую-нибудь тварину копье не засадит! Миш! Быстрее давай, а то, боюсь, он меня расчленит на куски! Каменецкий, бляха! Аха-ха-ха!..

На всякий случай я его поправлять не стал. Мышцы наращу – вот тогда будет можно.

– Иду я, не ори так, – подошел к нам не менее подкаченный тип. Тот самый, кстати, который ту монстрятину горбатую пополам разрубил одним ударом меча.

– Это Димитрий. Гордеев, – кивнул Павел на меня. – Скажи ведь, есть же потенциал, а?

– Ну есть, – прошелся по мне мечник таким же изучающим взглядом. – Михаил Каменецкий, – и его здоровенную, влажную от пота, лапищу я пожал тоже. – Опыт охоты есть? Боевой опыт? Фехтованием занимался когда-нибудь? Вообще меч в руках не держал никогда?

Я мотал головой на каждый вопрос, и что-то подсказывало мне, что собеседование в их накаченные ряды вряд ли пройду. Но хотя бы попытался.

– Знаешь, так даже лучше, – удивил он меня. – Переучиваться не надо будет. А то научат в этих фехтовальных залах в узких портках танцевать, а ведь на деле всё совсем иначе.

– Мы еще и шашлыки в лесу жарим, – весело добавил Павел. – Из тех, кому внутренности качественно выпотрошили, аха-ха-ха!..

– Ха-ха-ха… – вымученно посмеялся я, пытаясь проникнуться новой атмосферой. Не особо помогло.

– Значит так, Димитрий. Слушай сюда, – дружески хлопнула меня рука Михаила по плечу. – Собираемся мы по нечетным дням к шести часам вечера в спортивном зале. Перекличка, небольшая тренировочка для поднятия духа, и на дело. Это с первого взгляда кажется, что в здешних краях ни одной твари нет. А знаешь, почему никто их не видит?

– Потому что мы их, как цыплят, истребляем, погань эту! – тут же ответил Павел и хлопнул меня по второму плечу.

– Именно, – поддакнул Каменецкий. – И ректорше в радость, и нам в кайф. Все довольны. Так что если серьезно хочешь примкнуть, придется, Гордеев, попотеть.

– А потеть – это круто, – выпятив челюсть, закивал Ломоносов. – Потому что не потеют только трупы, Гордеев!

– Ага… – натянуто улыбнулся я.

– Завтра седьмое, кстати, – внезапно посерьезнел Павел. – Ни на что не намекаю, конечно, но…

– Завтра к шести часам вечера в спортзале, – верно понял я незамысловатый намек.

– Отлично! И помни, что никогда не поздно начать работать над собой, – подметил мечник.

– Но лучше рано, чем поздно! – дополнил его другой.

– Организационные вопросы решим на месте. Но можешь уже морально начинать готовиться.

– Это будет мясо!

Попрощавшись с ребятами, покинул тренировочную площадку. Но отойдя от нее буквально на несколько метров, вздохнул и медленно провел ладонью по покрытому испариной лицу.

И куда я, мать твою, только что вступил?..

Московский императорский дворец…

Тем же днем…

Обстановка малой дворцовой гостиной не вызывала у Полиночки ничего, кроме отвращения и желания убраться отсюда подальше. Именно здесь девушку с малых лет запирали, чтобы отчитать во всех прегрешениях. И если сначала этим занимались исключительно гувернантки, приставленные к шкодливой княжне, то после наступления шестнадцатилетия дочери сферу нотаций взял на себя лично отец.

Такая инициатива возымела лучшие результаты. Полиночка боялась властного отца примерно в той же степени, в которой изнывала по свободе, но с малым злом тоже приходилось считаться.

Сидя на расписной ткани диванчика, княжна обняла декоративную подушку обеими руками и с постной физиономией выслушивала, насколько сильно позорила род своими выходками. Насколько наплевательски она относится к своему титулу, семье и к будущему в целом. В какой-то момент это опротивело ей настолько, что она осмелилась открыть рот.

