Искушение Эльминстера - Гринвуд Эд - Страница 35

Табараст только хмыкнул в безмолвном согласии. Несколько огоньков зажглись высоко в башнях замка Дасумии, а вокруг возобновились ночные звуки. Они долго молчали, скорчившись на маленьких табуретках в конце живой изгороди, которая отмечала край ближайшего вспаханного поля к замку леди, пока Белдрун не пробормотал:

— Мардаспер, должно быть, уже считает нас мертвыми.

Табараст пожал плечами и сказал:

— Он охраняет Башню Лунного Рога, а не нас.

— Пфф. Он когда-нибудь рассказывал тебе о своем огненном глазе?

— Да. Что-то насчет проклятия... Он проиграл кому-то дуэль заклинаний, и его служба в качестве стража была платой жрецам Мистерий за разрушение магии и исцеление. Еще один бедный умник-маг, вынужденный служить Леди, которая управляет всеми нами. Белдрун поднял голову.

— Слышу ли я, как вера Табараста Трех Пропетых Проклятий слабеет? Божественные милости Святой Мистры теряют свою власть после всех этих лет?

— Конечно, нет, — отрезал Табараст. — Стал бы я сидеть здесь всю ночь напролет во холодной сырости, если бы сомневался?

 Он открыл пальцем крышку своей кружки, сделал большой глоток и оглянулся на башни замка как раз вовремя, чтобы увидеть, как один из мерцающих огней погас. Они сидели и ждали, пока их кружки не опустеют, но больше ничего не произошло. Замок, казалось, спал. Табараст наконец со вздохом отвел от него взгляд.

— Мы все пешки Леди, которая следит за Плетением, не так ли? Все сводится к тому, обманываете ли вы себя, думая, что вы свободны, или нет.

— Что ж, я свободен, — отрезал Белдрун, поджав губы. — Пусть эти забавные идеи гнездятся в вашей голове, Табараст, и управляют вашей жизнью, я не против, но пожалуйста, вычеркните меня из списка «глупых марионетки» в своем сознании. И вы проживете дольше, если вычеркнете некоторых других магов.

Табараст повернулся, чтобы окинуть молодого мага мудрым и проницательным старческим взглядом.

— Каких других магов?

— О, только те, кого вы встречаете, — проворчал Белдрун. — Все их.

* * * * *

Вдали от башенок, за которыми наблюдали Табараст и Белдрун, и еще дальше от разрушенного дымящегося обрубка, который был башней Холивантера, на фоне ночного неба возвышалась еще одна башня волшебника. Это было скромное сооружение из грубого камня, усеянное множеством маленьких окон с неплотно закрытыми ставнями. С подоконников свисали солнечные ящики с травами. Она стояла одна в диких землях, без соседства деревни или грязной дороги, и олени удовлетворенно паслись у самой ее двери — пока туман, тихо поднимающийся из травы, не опустился на них, и они не погрузились в забвение, оставив после себя только кости. Когда не осталось глаз, чтобы увидеть его, холодный, звенящий вихрь прокрался к основанию башни и начал подниматься.

Проплывая мимо вьющихся роз и плюща в жуткой тишине, он собрался в воздухе, как извивающаяся змея, и бросился через щель в ставне на полпути вверх по башне, вливаясь в спящую темноту за ней. Темная комната внутри вела в другую темную комнату, и туманный ветер закружился, застонал, собирая свою мощь в ней среди книг и заваленных свитками столов и пыли, и превратился в вертикальное, скользящее существо с когтями и клыками, которое выскользнуло на спиральную лестницу в сердце башни и вверх. На вершине башни свет свечей сквозь плохо подогнанную дверь отбрасывал отблески вниз по лестнице, и старый грубый голос говорил в одиночестве, не обращая внимания на опасность, подкрадывающуюся все ближе по мере приближения когтистого тумана. В центре нарисованного мелом символа, украшенного множеством свечей, на коленях стоял старик в сильно залатанной одежде, лицом к нарисованному мелом изображению указывающей человеческой руки. Голубое сияние очертило руку. И она, и рисунок мелом были его работой, потому что он долго жил один.

