Раиет (ЛП) - Коул Тилли - Страница 2

Когда он отошел достаточно далеко от меня, я прислонился к стене своей камеры. Его слова проносились в моих мыслях, вызывая отвращение. Я скривил губы в полной ненависти к нему.

Уже давно решил: что бы он ни говорил и ни делал, я не позволю ему сломить себя. Я не стану убивать своих соперников медленнее, и уж тем более не стану «устраивать шоу»: симулировать неудачу и скрывать свою истинную силу, которой наделено мое тело. И что еще важнее я не покажу свою слабость. За двадцать один год, проведенный в этой дыре, я ни разу не показал свою слабость. Потому что это была чертова Кровавая Яма. Слабые мужчины умирали. Чемпионы проигрывали. Выживали лишь самые жестокие убийцы.

И я тоже умру на этом песке, но не раньше, чем Господин приведет мне кого-то, кто будет достойным и таким же безжалостным, как я, чтобы остановить мое сердце. Тогда и только тогда я испущу свой последний вздох.

Моя сила, мой отказ подчиняться его воле были единственным выбором, который у меня оставался в этой жизни. Он лишил меня всего остального: воли, счастья, свободы. Но моя гордость воина осталась только моей. Единственное, что я называл своим. Я не позволю забрать и ее.

Я сделал глубокий вдох. Пока я был в безопасности, потому что знал, что не привели еще того, кто мог бы победить меня.

Потому что я был русским Питбулем.

Коллекционером душ.

Это были мои владения.

Кровавая Яма — это моя арена.

И я буду бороться до конца.

152

Кровавая Яма

Грузия

Неизвестная локация

Теплый воздух заструился по моей коже, пробуждая меня ото сна. Веки словно заполнили свинцом, когда я пыталась открыть их. Когда мне все-таки это удалось, зрение было расплывчатым. Я попыталась приподнять голову, но это причиняло дикую боль. Она распространялась по всему позвоночнику.

Тихий крик сорвался с моих губ, когда я попыталась пошевелить руками и ногами. Казалось, что они были измучены болью. Словно их кололи тысячами иголок. Во рту пересохло. Наконец, мое зрение стало чуть более четким, и я смогла разглядеть каменный потолок надо мной. Камень был матово-серого цвета. И все же в отличие от окружающей меня обстановки, я лежала на чем-то мягком и удобном. Моя голова утопала в чем-то похожем на мягкий пух, покрытый шелком.

Мои брови в замешательстве сошлись на переносице. Сумев в итоге пошевелить затекшими пальцами, я провела ими по мягкой ткани под собой. Сделав глубокий вдох, я задержала дыхание и заставила себя повернуться на бок. Я подавила болезненный стон, который вот-вот должен был сорваться с моих губ. Я задыхалась от напряжения.

Крепко зажмурилась. Когда боль немного утихла, открыла глаза и уставилась на то, что было передо мной. Я была на… кровати? На настоящей кровати. На большой, мягкой кровати. Я была в недоумении. Мое сердце забилось в панике от того, что я была здесь. Я не заслужила привилегии спать на кровати.

На этот раз я проигнорировала боль и приподняла голову над роскошной подушкой, осматривая комнату. Она была большой и красиво украшенной. Белый балдахин свисал с потолка, скрывая от меня комнату. Но я видела, что здесь было несколько ковров самых богатых красных оттенков и что-то похожее на старую коричневую мебель, идеально расположенную чуть поодаль.

Я попыталась вспомнить, где я, но мой разум был затуманен. Я закрыла глаза потому, что избегала яркого света. Потом меня осенило: я была непривычна к свету, я привыкла к темноте. Но почему? Я не знала. Напрягала свой мозг, пытаясь вспомнить хоть что-то. Но все, что всплывало в моем сознании, было какими-то обрывками. Фрагментами: клетки, иглы, боль, раскаленный огонь в моих венах, невыносимая потребность его погасить. Затем последовали более мрачные видения: мужчины, одетые в тяжелые черные костюмы, здание, полное детей, которых забирают. Которых похищают прямо из их постелей.

Мои руки начало трясти, пальцы сжимались в слабые кулаки. Призраки. «Ночные призраки» — прошептал мой разум.