– Я знаю, какое будущее вы прочите своему ребенку, который является всего лишь шестым по очередности наследования, – произнесла она, и Лев Алексеевич, до сего момента меривший гостиную шагами, остановился. – Вы хотите всего лишь удачно выдать меня замуж, и я в полной мере осознаю ваше стремление и принимаю его. Как только вы заключите эту помолвку, руки ваши в отношении меня будут развязаны, потому что завязанными они будут уже у моего жениха. Разве не этого вы добиваетесь, отец? – подняла она на родителя проницательные голубые глаза. – Вам абсолютно всё равно, насколько я буду бесполезна сама по себе. Какое образование я могу получить, и насколько широкую свободу предоставит мне род, неотъемлемой частью которого я стану. Вами движет иная выгода – финансы и магический потенциал. Думаете, я этого не понимаю?

– Полиночка… – прекратив нарезать круги, уселся мужчина напротив дочери. Сложил ладони домиком перед собой, уперев локти в колени. – Ты дорога мне. Я вовсе не отношусь к вам всем, как к средству. Мне даже немного жаль, что у тебя сложилось подобное мнение. Но я умею разграничивать роли, и сейчас в первую очередь я – отец, а делец – уже во вторую.

– Если бы это была правда, тогда вы сами подписали бы рекомендацию на мое обучение, и воровать императорскую оснастку мне не пришлось бы, – парировала княжна, сильнее впиваясь в подушку пальцами. – Вы держите меня здесь взаперти и под надзором, потому что считаете, что я опозорю себя в обществе до того, как выйду замуж. Но вы забыли, что этим мужланам патлатым…

– Полина!

– Что этим мужланам патлатым, – громче повторила она, – всё равно, на какой бабе жениться, лишь бы приданое у нее было побольше! Я устала выслушивать ваши нравоучения в то время, пока остальные делают всё, что им хочется! Я тоже хочу делать то, что мне хочется!

– Полина…

– Пойдите мне навстречу хоть раз. Не о столь многом я прошу, отец. Просто. Хочу. Жить, – делая резкий акцент на каждом слове, подалась девушка вперед. – Учиться, общаться, влюбляться, как и любой нормальный человек моего возраста. И если вы позволите мне это, оставив в покое хотя бы на годы обучения, то я… я не буду сбегать из Империи, как грозилась, – чуть тише добавила она. – Я выйду замуж, стану примерной аристократкой и женой, нарожаю наследников. Всё именно так, как вы прочите мне в идеале.

– Но ты всё еще не здорова, – возразил он. – Твой диагноз никуда не делся, и отпускать тебя в общество делать то, что ты хочешь и где хочешь…

– В ваших же возможностях приставить ко мне лекаря, который будет исполнять те же самые обязанности, только на территории академии, – стояла княжна на своем. – Ничто не мешает им вести за мной такое же наблюдение, как и в стенах дворца. А если вам претит сама мысль, что о моем диагнозе станет известно, пусть этот лекарь устроится в медпункт, и я буду ходить к нему та-а-айно… – заговорщицки протянула она, закатывая глаза. – И он будет лечить меня та-а-айно…

– Не скажу, что мне это пришлось бы по душе.

– Вы всё равно ничего не можете поделать с клятвой студента, – прищурилась Полиночка.

– Почему же? – с вызовом вскинул мужчина бровь. – Перевести тебя на домашнее обучение.

– За что же вы так меня ненавидите? – отвела девушка взгляд, нижняя ее губа мелко задрожала. – Ну пожалуйста! – воскликнула она, вновь черпая веру из внутренних резервов. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! – из глаз ее брызнули слезы, ладони сложились в молитвенном жесте так стремительно, что декоративная подушка хлопнулась на пол. – Обещаю, я буду хорошо себя вести! Ни слова матерного не произнесу, буду прилежной и… и достойной ученицей! Никогда о своем решении не пожалеете!