Завод (СИ) - Ра Юрий - Страница 1

«Один горновой по ошибке попал в ад. Как водится первые полгода расслаблялся, отдыхал. А потом душа не выдержала и он взялся наводить порядок, улучшать процессы… Сейчас он начальник смены с перспективой дорасти до заведующего Гееной»

/Из ненаписанного/

Фролов сидел за рулем своей «Нивы» на площади перед Верхними проходными Чермета. Как называется это предприятие, он еще не выучил. Слишком длинно и сложно как для бывшего советского человека, так и для человека с опытом проживания в условиях развитого капитализма. Что-то вроде «Товарищество открытого типа акционерное общество совместное предприятие фирма «Научно-производственное объединение Чермет»». Никто такого ни запомнить, ни понять не мог, тем более что статус и название завода менялось каждые полгода. Все называли завод коротко и ёмко — Чермет.

Пока в голове крутились всякие мысли, рука теребила набалдашник ручки переключения скоростей. Пожалуй, у Петра у последнего из владельцев подобных машин оставалось заводское неказистое черное навершие на рычаге скоростей. У всех автовладельцев уже давно было заведено — купил машину — поменяй набалдашник. Розочка в оргстекле, череп или просто наборная ручка из разноцветной пластмассы, но хоть как-то надо соригинальничать. Фролову было плевать, его устраивала совершенно типовая ручка. Тем более, что если на неё надавить и повернуть влево, из трубки вытягивался классический стилет. Очень удобный инструмент в условиях тесного салона «Нивы». Не сказать, что сильно необходимая приблуда, но лучше она никогда не пригодится, чем её не окажется в нужный момент.

Девяностые только начинались, а наш герой уже был к ним готов. Насколько к такому можно подготовиться. Вона, у него даже приёмник «Урал» в машине не работает. Да и как ему работать, если под панелью управления вместо проводочков и транзисторов с конденсаторами лежит револьвер. Кустарный, под малокалиберный патрон, но всё ж какой-никакой пистолет. Аргумент в споре и еще один шанс договориться с Костлявой.

Шесть с хвостиком лет работы на Сортировке в должности зама по оперативной работе без какой-то перспективы карьерного роста. Шесть лет войны с господином Коротеевым. Даже объединение Новомосковского и Тульского отделений железной дороги не изменило ничего — уважаемый тогда еще товарищ и в Тульском отделении остался на плаву и даже подрос до заместителя начальника Тульского Отделения. Так что расти Фролов под командованием своего недруга мог только в одну сторону — совсем в сторону. Коллеги высказывались по поводу перспектив этой войны однозначно, кто-то даже в порыве откровенности заявил: «Смотрим на тебя и видим пример несгибаемого мужества. До этого никто не подозревал, что можно столько лет вертеть на приборе руководство отделения!»

А Пётр никого не хотел вертеть, ему бы жить и готовиться к девяностым, кормить семью, обрастать жиром перед суровой зимой. Супружеская пара Фроловых семьёй стала как-то внезапно и совершенно неожиданно для Петра. Вот их двое, потом бац! — и их уже четверо. Под боком сопят братья-близнецы Андрей и Сергей, какая там война с Коротеевым? Но чаще всего не мы выбираем своих врагов. Да и слово это какое-то слишком пафосное в приложении к растолстевшему и постаревшему начальнику. Шесть лет борьбы ради реализации конкретных целей, сжатые зубы, терпение и ярость, всё это позволило вопреки воле отделенческих бонз взять своё. Прежде всего служебная квартира была переведена в общий жилищный фонд, так что никакими силами Фроловых из неё не выгнать. Приватизация, мы ждем! Потом в девяностом году удалось прокрутить вполне законную махинацию с оформлением ссуды на строительство дома. Из полученных ста пятидесяти тысяч двадцать пришлось откатить, зато в эту же сумму вошло и выделение участка под индивидуальное жилищное строительство на окраине Тулы. Кто бы что не говорил, но земля на окраине областного центра не может не дорожать. А то, что участков было, по сути, два — ну так получилось. Хорошо же получилось! Двадцатки жалко, но без этого простой и даже опальный руководитель никогда бы не получил ссуду. И землю тоже.

