ЭТНОС. Часть вторая — ’Догма’ (СИ) - Иевлев Павел Сергеевич - Страница 4

— Но погоди, — не сдаюсь я, — что значит, «безграничный запас денег»? Они же, получается, тогда ничем не обеспечены?

— Деньги никогда ничем не обеспечены, — вздыхает раздражённая моей глупостью Джулиана, — даже золотые монеты обычно не соответствуют своему номиналу, не говоря уже о принципиальной искусственности курса драгметаллов.

— Но как же инфляция?

— Ты всё время пытаешься воспроизвести курс экономики для первокурсников. Ты правда считаешь, что я с ним не знакома? Инфляция почти никогда не является денежным феноменом и не связана с торговым дефицитом. От этих заблуждений давно отказались даже в нашем срезе. Деньги вообще не то, что думают про них обыватели. Не товарный эквивалент и не расчётное средство. Это инструмент реализации экономической власти над определённой территорией. Ценность денег создана государством, им же поддерживается, поэтому государство никогда не может исчерпать свой денежный запас.

— Тогда зачем оно собирает налоги? — возразил я. — Раз все деньги у него…

— Хороший вопрос! — смеётся Джулиана. — Зачем ты их собираешь, граф Михаил? Ведь деньги, которыми они выплачиваются, это твои же… Как их назвали, «михалки»? То есть ты их одной рукой раздаёшь, а другой — забираешь. Зачем?

— В графстве есть налоги? — поразился я. — Я думал, их Перидор собирает через церковь…

— Ты даже этого не знаешь? Графство Морикарское имеет налоговый иммунитет на двадцать лет. За твои, кстати, личные заслуги перед Короной — ты же Императору жизнь спас. Так что налоги тут собирает само графство.

— И зачем я это делаю? Учитывая, что мы сейчас по большей части содержим наших налогоплательщиков за наш же счёт?

— Налогообложение служит инструментом для проведения экономической политики. Во-первых, обеспечение спроса на валюту. Как нам навязать консервативному сельскому населению новую единицу меры стоимости? Объявить её единственным средством уплаты налогов. Где люди будут добывать для себя средства для уплаты налогов? Работая на нас, потому что именно мы источник валюты, больше её негде взять. Поскольку установленная нами валюта, пресловутые «михалки», нужна всем и каждому для оплаты налогов, начинает формироваться рынок, где люди совершают сделки с этой валютой, обменивая её на труд и товары.

— Не смотрел на это так…

— Но это ещё не всё. Налогами регулируется поведение экономических агентов. Управляя налоговыми ставками, вводя дополнительные налоги или, наоборот, создавая налоговые льготы, мы стимулируем одни виды деятельности и дестимулируем другие. А ещё налоги — инструмент достижения социально-экономических целей. Например, у нас есть цель в перспективе снизить доходное и имущественное неравенство, которое в сословных обществах чрезмерно и демотивирует нижние страты. Поэтому сейчас вводится прогрессивная шкала налогообложения, под предлогом увеличения общественных расходов — например, строительства жилья для переселенцев…

— Чёрт, как всё сложно, оказывается… Но как же тогда…

— Хватит болтовни! Я не намерена валяться в твоей постели весь вечер!

И мы переходим к тому занятию, для которого она приходила.

Тоннель пробили, когда в Меровии уже лёг снег. В ожидании эпохального события в графство примчался Император, и мы с Нагмой неделю выхаживали простуженную едва не до пневмонии Катрин. У неё не та масса тела, чтобы скакать часами по морозу верхом, а Перидор с момента покушения, кажется, не доверяет каретам. Девочка всё время порывалась подняться с кровати и идти к отцу, чтобы встать у трона маленьким стойким оловянным солдатиком, но я её не пускаю, а она слишком ослабла, чтобы настоять.

— Я опять умираю, как тогда? — спрашивает она.

— Ничего ты не умираешь, — шипит на неё Нагма. — Выдумала тоже! Пап, скажи ей!

— Твоя жизнь вне опасности, моя принцесса!

— Ты снова спасаешь меня, мой паладин! За это я позволяю тебе один поцелуй!

Я наклоняюсь над постелью и очень серьёзно целую ребёнка в сухие, потрескавшиеся горячие губы. Я паладин, у нас любовь, нам можно.

