Блеск чужих созвездий (СИ) - Доброхотова Мария - Страница 28
- Предыдущая
- 28/92
- Следующая
Росалинда сидела рядом, неистово кудрявая, радостная, свежая. Она подпрыгивала на упругих перинах, будто не решаясь кинуться к Тане, и та, потерев глаза, протянула ей руки:
— Рада видеть, Росси.
И Таня, лохматая, теплая, расстроенная из-за сновидения, неумелая в выражении эмоций, правда была искренне рада. Накануне она была уверена, что никогда не увидит больше свою компаньонку.
— Ты жива! — снова закричала Росалинда прямо в ухо Тане, обнимая за шею.
— Так получаться, — буркнула та.
— Ах, ну зачем ты выпрыгнула? Я так испугалась! А как кричал Амин, ты бы слышала, он бросился сначала на водителя, потом и мне досталось. Никогда не видела его таким бешеным. И все-таки, как тебе удалось спрятаться? Ведь они отправились за тобой, хотели найти и притащить, а вернулись ни с чем. И нам с Амином пришлось ехать сюда и докладывать Мангону, что ты сбежала. Знаешь, какой он страшный? Страшнее Амина. Амин кричит, может руку поднять, а этот молчит и только глазами своими желтыми сверкает. Велел мне остаться, а Амину убираться. Так и сказал: “ А ты, Карр, убирайся отсюда. Тебе вообще что-нибудь можно поручить в этом городе?” Я думала, господин опять взорвется, он тихий-тихий, а как что происходит, будто сам Бурунд в него вселяется, но нет, поклонился и ушел. А меня провели сюда, велели ждать тебя, да только я не верила, что тебя найдут, так им и сказала. Мангон усмехнулся, жутко так, и я сразу представила, как он превращается в дракона, и ищет тебя, и хватает своими когтями… Он сделал тебе больно? — сочувственно спросила Росси, заканчивая сбивчивую речь.
— Нет. Я пришла, потому что хотела, — призналась Таня. — Илибург есть страшный и… Не мягкий, а…
— Жесткий? Жестокий? — подсказала Росси.
— Жестокий, да. У меня мало силы, чтобы жить там. Я не выигрывать, Росси, — горько усмехнулась Таня. — Ничего, не делай такое лицо. Я живу, и я еще имею шанс.
— Конечно, Северянка! Все будет хорошо! Скоро завтрак подадут, поэтому вставай, одевайся. Ты была в ванной? А видела, какой тут свет? Электический!
— Электрический, — поправила, сползая с кровати, Таня. Наступило утро, жизнь продолжалась, какая бы горечь ее ни отравляла, и возмутительно простая обыденность требовала своего.
Замок давно проснулся. В окно девушки наблюдали, как гарнизон Серого Кардинала развернул бурную деятельность, как конюх выводит из стойла лошадь, а во внутреннем дворе то и дело появляется кто-то из слуг. Открылись ворота, пропуская большую телегу, закрытую плотной тканью. Под ней оказались ящики продуктов, которые пара мужчин тут же принялась перетаскивать в подсобные помещения, пока набухшие серые тучи не разразились дождем. Таня, заключенная в шелк и рюши, настроением была под стать погоде.
Раздался стук в дверь. Росси вскочила было с дивана, но Таня ее остановила:
— Это Раду и завтрак. Сидишь, я сама, — и направилась к двери.
За ней и правда обнаружился завтрак на большом подносе под стеклянной крышкой, но держала его не Раду, а высокий парень с копной непослушных соломенных кудряшек. Он был одет в светлые штаны и рубаху, а поверх — кожаный фартук, заляпанный разноцветными пятнами.
— Доброе утро. Ты, должно быть Татана? — спросил он, и голос его оказался высоким и приятным.
— Татьяна. Или Таня.
— Та-та-на. Тана, — он честно попытался, и широкая обаятельная улыбка осветила его смуглое лицо по-осеннему золотым светом.
— Тань-а. Таня.
— Тань. А.
— Это бесполезно, — простонала Таня, потирая лоб.
— Называй ее Северянка, — пискнула Росси. Она подошла, услышав мужской голос, и теперь стояла, почти несчастная, с блестящими от чего-то глазами. Таня удивленно вскинула брови, посмотрев на нее. — Кажется, Татана не против.
— Хорошо. Мы еще не знакомы, Северянка. Я Жослен, — он попытался удержать поднос на одной руке, но получилось плохо. — Я бы протянул руку, но ваш завтрак мешает мне быть вежливым. Куда его поставить?
