Духовный мир преподобного Исаака Сирина - Алфеев Иларион - Страница 65

В приведенном отрывке обращает на себя внимание обильное цитирование Исааком патристических текстов, служащих подтверждением его идей. В другом тексте, говоря о двух видах знания, Исаак ссылается на Марка Подвижника. Здесь, однако, тема знания рассматривается в контексте аскетической практики:

Есть один вид знания, сила которого в том, что он занят добродетелью; но есть и другой вид знания, который состоит в помышлении разума о Боге, как сказал блаженный Марк Отшельник: «Одно — знание действий[986], а другое — знание истины. Как солнце выше луны, так и второй вид выше и преимущественнее первого»[987]. «Знанием действий» он называет то знание, которое рождается из служения и состязаний со страстями, согласно установленным заповедям: умудряется человек в том, что относится к закону, когда размышляет о них и пользуется ими. Знание же истины есть то знание, при котором ум поднимается превыше всего и озаряется постоянным размышлением о Боге; и одной лишь надеждой посредством мысли бывает он возвышен к Богу[988].

Здесь первый вид знания соответствует тому, что в грекоязычной аскетической традиции, в частности у Евагрия, называлось praktikhb, а второй — тому, что обозначали словом uevriba[989]. Последнее есть не что иное, как мистическое возвышение ума к Богу.

Истинное знание, согласно Исааку, является ощущением Бога, личной встречей с Ним, опытным соприкосновением с божественной реальностью. Оно порождает любовь к Богу и является источником наивысшей сладости:

Любовь есть порождение знания, а знание есть порождение душевного здравия… Вопрос: Что есть знание? Ответ: Ощущение бессмертной жизни. Вопрос: Что такое бессмертная жизнь? Ответ: Ощущение Бога. Ибо любовь от знания, а знание Бога есть царь всех пожеланий, и сердцу, принимающему его, всякая сладость на земле кажется излишней. Ибо нет ничего подобного сладости познания Бога[990].

Человек не может получить истинное знание, пока не достигнет чистоты ума, детской простоты и святости. Необходимо отречься от душевного знания, чтобы приобрести духовное:

Не только невозможно посредством душевного знания принять духовное, но даже нет возможности ощутить его чувством или сподобиться его кому — либо из ревностно упражняющихся в душевном знании. И если некоторые из них желают приблизиться к этому знанию Духа, то пока не отрекутся от того душевного… и не поставят себя в младенческий образ мыслей, до тех пор не смогут приблизиться даже в малой степени к духовному знанию… Это знание Духа просто и не сияет в помыслах душевных. Пока разум не освободится от многих помыслов и не придет в единую простоту чистоты, до тех пор не сможет ощутить этого духовного знания. Порядок этого знания — ощутить наслаждение той жизнью иного века… Этого духовного знания никто не может принять, если не обратится и не будет, как дитя[991]. Ибо с этого времени услаждается он небесным Царствием. О Царствии же небесном говорят, что оно есть духовное созерцание[992].

Духовное знание не приобретается человеческими усилиями: оно есть дар свыше. Оно не является прямым следствием добродетельной жизни и не порождается добродетелями, однако дается в награду за добродетели. Это духовное знание возводит человека на высшую ступень веры, которая является уже не «верой от слышания»[993], но «осуществлением ожидаемого и уверенностью в невидимом»[994], или, по выражению Исаака, «движением, исполненным уверенности, которая возбуждается в уме по благодати Божией»[995]. Духовное знание рождает «созерцательную веру»:

Это духовное знание… дается, как дар, деланию страха Божия. Когда исследуешь внимательно делание страха Божия, тогда найдешь, что оно есть покаяние. И духовное знание, следующее за ним, есть то самое, о чем мы сказали, что залог его приняли мы в Крещении, а дарование его принимаем покаянием. И дарование этого, о котором мы сказали, что принимаем его покаянием, есть духовное знание… Духовное же знание есть откровение сокровенного. И когда ощутит кто сие невидимое и во многом превосходнейшее, тогда принимает оно от этого название духовного знания, и в ощущении его рождается иная вера, не противоположная вере первой, но утверждающая ту веру. Называют же ее верой созерцательной. Прежде был слух, а теперь созерцание; созерцание же несомненнее слуха[996].

* * *

Мы видим, что Исаак разными путями приходит к одному и тому же выводу: вершиной духовного восхождения человека является мистический опыт, каким бы термином он не был обозначен — духовная молитва, созерцание, откровение, видение, озарение, прозрение, созерцательная вера, духовное знание. Путь человека к вершинам мистической жизни может описываться как путь от деятельности к созерцанию, от слышания к видению, от помрачения к озарению, от рационального познания к сверхрациональной вере, от неосмысленной веры к духовному знанию, от мирского знания к божественному «незнанию», или «сверх — знанию». Путь к познанию Бога, которое есть «не¬знание», бесконечен. Этот путь завершается только в будущем веке, когда человек достигает возможной для него полноты созерцания и знания:

…Прежде, чем приблизится кто к знанию, восходит и нисходит в жизни своей; когда же приблизится к знанию, всецело возносится на высоту, но сколько бы ни возвышался, не достигает совершенства восхождение знания его, пока не наступит тот век славы и не примет человек полного его богатства[997].

Мы подошли к последней теме нашего исследования — эсхатологии преподобного Исаака. Эсхатологические воззрения Исаака составляют неотъемлемую часть его богословской системы: они вытекают из его учения о Боге — Любви и основаны на его собственных мистических прозрениях, хотя и подкреплены авторитетом предшествующих Отцов.

Первый раздел настоящей главы будет посвящен традиционной аскетической теме «памяти смертной». Во втором разделе будут собраны суждения Исаака по вопросам эсхатологии, рассыпанные по всему корпусу его творений, исключая Беседы 39–41 из 2–го тома. Ввиду того, что эти три Беседы являются систематическим изложением эсхатологических взглядов Исаака, представляется целесообразным рассмотреть их подробно в третьем разделе настоящей главы, который станет заключительным разделом всего нашего исследования.

Восточно — христианская монашеская традиция придает большое значение «памяти смертной» как одному из главных аскетических деланий. «Вспоминай всегда исход твой и не забывай о вечном Суде», — говорит Евагрий[998]. «Ежедневно имейте смерть пред очами… Готовьтесь к страшному дню ответа на Суде Божием», — вторит ему авва Исаия[999]. В сирийской традиции тема памяти о смерти и Страшном Суде развита, в частности, у Ефрема Сирина[1000]. Исаак прямо ссылается на Ефрема в следующем тексте: