Искушение Эльминстера - Гринвуд Эд - Страница 39

Король и придворный маг Илгрист, стоявший у королевского плеча, обменялись взглядами, полными печального веселья.

Суматоха, дошедшая до того, что извлекаемые кинжалы сверкали то тут, то там, снова резко стихла, и воцарилась тишина. Самый красивый из баронов Галадорны выступил вперед с улыбкой, которая слишком часто очаровывала дам Галадорны и сверкала, как ловкий и изящный меч. Барон Маэтор вполне мог сойти за наследного принца, так богато он был одет, так безупречна была его ниспадающая грива каштановых волос и так плавно уверенны его манеры.

— Меня огорчает, люди Галадорны, —  сказал он, — видеть такой гнев и открытое беззаконие в этом зале. Это буйство тех, кто ходит с обнаженными мечами и безжалостным желанием использовать их. И оно должно быть остановлено, чтобы Галадорна, которую мы все любим, была спасена от превращения в... землю, которую не стоит спасать или в которой не стоит жить, в логово очередного военачальника.

Он повернулся, чтобы оглядеть комнату, величественно взмахнув плащом. И, когда все глаза были устремлены на него, добавил:

— Поэтому мой долг перед королевством ясен. Я должен и буду поддерживать лорда Толона...

Раздался вздох удивления, и даже у Толона отвисла челюсть. Многие считали Маэтора и Толона двумя сильнейшими баронами, и все в королевстве знали, что они далеко не друзья.

— ...единственного человека среди нас, который может что-то изменить. Я должен лечь спать этой ночью, зная, что сделал все возможное для Галадорны... и я могу сделать это только в том случае, если лорд Толон добровольно даст самому надежному из нас, доброму барону Белундрару, пост сенешаля Нетрара, единолично отвечающего за правосудие во всем королевстве.

Послышался одобрительный ропот. Белундрар моргнул, глядя на Маэтора. Симпатичного мальчика-барона не зря называли «красноречивым отравителем Галадорны». Что он задумал? Маэтор одарил всех последней улыбкой и быстро скользнул обратно в защитное кольцо красивых лакеев в шелках и коже с не слишком тщательно спрятанными кинжалами в кружевных рукавах.

При этом удивительном — и для многих многообещающем — предложении поднялся шум возбужденных разговоров. Бурление, которое резко усилилось, но лишь для того, чтобы снова погрузиться в напряженную тишину, когда последний барон проскользнул через ряды своих сторонников, чтобы подойти поближе к трону, заставив стражников напрячься и повернуться, пока Илгрист жестом не велел им встать на места. Большие карие глаза Фельдрина блуждали по залу. Его руки трепетали так же нервно и беспокойно, как всегда, когда их худой, слабый на вид владелец склонился над ухом короля. Прекрасная, но плохо сидящая одежда Фельдрина промокла от пота, а его короткие черные волосы, обычно прямые, прилипшие к черепу, выглядели так, словно птица сгребала их в поисках материала для гнезда. Он почти танцевал от страшного возбуждения, когда шептал на королевское ухо. По другую сторону трона Илгрист тоже наклонился поближе, чтобы послушать, вызвав у Фельдрина один нервный взгляд — но только один.

— Ваше справедливейшее и умнейшее величество, —  выдохнул Фельдрин вместе с сильным ароматом петрушки, — я тоже, по-своему, не так смело, люблю Галадорну и хочу любой ценой избежать кровавых разрушений в войне между нами, баронами. Более того, у меня есть достоверные сведения, что по крайней мере три амбициозных лорда Лаоткунда приедут сюда с лучшими наемниками, которых они могут собрать, если мы возьмемся за оружие друг против друга, чтобы забрать себе столько земель Галадорны, сколько они смогут удержать. У этих троих есть договор, и их люди никогда не будут нападать друг на друга, пока кто-либо из нас жив.

— И что с того? — прорычал король, очень похожий на Белундрара в своей нелюбви к угрозам и нашептываемым интригам. Фельдрин нервно заломил руки, его карие глаза были очень большими, когда они метались туда-сюда, вглядываясь, кто может быть достаточно близко, чтобы услышать. Он еще больше понизил голос и наклонился ближе. Илгрист демонстративно поднял кулак и позволил кольцу на среднем пальце сверкнуть и засиять на всеобщее обозрение. Если бы Фельдрин поднял кинжал на короля, это было бы последнее, что он когда-либо сделал.