— Ты любишь меня? — требовательно спрашивает Катрин.

— Я люблю тебя, — отвечаю я без малейшей иронии.

Для неё это очень важно сейчас. Наверное, я единственный человек, который говорит ей о любви. От Перидора хрен дождёшься. А, нет, не единственный.

— Я тоже тебя люблю, мелочь! — чмокает её в ухо Нагма. — А теперь давай тебя вылечим!

— Ой, у меня же в ухе теперь звенит! — возмущается принцесса.

— Любовь требует жертв! — решительно отвечает моя дочь.

Бронхит принцессы вполне вылечивается средствами традиционной медицины, но я всё же рисую её — из интереса. Сейчас мир совершенно не возражает против того, чтобы Картин выздоровела. Возможно, Теконис прав, и Нагма что-то серьёзно поменяла в нём. Теперь это мир живой принцессы и мёртвого принца, а не наоборот. Но может быть, это просто череда совпадений. Во всяком случае, ускорить выздоровление удалось без проблем, и на церемонию торжественного открытия она отправилась вместе с отцом. Стояла такая трогательная, в шубке, рядом с делающим вид, что её нет, Перидором. Вот же он жопа венценосная!

Технически тоннель функционирует уже почти месяц. Я выезжал на ту сторону полюбоваться — там тепло, почти жарко, горы служат климатическим разделом. Субтропическая растительность, буйство красок, феерия жизни, не то, что суровая наша Меровия. Что? Я сказал «наша»? Забудьте. Ещё немного потерпеть — и домой.

Сейчас в тоннеле уже проложен одноколейный железнодорожный путь, на той стороне организована наспех фактория, и Его Величество ждёт небольшой сюрприз.

Свистит паровозик, над жерлом тоннеля разворачиваются, как занавески, два флага, Меровийский и графства Морикарского. Раздвигая их, из тоннеля выезжает в облаке пара локомотив. За ним открытая платформа, заваленная дарами тропической природы — экзотическими фруктами, плодами местной разновидности хлебного дерева, бананами-бататами, или как оно тут называется. Это продовольствие, это хорошо, это нам надо. Но куда важнее то, что выглядит совершенно не впечатляющие — большие, метра полтора в диаметре, серые невзрачные шары, сложенные пирамидой, как пушечные ядра. Это полимеризованный сок гевеи — натуральный каучук. Справим к весне принцессе калошики, чтобы не мочила ножки и не простужалась. А ещё это прорезиненные плащи солдатам, покрышки коляскам, прокладки для паровых машин… Многое, многое меняет в этой жизни каучук.

Перидор смотрит на изобилие строго, но одобрительно. Он прекрасно понимает, что это лишь первая платформа из тысяч и тысяч тонн товарных потоков, которые сформируют совершенно новый для Меровии рынок колониальных товаров. То, что поступало крошечными партиями втридорога через Багратию и Киндур, обогащая целую цепочку посредников, теперь хлынет потоком в эти холодные земли. И каждый заштатный барон с родовыми землями, до границы которых можно доплюнуть со стены замка, захочет себе к завтраку какаву, к обеду — манго, а на ужин — омлет из страусиных яиц. Для этого ему понадобятся деньги, в которых он ранее не нуждался, потому что вилланы его и так кормят, в рамках натуральной ренты. Возникнет мотивация к вступлению в товарно-денежные отношения, а значит, к развитию не только натурального, но и товарного хозяйства. Так, шаг за шагом, будет формироваться внутренний товарный рынок, на котором возникнет спрос на логистику с её мощёными дорогами и на финансовую систему с её банками. И мы им это всё дадим, у нас давно готово. Успешные и хитрожопые бароны разбогатеют, большая же часть аристократии разорится к чертям. Первых мы обложим прогрессивным налогом, вторых сначала прокредитуем под залог земель, а потом выкинем на мороз… То есть, простите, на государеву службу. Пусть жалование получают, раз хозяйственники из них никакие. Титулы их превратятся в громкие, но пустые ярлыки, зато у Перидора не будет проблем с формированием офицерского корпуса и занятием административных должностей в колониях. Кстати, о колониях…