С чистого листа (СИ) - Цветкова Алёна - Страница 46

Уксус при окрашивании шерсти натуральными красителями используется как закрепитель. И есть три способа закрепить краску на шерсти: вымочить в подкисленной воде после окрашивания, добавить уксус в отвар трав во время окрашивания, или сначала вымочить в уксусе, и только потом красить.

В первом случае цвет получается светлый, а в последнем – более насыщенный. Так как я и хотела.

Примерно через час процедила отвар луковой шелухи через тряпицу, чуть-чуть добавила воды, чтобы покрыть всю шерсть, положила в горшок часть мотков пряжи и снова поставил на тлеющие угли. Пряжа красилась примерно еще час, я иногда подливала воду, чтобы она не выкипела вся.

Точно так же покрасила и вторую часть. Крапива дала густой травяной оттенок.

Цвета получились просто роскошный, и ручки зачесались от желания взять в руки спицы.

Но их тоже нужно было сделать. Мне помог дед. Он расщепил полено на лучинки, а потом обстругал их ножом, придавая форму, и довел до гладкости мелким сухим песочком с реки. На одном конце, по моей просьбе дед оставил шишечку, чтобы не спадали петли.

Вязала я на занятиях по магии… ну, моему наставнику, гоблину почти все время было некогда, и я много времени проводила с его женой. Она в основном суетилась по хозяйству, а я вязала.

И, вообще, учиться оказалось не так уж и сложно, как я боялась. Гоблин просто рассказывал мне о магии. Оказывается, у них тоже совсем мало магии, но она очень хитрая. Она способна подталкивать людей и нелюдей к поступкам, которые выгоды гоблину. Но только в том случае, если предпослыки такого поведения уже заложены в этих конкретных людях и нелюдях.

То есть проще говоря, гоблин может заставить разумное существо взлететь только в том случае, если у этого существа есть возможность летать и он, где-то в глубине души, сам этого хочет.

Я бы назвала магию гоблинов способностью к манипуляции. Из ни получались бы удачные аферисты и воры, если бы гоблины по своей природе не были настолько добродушными. Они просто не способны затаить злобу, обиду и не выдать себя. Испытывая негативные эмоции, гоблин начинает болеть и чахнуть.

У всех остальных рас способности хоть как-то действовать на разум человека отсутствовали. Единственным исключением был потомок безмирников – Лекс. И именно из-за способности вызывать необоснованное доверие у собеседника, его считали больше безмирником, чем человеком.

А вот Петьке доставалось по полной программе. Кроме собственно магии, которую он пока познавал теоретически, учили его и всем остальным наукам. Метафизика, алхимия, астрология, геометрия, философия, экология (*примерно так перевелось название главной эльфяксокй науки о гармоничном взаимодействии разумных существ, животных, растений и окружающего пространства) – это далеко не все предметы, которые наставники старались впихнуть в Петьку.

Я думала он взвоет через пару дней и мне придется заставлять его учиться. Но, к счастью, глаза мальчишки с каждым днем все ярче горели жаждой знаний. Он впитывал их как губка, и каждое утро с радостью бежал «в школу».

А потом взахлеб пересказывал и мне и деду. Я перестала понимать о чем он говорит где-то через неделю. Дед еще раньше. И теперь мы просто кивали в нужный момент, чтобы не расстраивать мальчишку. Но я много узнала из этих сумбурных пересказов.

Последний месяц лета катился к закату, подготовка и подготовка к зиме вышла на финишную прямую. Деревенские вышли в поля на уборку зерновых, а мы с Петькой утроили усилия по сбору даров природы. Рыба, грибы, ягоды, орехи, желуди, веники, травы – мы тащили все, что могли найти полезного в лесу, на лугу и в реке. Нам ничего лишним не будет.

Веников было столько, что места на чердаке не хватало, и мы с Петькой сделали под кухонным навесом стойки из жердей для их хранения. И готовила я теперь дома.

Зато мы не боялись, что наши животные останутся зимой без корма.

Динай, когда убрал арендованную у моей бабки делянку, привез в счет оплаты воз соломы и десять мешков зерна. Не особенно много, дед сокрушенно вздыхал, когда я радовалась, но все же лучше, чем ничего.

