Дядя самых честных правил 3 (СИ) - Горбов Александр Михайлович - Страница 33

— Так точно, Пётр Иванович!

— Ах, подлец, вырос-то как! Был малец-мальцом, а как вытянулся!

Он несколько раз хлопнул меня по плечу.

— Нет, ты глянь, каков, а! Вырос, а рожа такая же хитрая, — он погрозил мне пальцем: — Ой, шельмец! Что, выучил хоть что-то в Сорбонне или по девкам только бегал?

— Обижаете, Пётр Иванович, бакалавра получил.

— А чего не магистра? — хохотнул Шувалов. — Аль смекалки не хватило?

— Так лягушатники, ваша светлость. Им проще удавиться, чем русского человека не хуже себя признать.

Он покачал головой.

— Так оно и есть, лягушатники проклятые, — он прожёг меня взглядом. — Значит, научился, говоришь?

— Да, ваша светлость.

— Знаки, Печати?

Я кивнул.

— На пушку сможешь наложить? Как положено, чтобы на пятьсот саженей в цель попасть.

— Проще простого, Пётр Иванович.

— Ой, брешешь! А ежели проверю?

— На спор, Пётр Иванович, если хотите.

— На спор? А что, давненько я не спорил. Если не сможешь, я тебя Сашке отдам, пусть делает с тобой что хочет.

— А если смогу?

Шувалов хитро блеснул глазами.

— Не обижу, не бойся, — он обернулся к брату: — Забираю этого умника. Съездим ко мне на стрельбище, проверим, каков он в деле.

И тут же, ухватив меня за локоть, Шувалов потянул меня к выходу. Отлично! Первая часть пьесы сыграна как по нотам.

Пока тряслись в карете, Шувалов расспрашивал меня про дела в Париже, про моё наследство, болтал о всякой чепухе и изображал из себя доброго родственника. Только я чувствовал — он меня с кашей съест, если пожелает. Но был у него ко мне какой-то свой интерес, который я пока не мог раскусить. Ладно, посмотрим, всё равно рано или поздно он покажет, чего хочет.

— Приехали.

Шувалов первым вылез из кареты, а я следом. Ёшки-матрёшки, куда он меня завёз? Лес вокруг, только с одной стороны от дороги была широкая просека, длиною в пару вёрст.

— Новое стрельбище, — криво ухмыльнулся вельможа. — Прошлое у самого Петербурга было, только жители пугались, когда пушки слышали. До самой Елизаветы Петровны дошли, чтобы отодвинула подальше. Ладно, идём, братец.

В начале стрельбища обнаружилась избушка, из который выскочил бородатый сторож.

— Ваше сиятельство! Происшествий не было, пушки не привозили.

Кивнув, Шувалов приказал:

— Отведи нас на первый редут.

К чести сторожа, стрельбище он содержал в идеальном порядке. Дорожки были расчищены, сугробы отбиты, и даже вороны сидели на коньке крыши ровным строем.

Редут оказался двумя земляными насыпями, сходящимися под острым углом. Наверху стояла старая бронзовая пушка, потёртая и с одной отколотой скобой.

— Вот, братец, — Шувалов прятал усмешку, — тебе пушка. Выстрелишь, будешь кумом королю и сватом министру. А нет, сгною за пустое бахвальство.

Я молча кивнул и подошёл к орудию. Опустился на колени, переключился на магическое зрение и приложил пальцы к ледяному металлу.

Ёшки-матрёшки, что он мне подсунул? Вся казённая часть орудия была пропитана перегоревшим эфиром. Кто-то до меня много раз вычерчивал там Знаки, забывая подчистить старые рисунки. Причём рисовал неумело, нарушая порядок линий, портя металл и приводя орудие в негодность. То ли пушку использовали как учебную, то ли испытывали на ней всяких неумех. Это что, и меня Шувалов считает недоучкой? Нет уж, не получит он возможности надо мной посмеяться. Вытащив small wand, я встряхнул кистью и принялся за работу.

— Пётр Иванович, отойдите, пожалуйста, от орудия.

Шувалов, не спеша ходивший вокруг пушки, посмотрел на меня со скепсисом.

— Боишься случайно выстрелить? — спросил он ехидно.

— Нет. Сейчас будет продувка ствола, не слишком приятно, если попадёте под выхлоп.

Покачав головой, словно не веря мне, Шувалов всё же отошёл в сторону. А я лёгким росчерком нарисовал на казённой части круговую связку Знаков.

