Суженая мага огня (СИ) - Тирс Зена - Страница 10

— Минуту, — ответил Генри, нависнув у меня над головой. — Сперва поухаживаю за своей леди. Вина, Триса?

Он повторил эти слова: “моя леди”. Внутри всё встрепенулось, и струны души вновь задрожали. Не понимаю, что со мной. Генри мне нравился, очень нравился, но отдаваться влечению было бы слишком глупо и опасно. Грозило обернуться нестерпимой болью и разочарованием.

— Да, можно, — кивнула я.

Хочу напиться, чтобы притупить чувства. А лучше забыться полностью на всю оставшуюся ночь…

Я пригубила вино, а Генри так и не присев, резко двинулся в сторону, мелькнув краем своей широкой спины в белой рубашке.

Я увидела загоревшийся взгляд Хакона. Наместник отодвинул стул, ловко встал и взял с дивана, стоявшего за спиной, виолу и смычок. Тронуть струны не успел: Генри его опередил.

У меня за спиной посыпались ускоряющиеся точёные отрывистые звуки, я обернулась и увидела паладина с приложенной к подбородку виолой. Кисть умело гоняла смычок по грифу, лицо Генри было сосредоточено и спокойно.

Ритмичный нарастающий призывный звук отозвался в душе. Я ощутила изумление и подъём. Восторг! Струны в моей душе зарезонировали. Хакон тут же подхватил мелодию, и все гости застыли, с большим вниманием наблюдая противостояние двух виртуозных музыкантов.

Генри удивил меня. И восхитил. Я думала, паладины умеют только убивать драконов и сводить с ума юных и не очень дев, но, оказывается, они многообразованные, тонкой души люди.

Ах, какая восторженная музыка, смелая! Я не сводила глаз с Генри, с его строго, увлечённого лица и широких мускулистых плеч. Невероятное сочетание силы тела и красоты духа. Генрих двигался грациозно, переступая с ноги на ногу, мышцы его перекатывались под тонкой тканью сорочки. Иногда он становился ко мне лицом, а иногда поворачивался боком.

Ах, зачем? Чтобы я оценила, как крепки твои выступающие части, Генри?

Жар маны, растекающийся от паладина, заставил меня совсем раскраснеться. Я сделала глоток вина, чтобы немного остыть и успокоиться.

Спустя несколько пассажей, Хакон сдался и замолчал, не успевая за скоростью. Тогда Генри улыбнулся, довольный тем, что всё внимание теперь отдано ему одному.

Ему одному.

Такой был Генри, первый во всём, добрый и излучающий Свет. Не знаю, откуда я это знала, просто чувствовала. А может, его горячая мана, наполнившая зал, всё мне о нём рассказала.

Генрих задумчиво поглядел на меня, и звуки его виолы с быстрых и ритмичных сменились на низкие и протяжные. Струны запели, заплакали, будоража сердце. Именно так скулило оно день ото дня, с тех пор, как случилась моя беда. Но откуда он знал?

В зале появились служанки с подносами. Донеслись вкусные запахи печёной курицы, картошки, свежего хлеба и зелени.

Генрих смолк, опустил от лица виолу и поклонился слушателям. Все захлопали, а я, кажется, хлопала громче всех.

— Восхитительно, сэр Генрих, — произнесли женщины. — Вы просто мастер! У вас великолепные пальцы! Как вы талантливы!

— Признаю, ты лучший, — сказал Хакон.

— Занимался с детства, но в последние годы не до того было. Чудесно, что у вас нашёлся инструмент. Надо сказать, великолепного мастера! — Генри занял место за столом и повернулся ко мне, взяв за руку.

Чуть заметно погладил по запястью. Он что ласкает меня?

— Успокоились немного, леди Трис?

— Да, спасибо, всё хорошо, — прошептала я. — Вы очень здорово играете.

Ах, зачем я это сказала! Выглядит, как будто стелюсь перед ним, как эти леди!

Я увидела, как напряглась жилка на виске паладина, и с волос потекла струйка пота. Видно, не так легко ему даётся дарить веселье гостям.

— Спасибо, очень рад, что вам понравилось.

Генри принялся ухаживать за мной. Положил картошку и курицу, подлил вина.

Окружённая мужской заботой, я растерялась. К горлу подкатил ком. Этот мужчина был великолепен, и я даже осмелилась подумать, что… хочу, чтобы он был моим!

Нутро обожгло, словно кнутом, от стыда. Как я смею так думать?!

Ком в горле всё крепчал, нарастал спазм. Задрожали губы, увлажнились глаза.

У меня никогда не будет такого мужчины. У меня не будет никакого. После того, что со мной сделал колдун, я порочная и грязная. И если паладин узнает во мне зачарованную и убьёт, что ж. Плакать никто не будет...

— Трис, — Генри легонько коснулся моего запястья. — Ешьте, силы вам понадобятся.

Как пошло звучит! И особенно это небольшое сокращение моего имени в его устах! Ну что ж, Генри, сделай со мной всё, что тебе угодно, если это будет тебе во благо. Я хочу, чтобы ты жил.

— Хорошо, сэр, — кивнула я.

— Сэр Генрих, так когда вы, говорите, вновь пойдёте на дракона? — проговорил Фалькон.

Генри прищурился и перевёл взгляд на начальника стражи. Теплота его серых глаз мгновенно сменилась холодом стали.

— Я уже доложил господину Хакону: мне понадобится три дня на восстановление. Может, меньше, — Генри едва заметно покосился на меня. — За это время мои люди вычистят ваш лес и болота, на которые договора не было. Делаю это по чистоте душевной.

— Вы очень щедры, сэр Генрих, — улыбнулся Хакон.

— А что это за тварь, которая напала на вас на южном тракте, она больше не появится? А то монахи теперь побаиваются ходить на с-свой холм, — протянул Фалькон, откинувшись на спинку стула.

— Полагаю, целью этой твари был именно я, паладин. Другие ей не интересны. Пусть монахи не боятся. Это зачарованное существо, носит человеческое обличье. Я отпустил его, чтобы добраться до тёмного хозяина.

— Тёмного хозяина?

— Колдуна, тёмного мага, ведьмы — служителя Салаира, так их называют, — произнёс Генри. — И дракон — доказательство того, что мы имеем дело не со стихийно возникшей нечистью. Служители Салаира копят силы, чтобы изгнать Свет с земли Арноса. У вас тут, похоже рассадник.

Пока слушала Генри, руки вновь похолодели, и в груди начал гудеть набатом страх.

— Сэр Генрих, а вы знаете, что Трис-су мы нашли без памяти на болоте? — вякнул Фалькон.

Сердце ушло в пятки. Ублюдок толстый!

— Вот как? — Генри поглядел на меня, отложив вилку. — Очень интересно. Что вы делали на болоте?

— Я не знаю, — пробормотала я. — Ничего не помню.

— Мы думаем, Трис-са стала жертвой служителя Салаира.

Замолчи, Фалькон! Замолчи!

— Это не исключено, — проговорил Генри, вновь взявшись за приборы.

— Разве вам можно с… грязной девицей? — не унимался захмелевший Фалькон.

Генри раздул крылья носа, набирая воздух, и направил сверкнувший сталью взгляд на начальника стражи.

— Девушка пахнет мылом, а от вас, господин Фалькон, несёт перегаром. О чистоте других частей человека мы судить не вправе, Арнос рассудит.

Генри отправил в рот кусок курицы и запил вином.

Больше никто на меня не нападал. Все зазвенели приборами и предались разговорам о погоде.

— Спасибо, за чудесный ужин, сэр Генрих! — поклонился Хакон. — Надеюсь, завтра вы заглянете ко мне, и я непременно познакомлю вас со своими дочерьми. Они ну о-очень любят слушать виолу.

Наместник гулко посмеялся, а его жена бросила на меня страшный-престрашный взгляд.

— Надеюсь, он не приведёт её… — услышала я, как она шепнула на ухо мужу.

Гости разошлись, и мы остались с Генри посреди зала. Он медленно развернулся и направил на меня потемневший взгляд.

— Я узнал тебя.

Сердце подскочило к горлу.

— Узнали?

Коленки задрожали, словно готовясь к побегу, ладошки вспотели.

— В дверях библиотеки. Ты так испугалась тогда. И сейчас дрожишь, — Генри взял меня за руку и мягко погладил пальцы. — Тебя заставили прийти сюда насильно? Если так — можешь уйти прямо сейчас. Я дам тебе твои деньги.

Паладин сдвинул брови и очень серьёзно поглядел на меня.

— Я сама пришла, — я сжала в ответ руку Генри.

Взгляд паладина потеплел.