Зерно я засыпала в специальные деревянные короба в сарайке. Пришлось, правда, их подремонтировать, потому что кое-где мыши прогрызли дыры, и завести кошку. Красивую трехцветную кошку-мышеловку, которую Петька назвал Муркой.

И толстолапого смешного щенка. Ванут, притащивший нам обе животинки, утверждал, что щенок вырастет в хорошего сторожевого пса, который будет не щадя живота своего охранять хозяйское добро. Но пока Барбос вызывал только радость и умиление.

А еще в нашем хозяйстве появилась лошадь. Та самая Курица, которая и так уже работала на нашем подворье больше, чем в палаточном городке.

Мы так к ней привыкли и полюбили, что на семейном совете постановили выкупить ее у господина Истала. Для крестьянского хозяйства Курица вполне подходящая лошадка: неприхотливая, довольно молодая, выносливая, крепкая… Дед с Петькой ощупали и осмотрели ее со всех сторон и нашли здоровой.

Господин Истал тоже был не против избавить от медлительной лошади, которая всегда плетется последней и задерживает обоз.

Приятной неожиданностью стала цена, предложенная господином Исталом. Мы выкупили лошадь с телегой за шесть серебрянок в рассрочку на полгода. Кроме того, часть оплаты нам предложили вносить продуктами: молоком, ягодами и рыбой. А это уже совсем хорошо.

Еще за пятьдесят медянок купили в Большой речке сани. Не новые, но зато с доставкой.

После того, как в нашем дворе появилась лошадь, отношения с деревенскими стали еще напряженнее. Даже Аништа и Ванут стали косо поглядывать и все чаще делали вид, что не слышат моих приветствий. А пострелята пропали и перестали приходить за молоком. Ретта, вообще, шипела как змея, каждый раз, когда мы случайно оказывались в огороде одновременно. Но тут я сама игнорировала ее, от чего она бесилась еще больше.

Я, наверное, уже смирилась, что в деревне мне своей не стать, поэтому восприняла эту размолвку с соседями как-то спокойно. Тем более, мне особенно и некогда было расстраиваться. Я, наконец-то занялась обустройством быта. Пока все силы были направлены на выживание, как-то было все равно, что туалет на улице, а мыться приходится в огороде у бочки или в в соседской летней мыльне.

Но сейчас уже можно было подумать и об удобствах. Первым делом я решила обустроить санузел в доме. Вернее в теплом чуланчике. Два сундука, в которых раньше хранилось хозяйское добро, так до сих пор и не пригодились. И я решила вынести их в амбар и приспособить для зерна и муки, а здесь сделать теплый туалет с канализацией.

Мы с Петькой вспомнили строение унитаза. Это только кажется, что это просто чаша с дыркой и трубой, но на самом деле, очень важно правильно сконструировать такую деталь, как сифон. Это тот самый изгиб трубы, благодаря которому в квартирах не пахнет канализацией.

Мы чертили наш будущий унитаз несколько дней, пытаясь найти ответы в обрывках моих школьных знаний по физике. Мы не могли себе позволить ошибку. За изготовление такой нестандартной посудины гончару придется заплатить хорошие деньги, а лишних денег на опыты у нас не было.

Наконец, путем долгих медитаций над угольным чертежом на куске доски, которую откуда-то приволок Петька, мы создали максимально идеальный вариант.

Гончар уже не удивился моему странному заказу. Кроме глиняной чаши с изогнутой трубой, я заказала еще и прямые трубы из обожженной глины, чтобы вывести отходы в выгребную яму.

Цена оказалась огромная: две серебрянки за унитаз и еще одна за десять метров труб. В качестве предоплаты я внесла последнюю серебряную монетку и стала собираться на ярмарку.

– Лола, подожди! – окликнул меня Динай, когда мы с Петькой возвращались с реки, где закинули около десятка морд, чтобы пойманной рыбы хватило и для нас, и для Найлы, и для господина Фация. – Ты совсем не заходишь к нам, Лола, – улыбнулся он, – а Ванут говорит, что соседка зазналась, с господами общается, а от нас, деревенских, нос воротит…