Орудие мелко задрожало и “кашлянуло” облачком сажи. Ёшки-матрёшки, до чего довели пушку! Даже канал ствола загадили обыкновенной гарью. Уважение к шуваловским пушкарям пробило нулевую отметку и рухнуло в минус.

Знаки медленно качали эфир, очищая казённую часть от старых выгоревших Печатей. Даже не переключаясь на магическое зрение, я видел, как из ствола течёт комковатый перегар эфира, похожий на клочки тумана. Хорошо, очень хорошо!

Я дождался, пока орудие перестанет дрожать, и росчерком small wand’а стёр связку. Первый этап закончен, можно переходить к следующему.

Бронза, из которой отлили пушку, оказалась отвратительного качества. Многовато олова, мало цинка, отчего сплав получился хрупкий, да ещё и с внутренними кавернами. А многочисленные наложения кривых Знаков и вовсе испортили орудие — ещё чуть-чуть и ствол разорвёт при очередном выстреле. Пришлось мне вспомнить подходящие Знаки, чтобы зарастить микротрещины и снять усталость металла. Ничего, с таким ремонтом ещё год-другой точно продержится. Главное, чтобы меня рядом не было, когда очередной нерадивый маг начнёт рисовать кривые связки.

Как художник грунтует холст, так и я долго возился над казённой частью пушки. И лишь приведя её к нормальному состоянию, взялся за “боевую” часть. В отличие от неучей, рисовавших орудийную Печать то сверху на бронзе, то внутри металла, я точно помнил: Печать должна располагаться на дне запальной каморы. Пришлось немного помучиться, чтобы выверить её положение. Хоть на йоту сдвинешь в сторону, и получишь не солидный бабах, а хлипкий пшик. Сколько там Шувалов хотел, пятьсот саженей? Слукавил Пётр Иванович — прицельно стреляют на двести пятьдесят, а на пятьсот уже разброс такой, что и стрелять бессмысленно. Только и у меня кое-что найдётся.

Закончив с орудийной Печатью и запальной связкой, я нарисовал на стволе “винтовые” Знаки. Ничего диковинного в них не было, но использовались они пушкарями крайне редко. Их же надо каждый десяток выстрелов подновлять, ствол быстрее изнашивается, греется сильнее. А я вовсе не собираюсь вести здесь настоящий бой, сделаю всего один-два выстрела, и хватит.

— Эк ты, братец, мудришь, — Шувалов подошёл ближе, качая головой. — Не перехитришь сам себя?

Я молча кивнул, заканчивая с “винтовыми” Знаками. Некогда мне на болтовню отвлекаться. Вот закончу, тогда и буду на вопросы отвечать.

Оставалась последняя деталь — прицел. Маленький Знак у казённой части и его зеркальный двойник на конце ствола. Очень удобная штука, только вот пользоваться ей может человек исключительно с магическим зрением. Оттого прицел и не ставят на армейские пушки — стрелять придётся обычным артиллеристам, а не магам.

— Готово, Пётр Иванович, — я обернулся и посмотрел на Шувалова без страха и подобострастия. — Выбирайте цель.

Шувалов хмыкнул.

— Давай-ка, братец, на двести саженей постреляем, как по уставу положено. Пятьсот мы с тобой многовато взяли для спора.

Ага, специально, значит, меня хотел подразнить. Знал, что на пятьсот будет разлёт в семь саженей и ни в какую мишень не попадёшь, кроме как случайно. Ну уж нет, надо и мне гонор показать, чтобы неповадно в следующий раз было.

— Зачем же, Пётр Иванович. Уговор дороже денег, на пятьсот и будем стрелять. На двести любой дурак попадёт, если глаза на месте.

Вельможа зажмурил левый глаз, будто прицеливался в меня.

— Уговор, значит. Ну, раз такое дело, стреляй. Вон ту мишень возьми.

Он пальцем указал на щит из досок в середине просеки. Да, пожалуй, и правда пятьсот саженей до неё будет.

Ядра нашлись здесь же, в большом ящике. Не слишком напрягаясь, я закатил ядро в ствол и пропихнул прибойником до запальной каморы. Навёл орудие, ориентируясь по прицельным Знакам, и взял пальник на длинной ручке. Пришлось и на нём обновить Знак, разрядившийся от частого использования.

— Орудие! — скомандовал я сам себе.