— Я тоже поддержу лорда Толона, если вы, сир, согласитесь на мои условия, которые, как вы понимаете, должны быть сохранены в секрете. Их два: чтобы Хотал был казнен здесь и сейчас — ибо он никогда не примет Толона там, где вы сейчас сидите, и будет мучить нас всех в течение многих лет, проливая лучшую кровь королевства

— Включая некоего Фельдрина? — пробормотал король, и улыбка почти тронула по его лицу.

— Я... я... ну, да, полагаю, кхе-кхе... и это подводит нас ко второй проблеме: большая опасность для Галадорны — это улыбающаяся змея вон там, Маэтор. Мне нужно ваше королевское обещание, что с ним очень скоро произойдет «несчастный случай». Он всегда был неутомимым и ненадежным источником интриг, мастером лжи, теней и яда. Государство не нуждается в нем, независимо от того, кто занимает трон. Фельдрин теперь почти задыхался, обливаясь потом, от страха перед собственной смелостью.

— И некоему Фельдрину, несомненно, не нужен такой симпатичный соперник в интригах, — пробормотал Илгрист так тихо, что, возможно, только король услышал. Король Баримгрим внезапно протянул руку и схватил Фельдрина за подбородок. Он потянул, разворачивая барона лицом к себе, и пробормотал:

— Я согласен на эти два условия, пока ты будешь верен, и никто больше не умрет от твоей руки, по указке или подстрекательству. Для твоего же блага я ставлю тебе одно условие, умный Фельдрин: когда ты выпрямишься, выгляди встревоженным, а не довольным.

Король оттолкнул шепчущего барона и повысил голос, в котором слышалась дрожь слабости, но также и отрывистый приказ:

— Лорд Толон! Подойди к нам сюда, во имя любви к Галадорне!

На мгновение в некоторых углах тронного зала возникло возбужденное движение, почти крик, а затем наступила мертвая тишина.

Из сердца этой выжидающей, наблюдающей тишины широкими шагами вышел лорд Толон с приятной маской на лице и настороженными глазами. В воздухе вокруг него раздавалось слабое пение: его маги были заняты. Без сомнения, кинжалы оказались бы бесполезными клыками, если бы их бросили в его сторону сейчас или в ближайшем будущем. Если бы — учитывая количество волшебников и воинов, готовых к битве и на пределе возбуждения — для любого в этой комнате существовало ближайшее будущее. Тишина была полной, когда Толон остановился перед Троном Единорога, отделенный от короля только ало-золотым пространством знамени Кровавого Единорога.

— Встань на колени, — хрипло велел Баримгрим, — перед Единорогом. Раздался коллективный вздох затаенного дыхания; такое предложение могло означать только одно. Король потянулся к своей голове и медленно — очень медленно — снял корону. Его руки ни в малейшей степени не дрожали, когда он поднял ее над склоненной головой Толона — головой, на которой появилась торжествующая, почти маниакальная улыбка — и сказал:

— Пусть все истинные галадорнцы, собравшиеся здесь, засвидетельствуют в этот день, что по собственной воле я называю своим законным наследником это...

Вспышка молнии, вырвавшаяся в этот момент из короны, оглушила людей и с силой отбросила их к обшитым панелями стенам. Баримгрим и Трон Единорога были расколоты надвое в одно почерневшее, извивающееся мгновение, корона со звоном от расколотого потолка. Когда пылающие конечности того, что было королем, рухнули на обломки трона, голова золотого единорога, венчавшая его, громко зарыдала. Придворный маг впервые выглядел удивленным и выхватил палочку, когда пристально посмотрел на раскрашенную деревянную голову... но какие бы чары ни заставляли ее говорить, они исчезли, и голова трескалась и разваливалась на падающие осколки. Игрист быстро оглядел комнату. Фельдрин безжизненно лежал на полу, его руки были двумя обожженными обрубками, а лицо обгорело. Толон лежал на спине, слабо царапая позолоту тлеющего знамени, которое расплавилось на его лице. Придворный маг выстрелил над ними, вызвав ярость палочки в своей руке, и настоящее облако магических снарядов запело и зарычало, неся бело-голубую смерть по комнате. Немало магов Толона рухнули или соскользнули по стене, из их глаз и разинутых ртов повалили струйки дыма — затем воздух наполнился проклятиями и мечами, сверкающими в руках бегущих людей. Огонь взметнулся по кругу вокруг Илгриста. Палочка в его руке, прежде чем рассыпаться, выплюнула последние три магических снаряда. Они ударили в магов, которые все еще стояли, и один упал. Придворный маг позволил пеплу стечь с его руки, спокойно оглядел кольцо разгневанных вооруженных людей и сказал: