С чистого листа (СИ) - Цветкова Алёна - Страница 27

– Хм, – он не ответил мне и снова поднес к свету мою тесьму, – не знал я, что в гареме наложницы вышивкой занимаются…

– Так я и не наложницей, – растянула улыбку до ушей, краем глаза заметив, как вздрогнул Яволк, – прислуживала я…

– А-а-а, вон оно что, – потянул купец, довольно кивая. И пояснил, – секреты такой вышивки не каждому подмастерью рассказывают. А у тебя и рука набита, хорошо вышито, аккуратно. Будешь еще вышивать, приноси, я у тебя по две медянки за аршин буду брать. Выше не могу, – торопливо добавил он, увидев, что я открыла рот, – я у гильдейских мастеров по той же цене беру. Но вот узоров у нас таких нет, – раскрыл он секрет своей щедрости.

– Хорошо, господин Лерой, – рассмеялась я, – договорились.

Из лавки я вышла с запасом ткани для вышивки, маленькими пасмами мулине множества цветов, отрезом самой дешевой ткани для мешков, пятью десятками медянок и с заверениями господина Лероя, что он заберет все, что я вышью гладью.

– Лола, – Яволк взял меня за плечо, останавливая прямо за дверями лавки, – ты не говорила, что была прислужницей…

– Я только недавно вспомнила об этом, Яволк, – как можно беззаботнее заявила я… и подумала, что стоит куда-нибудь записать то, что я вру о своем прошлом. Чтоб не запутаться…

Пока мы болтались по городу костерок почти потух. Пришлось заново раздувать огонь, подкладывая сухие ветки. Мы с специально недалеко от города в лесу остановились, дров набрали. Здесь-то дрова просто так не лежат, покупать надо. А медянок на них жалко.

Яволк принес воды из колодца, а я взялась готовить.

Особенно мудрить не стала, порезала сало, обжарила с овощами и картошкой, водой залила и тушить поставила. А когда супчик покипел, раскрошила туда несколько шариков корота.

Пока возилась, Яволк рядом сидел. Смотрел-смотрел, а потом сказал:

– Я должен был давно догадаться, что ты в гареме была не наложницей…

Я пожала плечами:

– А какая разница, Яволк? Наложница я была, или простая прислужница… все равно это же я.

– Ты не понимаешь, – покачал головой он, – это очень многое меняет.

– Что именно?

– Все. Отношение к тебе и, вообще…

– Если для кого-то мое прошлое меняет отношение ко мне, то стоит задуматься, что важнее для человека: я сама или та картинка, которую он нарисовал в своей голове, – ответила я, чувствуя обиду.

Не дура же… понятно, что Яволк имел в виду. Я же знала, как презрительно говорят обо мне в деревне. И я уловила, что раз уж ты бы служанкой, а не наложницей, то так и быть, можешь рассчитывать на каплю уважения со стороны соседей. А может быть и от него самого…

– Лола, – Яволк вздохнул, – ты меня не так поняла. Мое отношение к тебе не изменится, в любом случае. Каким бы ни было твое прошлое. Но вот отношение окружающих…

Я не ответила. Промолчала. Потому что мое настоящее прошлое абсолютно точно изменит все… Но только он о нем никогда не узнает.

Вечер и ночь так и прошли в молчании. Мне не хотелось говорить, а Яволк не знал, что сказать. Мы сидели у крошечного костра, я бездумно смотрела на пламя в голове было пусто, как будто бы кто-то старательно вымел метлой все мысли.

Под телегой Яволк заботливо постелил толстую попону и кинул сверху шерстяной плащ, укрываться. Он не сказал ни слова, но мы оба знали, эта постель для меня.

Я легла пораньше, как только стемнело. Хотя и спала всю дорогу, но устала почему-то сильнее, чем дома, бегая по хозяйству. А Яволк сначала сидел у костра, болтая с мужиками с соседних возов, а потом заснул прямо там же, на бревнышке, привалившись спиной к мешку с пасленом.

А я полночи лежала, повернувшись к нему спиной и ни о чем не могла думать.

– Лола, – хмурый Яволк подошел ко мне, когда я проснулась, выползла из-под телеги и умылась остатками вчерашней воды, – прости. Я сказал глупость. Мне нужна ты, любая ты. А все остальное неважно.

– Хорошо, – улыбнулась я и протянула руку, – мир?

– Мир? Мир, – ответил он, осторожно обхватывая мою ладонь своей лапищей.

На мгновение время замерло, а потом рвануло с бешеной скоростью.

Мягкий, но резкий рывок, и я влетаю в его объятия… утренняя зябкость мгновенно сменяется жаром мужского тела… Я смотрю на него снизу вверх, и мне становится горячо где-то солнечном сплетении. Очень горячо. Тело начинает плавится… слабеют руки… колени… я просто повисаю на руках Яволка, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. И даже моргнуть, на долю секунды перестав смотреть в его глаза, я не могу.

От испепеляющего жара внутри что-то вспыхивает, мгновенно разгораясь из крошечной, почти потухшей вчера искорки, до лесного пожара… Еще немного и я сгорю. Дотла. Почернею и рассыплюсь серой золой. И я шепчу из последних сил, не губами, а сердцем:

– Яволк… я…

И тянусь к нему сама, потому что знаю, как усмирить этот огонь, как не дать ему уничтожить всю меня.

– Лола, – так же одними губами выдыхает Яволк и наклоняется ко мне…

Поцелуй? Нет… это спасательная операция. Это два огня направленные друг на друга, чтобы остановить пожар, взять его под контроль. Удар. Наши пламени сцепляются друг с другом в битве, раскаляясь еще больше, горят, выжигая кислород из каждой клеточки наших тел… и начинают гаснуть, успокаиваясь и подчиняясь.

Жар стал слабее, и теперь я могу дышать. И Яволк тоже… Мы захлебываемся ледяным, после пожара, воздухом и смеемся, прижимаясь друг к другу. Мы выжили… Выжили… мы не сгорели.

Счастье так велико, что Яволк подхватил меня на руки, начал кружить, расплескивая переполняющий нас восторг на все вокруг… Мы выжили… и теперь все будет хорошо… все будет просто прекрасно…

Люди вокруг нас, на которых попадали капли нашей радости, тоже начинают улыбаться и светиться счастьем.

– Лола, – Яволк поставил меня на землю и теперь слегка поддерживал, чтобы я не упала от слабости и головокружения.

– Яволк, – я цеплялась за него и прятала лицо, уткнувшись в рубашку. Потому что никак не могла свести губы, растянувшиеся в улыбке до ушей.

Любовь? Не знаю. Не уверена. Но между нами определенно страсть, что делает этого мужчину особенным для меня. Но есть еще и правда о моем прошлом, которая не дает рассчитывать на что-то большее.

О начале ярмарки оповести рог на центральной площади. Мы его не услышали, но глухой телефон постепенно донес до нас эту новость.

Если сначала мы с Яволком зевали от скуки, то потом пошел народ, и зевать стало некогда. Я расторговалась довольно быстро. Масло забрали почти сразу, а вот корот обходили вниманием. Я уж расстроилась. Но тут дородный и весьма солидный мужчина, купивший у Яволка сразу пять мешков паслена, заинтересованно потыкал в белые шарики.

– Что это?

– Корот, – улыбнулась я, – я его из молока делаю. Его можно класть в суп, а можно есть прямо так. Очень вкусно…

Мужик кивнул, бесцеремонно взял шарик и засунул в рот. Я даже ахнуть не успела. Желающих попробовать незнакомое блюдо было много, но у меня слишком мало корота, чтобы устраивать дегустацию для всех. Поэтому я давала его попробовать только тем, кто покупал у меня масло.

– Хм, – он покатал шарик во рту и выплюнул прямо на землю. Я поморщилась от досады. Не понравилось. Ну, вот зачем брал спрашивается? – Сколько? – Огорошил он меня вопросом.

– Медянка за фунт, – вздохнула… придется домой забрать.

– Беру, – кивнул мужик, – давай все. И на следующей ярмарке зайди ко мне, если господам понравится, буду брать постоянно.

Он сунул мне в руки девять медянок, подхватил узелок с коротом, недовольно хмыкнув от вида ткани, и хотел было уйти…

– Подождите, – я улыбнулась ему, – а куда мне прийти в следующий раз?

Мужик оглядел меня с ног до головы таким взглядом, что я сразу почувствовала себя недалекой деревенщиной.

– Я Фаций, – гордо поднял он подбородок, – повар господина мэра.

И удалился с таким видом, как будто бы он, как минимум, королева Англии.

Медянок у меня набралось шестьдесят девять штук: пятьдесят за вышивку, девять за корот и десять за масло, которое я тоже продала по медянке за фунт. Было бы восемьдесят, но фунт корота ушел на дегустацию.