Затем я вспомнила невыразительное лицо. Жестоко изуродованное, безликое лицо. Лицо монстра. Но каким бы страшным ни было это мускулистое, покрытое шрамами чудовище, я не испытывала чувство страха. Наоборот, я знала, что в безопасности рядом с ним. При виде этого лица, меня окутало теплом. Мои руки перестали дрожать. Но воспоминание об этом лице осталось. Далее прозвучал его глубокий, грубый голос, уверивший, что он спасет меня. Любой ценой. Что он придет за мной, где бы я ни была. Что мы снова будем свободными.

Я ощутила мягкое, влажное прикосновение слезинки к своей руке. И только тогда поняла, что плачу. Мои брови снова нахмурились, удивляясь этой новой эмоции. Я снова попыталась покопаться в своем разуме, чтобы понять, почему этот человек был так важен для меня. Я балансировала на самом краю этого открытия, но дверь справа от меня распахнулась. Я замерла, когда в комнату медленно вошла молодая женщина. Мои глаза были широко раскрыты, а дыхание затруднено, пока я изучала ее. Она была маленькой, одетая в длинное, плохо сидящее, серое платье. Она шла, слегка прихрамывая. Когда ее голова, наконец, повернулась в мою сторону, я громко ахнула. Правая сторона ее лица была изуродована. На этой стороне не было не единого волоска. Оно было испещрено толстыми, уродливыми шрамами.

На ее спине я заметила идентификационную татуировку, которая выдавала ее статус: чири. Одна из «чум». Самый низший тип рабыни в Кровавой Яме. Их татуировки выглядели как «000», обозначая, что у них нет имен. Они были тенями нашего мира, настолько униженные, что даже не заслуживали личного номера. Я нахмурилась от того, что знала эту информацию.

Кровавая Яма. Мой разум мчался с осознанием того, где я нахожусь. Место, которого я боялась больше всего. Я была в Кровавой Яме. Но как… где… почему?

Словно почувствовав мой шокированный взгляд, темные глаза чири встретились с моими. Она замерла, потом быстро опустила голову. Комок застрял у меня в горле. Она выглядела не старше подростка. Возможно, пятнадцати или шестнадцати лет?

Чири повернулась, готовая убежать в другой конец большой комнаты, но мне удалось сказать:

— Нет, пожалуйста, не уходи.

Я с трудом сглотнула, чувствуя, как миллионы осколков стекла разрезают мое горло.

Я закашляла, чтобы избавиться от неприятного ощущения. Пока я это делала, чири нерешительно покачивалась на ногах. В итоге, ее плечи поникли, она уронила белье, которое держала в руках, и бросилась к моей кровати. Я наблюдала, как она наливает воду в стакан из кувшина. Не поднимая опущенных глаз, она протянула мне стакан. Я попыталась поднять руку, чтобы взять его, но боль от движения даже одной мышцей была невыносимой. Слезы навернулись на моих глазах. Разочарований от моего затруднительного положения было слишком много, чтобы их принять.

Когда слеза упала на подушку под моей головой, край стакана внезапно оказался у моих губ. Я сморгнула слезы, затуманившие мое зрение, чири жестом велела мне пить. Как только прохладная жидкость коснулась моего языка, я прикрыла глаза. Я пила и пила, пока не опустошила стакан. Затем чири снова его наполнила, и я снова выпила все.

Когда она хотела наполнить стакан в третий раз, я прошептала:

— Нет, достаточно. Спасибо.

Девушка опустила голову и пошла прочь. Но прежде, чем она это сделала, я взмолилась:

— Нет, пожалуйста, останься. Я…

Я покачала головой, морщась от боли, которую принесло это простое действие. Отбросив мысли о боли, я спросила:

— Где я? Почему я в такой комнате? Я так запуталась.

Чири сделала так, как я просила, и, не встречаясь со мной взглядом, ответила:

— Вы находитесь в люксе Верховной Моны, мисс. Господин приказал.

На долю секунды я вспомнила, кто я. Я была моной. Рабыней, предоставляющей свое тело для удовлетворения потребностей мужчин, когда бы они этого ни захотели.