Еще двадцатка ушла на приобретение этой самой «Нивы». Цены как с цепи сорвались. Если в начале восемьдесят девятого доллар на черном рынке стоил три с полтиной, то в конце девяностого уже десятку. Фролов успел купить почти десять тысяч по восемь рублей и считал эту конвертацию весьма удачной. Уже в восемьдесят девятом валютчиков практически перестали гонять, а в девяносто первом статью декриминализировали.КГБ СССР устранился от ловли внутреннего врага и дисседентов, все их силы уходили на что-то другое. Заветная кипа баксов, собранная с бору по сосенке, выглядела совсем не так, как в кино про мафиози, где десять тонн — это кирпичик сотенных бумажек. У нашего героического железнодорожника не было ни одной бумажки номиналом больше двадцатки. Его десять тонн больше походили на капустный кочан с листками разных оттенков. Качан этот Пётр разместил в банке по классической схеме: целлофановый пакет, бумага, еще пакет, трёхлитровая банка, закатка.

Тот же план требовал от Фролова вступления в славную когорту охотников. Сначала была куплена старенькая двухстволочка смешного двадцать четвертого калибра, а потом и мелкашка. Малокалиберную винтовку удалось купить не какую-то там, Пётру удалось раздобыть промысловую ТОЗ-21, естественно с неплохой переплатой, зато вполне законно, то есть с оформлением в милиции. Что было незаконно, так это глушитель. Но и без него десятизарядная сказка с копеечными патронами и слабым звуком выстрела прямо порадовала душу. Так она еще и самозарядная. Эх, сколько патронов было сожжено в карьерах Тульской области, а сколько бензина на пути туда!

На оставшиеся тридцать тысяч советских рублей Фроловы вытянули коробку двухэтажного дома и оставили её выстаиваться. Ну и еще одна причина имелась — Пётр ждал поступления на рынок нормальных забугорных отделочных материалов. Или запуска частной инициативы. В этом варианте исторического развития кооперативное движение так и не случилось.

В девяносто втором году в Прибалтике стало относительно спокойно. Ну как спокойно, всё познается в сравнении. Пришествие демократии, многопартийность и прошедший референдум о вхождении Литвы в состав России поначалу взбудоражили ранее безмятежные республики. Так вот, если сравнивать с Арменией и Азербайджаном, то и впрямь в Литве было тихо, обошлась без боевых действий. Началась раскачка общественного мнения с решения пленума компартии Литвы о выходе из состава КПСС и создания самостоятельной коммунистической партии. Как ни удивительно Москва не приняла никаких ответных мер. В газетах опубликовали какое-то невнятное заявление о демократизации советского общества, о праве народов самостоятельно решать свою судьбу путем свободного волеизъявления. А потом внезапно бронетранспортеры на всех перекрестках как опора демократии, и тут же референдум! И пятьдесят два процента голосов на вхождение в состав России в качестве Каунасской области. И войска во всех более-менее крупных городах, и блок-посты на всё тех же перекрестках. И такое спокойствие в республике, как на погосте…

Рига и Таллин посмотрели на такое дело, прикинули количество русскоязычных граждан у себя и промолчали. А на Кавказе и в Закавказье у демократии режутся зубки уж который год. Ну и местное население самозабвенно режется друг с другом. Хотя какие они там друзья? Русские и те, кто внезапно осознал себя таковыми, были вывезены под защитой армейских подразделений или даже военными транспортами. Причем вывезли большинство народа в бывший северный Казахстан, в Гурьевскую и Актюбинскую области РСФСР, тоже проголосовавшие за присоединение к России. Казахстан не Литва, там блокпосты на перекрестках ставить бесполезно. Новую границу между союзными республиками глухо перекрыли танками, прочертили рвами и начали патрулировать вертолетами. Оказалось, что Советская Армия в достаточном количестве оснащена тяжелыми саперными машинами, которые в Казахстане стали символами демократии как БТРы в Прибалтике.