— В течение многих лет я служил тебе, и Великой Леди тоже, — молился волшебник. —  Я знаю, как разбивать вещи заклинаниями и создавать их тоже. И все же я мало что знаю о мире за пределами моих стен и сейчас нуждаюсь в твоем руководстве, о Азут. Услышь меня, Высокий, и скажи,  молю: кому я должен передать свою магию?

Его последнее слово, казалось, отозвалось эхом, как будто через огромный залив или пропасть, и голубое колдовское сияние внезапно засверкало почти ослепительно ярко. Затем оно полностью погасло, когда из самого пола поднялся ветер, исходящий от нарисованной мелом руки. Свечи дико вспыхнули, выплюнули пламя и погасли под его стремительным натиском, и из темноты, последовавшей за их смертью, раздался голос, глубокий и сухой: —  Берегись, верный Интрас, ибо опасность сейчас очень близка к тебе. Я вберу твое Искусство в себя после твоей кончины... не беспокойся.

С потрескиванием вытекающей энергии и странным пением воздуха что-то, принесенное этим ветром, обтекало старого волшебника, обвиваясь вокруг его дрожащих конечностей, окутывая теплом и энергией. С легкостью и ловкостью, которых он не испытывал годами, старик вскочил на ноги, поднял руки и с довольным удивлением в глазах наблюдал сквозь блеск непролитых слез, как крошечные молнии перескакивают с одной руки на другую.

— Повелитель, — хрипло сказал он, — я недостоин такой помощи. Я...

Позади него дверь комнаты заклинаний раскололась сверху донизу, протестующе взвизгнув, когда более дюжины когтей буквально разорвали ее на части, отбросив осколки и открыв пустую дверную раму. Что-то светившееся бледным, колеблющимся призрачным светом, стояло наверху лестницы — что-то большое, угрожающее и бесформенное. Существо с когтями, постоянно двигающимися челюстями, щупальцами и безжалостно зазубренными жвалами. Существо, несущее угрозу и смерть, теперь неторопливо входило в комнату заклинаний почти злорадным, медленным шагом.

Интрас Беделмрин наблюдал, как смерть идет за ним, паря над оберегами, которые могли бы сжечь конечности от одного прикосновения, и сглотнул, дрожа. Молния вспыхнула в нем, словно напоминая, и внезапно Интрас запрокинул голову, глубоко вздохнул и заговорил так громко и властно, как только мог.

— Я защищен самим Азутом и не испытываю страха ни перед кем. Уходи, кем бы ты ни был. Уходи отсюда навсегда!

Старый волшебник сделал шаг к когтистому существу. Молния все еще прыгала с руки на руку. Призрачное сияние поднялось угрожающей стеной когтей и тянущихся щупалец, оно мерцало, дрожало и темнело. В нем открывались дыры — дыры, которые росли вместе с ним. С ужасающей скоростью оно расширилось и выросло почти до потолка, возвышаясь над стариком в залатанной мантии. Интрас стоял и смотрел на это, не зная, что делать, и поэтому не делал ничего.

Роковое решение для искателей приключений и не лучше для волшебников. Он внутренне содрогнулся, зная, что смерть может наступить в считанные мгновения, в ужасе от того, что он может принять ее, когда мог бы избежать — сделав правильный шаг, сделав что-то. Когти вцепились в него в ужасном выпаде со всех сторон, который оставил его в полном неведении о том, что щупальце, у которого выросли острые шипы и челюсти с длинными клыками, извивалось в темноте, чтобы ударить его сзади и снизу.

Молния треснула, раскалилась добела в воздухе комнаты заклинаний и снова исчезла, оставив — когда слезящиеся глаза мага снова смогли видеть — слабо мерцающий серый туман, съежившийся и извивающийся в воздухе у двери. Йинтрас глубоко вздохнул и совершил один из самых смелых и глупых поступков за всю жизнь. Он сделал шаг в сторону тумана, усмехнулся, затем сделал еще один шаг, подняв руки, несмотря на отсутствие молнии или какого-либо ощущения прилива или скрытой силы.

Туман собрался, словно для того, чтобы сразиться с ним, поднимаясь и сгущаясь в небольшую, но плотную массу, похожую на готовый поднятый щит, перетекающий в бесформенность. Старый волшебник сделал еще один шаг, и странный туман, казалось, задрожал.