Блеск чужих созвездий (СИ) - Доброхотова Мария - Страница 52

Стыд поднялся из груди и горячей волной залил лицо. Она вновь вспомнила прищур лисьих глаз, и кубок в затянутых в белые перчатки пальцах, и запах дерева и пряностей. Мартин оставил воспоминание о себе, как об остром, но вкусном блюде, и ей это не нравилось. Прокручивая в мыслях яркие картинки недавнего праздника, Таня не смотрела на Тень, словно он мог прочитать ее мысли, увидеть то, что видела она.

Некоторое время Тень молчал, собираясь то ли с мыслями, то ли с силами. Таня вглядывалась в мрак леса, густой, словно гуталин, и пыталась разглядеть в нем размытые тени оборотней, но они или ушли, или стали осторожнее.

— Как ты себя чувствуешь? — наконец спросил Тень. — После всего произошедшего?

— Что? Ты хочешь детали? — ее вопрос прозвучал почти угрожающе.

— Нет. Вообще я хотел бы помочь. Не думаю, что сегодняшнее приключение прошло бесследно.

Таня растерялась перед искренней и немного неловкой попыткой протянуть руку помощи. Язвить и поднимать колючки было бы глупо, а по-другому она и не умела.

— Я не знаю пока, — наконец мрачно сказала она. — Внутри все неспокойное, поэтому я чувствую нормально. Но когда я стану спокойна… Я не знаю.

— Если что, просто дождись меня. Я придумаю, как помочь. Я не знаю, как успокаивать расстроенных девушек, но притащить голову лисы — это я запросто.

— Вук будет злой, — заметила Таня.

— Это меньшее, что волнует меня сейчас, — серьезно ответил Тень.

— Смерть — это слишком много, но я хочу, чтобы ему было плохо, — тихо сказала она, будто признавалась в страшной тайне. — Страшно, как мне. Я ужасная?

— Нет. Ты имеешь полное право ненавидеть его. И все-таки, я не понимаю, что же могло тебя так расстроить, что ты решила напиться в компании такого сомнительного типа?

Таня посмотрела на Тень, желая убедиться, уж не издевается ли он. По ее мнению, у нее набрался целый список причин, чтобы быть в ужасе, и еще больше, чтобы просто расстраиваться.

— Мой венок утонуть, — наконец ответила она.

— Это беда, конечно. А новый сделать нельзя было? — усмехнулся Тень.

— Ты не знаешь этого? Во что верят волки? Венок тонет, тогда девушка умирает до свадьбы, — она с трудом заставила себя произнести эти слова отчасти потому, что они становились от признания более реальными, почти осязаемыми, а отчасти потому, что Тень мог дать ответы на вопросы, которые мучали ее все это время.

— А ты так хочешь замуж? — снова насмешка в голосе.

— Хватит! Ты смеешься перед мной! — воскликнула Таня. Она бы отстранилась, но тогда наверняка бы упала с узких козел.

— Ладно, больше не буду. Что тебя так беспокоит? Неужели суеверия оборотней?

— Нет, — проворчала Таня. — В моем мире мы считаем, что такие штуки глупые. Но я собираю разные истории, и вместе они делают очень страшную картину.

— И какие истории так пугают тебя?

Таня вздохнула, собираясь с силами. Догадка об истинных намерениях Мангона была ее маленькой тайной, которая давала ей призрачное преимущество над коварным ящером, но все еще оставалась догадкой. Ей было необходимо подтверждение если не самого Мангона, так хотя бы того, кто мог знать о нем больше, чем другие. И если Тень снова посмеется над ней, это станет неприятным ударом после и без того тревожного дня. В лесной тишине, посреди молчаливых деревьев, в самом сердце ночи Таня как никогда ясно ощущала, насколько шатко ее самообладание.

— Жослен рассказал сказку про дракона и дикость. Про девушку, ее нужно отвезти к большой женщине-дракону, чтобы оставаться человеком, — она замолчала.

— И что? — прохрипел Тень. Он не поворачивал головы, смотрел вперед, гипнотизируя узкую неровную дорогу.

— Возможно, Мангон тоже имеет дикость? — дрогнувшим голосом спросила Таня. — И я здесь, чтобы становиться такой девушкой?

— Жертвой. Мы так называем людей, что должны умереть ради других.