— Да проходить, Жослен. Ты есть гость.
— Я не уверен, что это хорошая идея — заходить в комнаты девушек. Боюсь, я вас скомпрометирую, — он снова широко улыбнулся, будто извиняясь.
— Я твои слова не понимаю. Заходить, — Таня махнула рукой, шире открывая дверь и пропуская нового знакомого в свой временный кабинет.
— Не переживай, моя госпожа — дикарка, ей можно, — доверительно сообщила Росси.
— Я все слышать! — заявила Таня. — Если ты меня так называешь, я ем твое ухо!
— Дикаркой?
— Госпожой! Не называть меня так, это гадкость. Кстати, кто такой дикарка?
Обсуждая дикарей, они устроились вокруг небольшого стола, разлили по чашкам кисловато-горькую раху, так напоминавшую Тане кофе, разложили еду. Простая суета сделала холодный гостевой кабинет вдруг уютным, он наполнился голосами, звоном посуды, негромким смехом, запах свежим хлебом и горькими зернами рахи. Пригласили к столу и Жослена, который мялся в стороне и не знал, как вести себя в странной компании. Девушки взяли себе яичницу с овощами, а теплые булочки пожертвовали художнику. Сначала ели в тишине, смущенные обществом друг друга, но затем Росси сказала одно слово, за ним второе, Таня ответила, Жослен пошутил, и вот уже за столом звучит веселая беседа, и даже Танин неумелый драконий не может ей помешать. Не зная ценности вековой традиции делить трапезу, они поддались ее неизменному влиянию, беззащитные в мягкости утра, оказались открыты и добры друг к другу.
— Я не понимаю Илибург, — заявила Таня. — Я думаю: нужны деньги, где жить и еда. Так? Чтобы иметь деньги, нужен любовник, так? Так.
Росси закашлялась, подавившись рахой, Жослен замер с булочкой в зубах.
— Прости, я должен уточнить. Ты решила, что самый простой путь — найти любовника?
— Ну да, — Таню смутила реакция Росси и Жослена. — Я иду туда, делаю дело и получаю деньги. Я спросила в разные магазины…
— А если я поинтересуюсь, какое дело ты собиралась делать, это будет очень невежливо? — Сен-Жан искренне наслаждался комичностью ситуации, а Росси, смущаясь и жалея Северянку, проговорила:
— Жослен, ну не надо…
— Почему же? Я отвечаю. Я могу мыть, отдавать что-то за деньги, класть там и здесь бумаги, носить что-нибудь…
Жослен потер подбородок, пытаясь спрятать улыбку, но лукавые морщинки в уголках глаз выдавали его с головой.
— Северянка, милая, это называется работа, — сообщила Росси, поглаживая ее по руке.
— Раб… работа? А что же такое любовник?
Тут Жослен не сдержался. Ударил себя по коленке и расхохотался, громко, во весь голос, закинув голову назад. Росалинда смотрела на него осуждающе, но ее губы тоже предательски растянулись в улыбке.
— Ох, я как представлю… Что ты ходила по магазинам и спрашивала!
— Та-а-ак, — протянула Таня, — я хочу знать, что это.
Жослен только сильнее засмеялся. Росси переводила взгляд с него на Северянку, хотела что-то сказать, но не решилась, смутилась и опустила взгляд.
— Любовник… ох, Матерь, сто лет так не смеялся. Любовник — это человек, с которым ты идешь в спальню, делаешь там дело, — он многозначительно усмехнулся, — и получаешь за это деньги.
Тане понадобилось несколько секунд на осознание, а потом она застонала и закрыла лицо руками.
— Ооо, раздави меня каток, — проговорила она в ладони и пожаловалась по-драконьи: — Я же заходить в трактир, магазин. Просить там любовник.
Жослен снова засмеялся, и Таня нашарила на диване подушку и кинула в него, хотя злиться на художника она не могла: по собственной глупости влезла в сложную ситуацию и кругом была виновата она одна. И, если честно, со стороны все это было очень забавно, впору самой улыбаться.
— Но с чего ты взяла, что тебе нужен именно "любовник"? — поинтересовалась Росси.
— Спросила, — Таня пожала плечами. — У девушки. В доме Патро.
— Ей в храме посоветовали найти любовника! — у Жослена не осталось сил веселиться, волосы его потеряли всякий порядок и падали на красивое смуглое лицо, закрывая глаза, и он их то и дело отбрасывал кивком головы.
- Предыдущая
- 28/92
- Следующая