— Это правда, как думаешь? — Таня смотрела на Тень во все глаза, но он молчал, по-прежнему уставившись на дорогу. — Скажи! Я должна знать. Понимаешь?

Тень поправил капюшон, тяжело вздохнул.

— Дикость стала проявляться ярче последние полгода. Мангону все сложнее возвращать человеческий облик, сегодня он летал над замком дольше, чем обычно, прежде чем перекинуться. Драконья сущность все больше захватывает его, и вот он уже старается не обращаться без особой надобности. Об этом пока мало кто знает, потому что дикость делает его крайне уязвимым. Он должен вернуть человечность, иначе останется только улететь в драконьи земли. Если ему позволят и не убьют раньше. Глупо было скрывать от тебя, но ничего лучше Мангон не придумал.

Сердце пропустило удар.

— Это правда?

— Да, — Тень впервые с начала этого неприятного разговора посмотрел на Таню, которая съежилась рядом с ним, будто он занес руку для удара.

— Какой отстой, — сказала она по-русски. — Ну почему я? Наверняка полно девушек, которые мечтают стать посмертной невестой дракона, романтика смерти, все дела. Но нет, из всех девчонок всех миров надо было выбрать именно меня!

Таня щипала себя за больное предплечье и бормотала ругательства, и Тень проявил странное любопытство. Он притих, прислушался и теперь смотрел то на дорогу, то на нее, а потом сказал:

— Что это за язык?

— Русский, — буркнула Таня. — Мой.

Тень снова помолчал, а потом попросил:

— Скажи еще что-нибудь.

— Ты снова смеешься? Ты мне сейчас сказал, что дракон хочет убивать меня. Мне нужно время, чтобы понимать все это.

— Ты хочешь страдать?

— Да!

— Хорошо, — пожал плечами Тень и замолчал. Он и правда больше не задавал вопросов, а погрузился полностью в свои мысли, полностью довольный таким положением дел. А вот Тане не страдалось. Истерики, слезы и причитания казались ей нелепыми рядом со спокойным Тенью, который как будто начал качать головой в такт одному ему известной мелодии. Она еще некоторое время пыталась обижаться на судьбу, потом ей стало скучно, и в конце концов она толкнула Тень локтем в бок.

— Что ты хотел знать?

Он усмехнулся.

— Скажи мне что-нибудь на своем языке.

— Ну не знаю. “Привет, меня зовут Таня”.

— И что ты сказала?

— Привет, мое имя Таня.

— Интересно. А еще что-нибудь объемное, чтобы я мог послушать, как звучит твой язык.

Таня задумалась. Мысли, как назло, прыснули в разные стороны, оставив в голове гулкую пустоту. Что ему рассказать? Начать просто нести какую-нибудь околесицу? Или вспомнить отрывки произведений, что учила в школе, и рассказать, что редкая птица долетит до середины Днепра?

— Ну ладно. Эм. Раннее темное утро, — она замолчала, бросила взгляд на Тень. Тот приготовился слушать. — И в рамке фрамуги темные тучи глотают цепочки созвездий. Видишь, Художник? В космической злой центрифуге черный квадрат погружается в белую бездну.

Так часто бывало, когда в памяти всплывали давным-давно вызубренные строки. Когда сознание пыталось за что-то зацепиться, искало образы, спасаясь от тревоги, оно выуживало из глубин стихи. Так произошло и в этот раз, когда странный знакомый попросил рассказать “что-нибудь”. Что за нелепая просьба!

— Еще, — взволнованно прохрипел Тень, когда Таня умолкла.

— Еще? Ладно.

Что теперь будет? Рождение нового мира?

Гибель искусства и выбор других идеалов?

Ветер сомнений гуляет по нищей квартире,

Гонит к мольберту, срывая покров одеяла, — она закрыла глаза и читала строки, смакуя знакомые слова, словно любимую сладость. Катала их по языку, наслаждаясь родным звучанием, подняла подбородок, распрямила плечи, невольно делясь своим наслаждением с внимательным слушателем. — Холст загрунтован… под черной тяжелой завесой

Свет разливается — спор между смертью и жизнью.

Критики будут плеваться, и взбесится пресса:

Мастер мятежный войну объявил классицизму.

День занимался. Кончилось время дуэли,

Свет победил и сияет в оконном проеме.

Пишет художник картину: по белому — белым,