Ревизор: возвращение в СССР 2 (СИ) - Шумилин Артем - Страница 34

Но в классе стояла тишина.

— Это был Тимур Полянский, — вдруг сказала вожатая.

Она-то откуда знает? Втихаря же пили. Проболтался всё же кто-то…

— Его поступок поставил под угрозу всю туристическую группу, — встал школьный комсорг. — И закономерно привел к последующему буйству в больнице. Предлагаю поставить вопрос об исключении Тимура Полянского из рядов комсомольской организации за поведение, несоответствующее моральному облику советского комсомольца.

В принципе, что Тимур вылетит сегодня из комсомола, можно было не сомневаться. Устроить пьяную драку в больнице, да еще и разбить там какое-то оборудование — какой там комсомол! Меня больше интересовало, как он в него вообще попал, насколько я понял, он и до этого ангельским поведением не отличался. В моем детстве, насколько помню, таких парней в комсомол все же не брали. С другой стороны, слышал и рассказы друзей о том, что в их школах в комсомол загоняли всех поголовно, чтобы отчитаться в районо, или где им там положено по таким вопросам отчитываться. Видимо, сильно это зависело от конкретного города и района.

«Поставить вопрос»? Что делать после выступления комсорга школы, не понял не только я, но и остальные. Все переглядывались между собой.

— Голосуем, товарищи комсомольцы, за исключение Тимура Полянского! — строго сказал комсорг, сообразив, что его бюрократическая формулировка оказалась для школьников непонятна.

Руки подняли все, и я в том числе. Вопрос спасения комсомола от Тимура был решен полюбовно.

После этого вдохновленный комсорг закатил речь минут на пять о том, чем и как должен заниматься настоящий комсомолец, чтобы не докатиться до уровня Тимура Полянского. У меня слух, по привычке, приобретенной еще на собраниях в советское время, тут же автоматически перешел в режим ожидания. Судя по осоловевшим глазам остальных школьников, они тоже не слушали. Понимал это, судя по его лицу, и сам комсорг, но добросовестно продолжал пузыриться пафосными лозунгами и изречениями. Я думал о том, ограничится ли для Тимура его выходка только такими последствиями, или все же придется пытаться спасать его и от уголовки. Очнулся, когда комсорг замолк, и вовремя — началась новая тема.

— Конечно, на этом вопрос о вопиющем поведении Тимура Полянского закрыт не будет, — пообещал директор, заставив меня озабоченно вздохнуть, — когда он выздоровеет, мы пригласим его для профилактической беседы на педсовет. Также, я считаю, что необходимо высмеять поведение Тимура в нашей стенгазете, чтобы он понял, что так себя вести нельзя.

Директор посмотрел на Кириешку:

— Пусть классный руководитель решит, кто именно займется ее оформлением.

Кириешка уже открыла было рот, чтобы последовать приказу, как директор ее перебил:

— Хотя, впрочем, пусть этим займется Павел Ивлев. Мне импонирует его правильный подход к нашей истории, поэтому пусть именно он попытается вернуть на путь исправления Тимура при помощи острого слова!

Я тут же подскочил:

— Игорь Иванович, я не могу.

Комсорг удивлённо посмотрел на меня с выражением лица чекиста 1930-х, обнаружившего спрятавшегося под его кроватью врага народа, однозначно завербованного румынской и японской разведкой, хотя и не знавшего еще об этом. Вид Кириешки обещал «Ну, я тебе устрою!». Директор смотрел на меня с нескрываемой озабоченностью, а Аркадий с любопытством.

— Паш, ты что? — зашипела на меня испуганная Юлька, вспомнив, что она комсорг класса.

— Ну, не могу я против брата стенгазету рисовать и высмеивать его. Неправильно это, — ответил я ей достаточно громко, чтобы услышали все.

Свое внезапно обнаружившееся родство с Полянскими я скрывать намерен не был. Чувствую, придется мне за него хлопотать, и по крайней мере, людям понятно будет, почему я это делаю. Да мне еще и пользу принесет, что они будут знать — у нас на Руси всегда сочувствовали тем, кто за своих нерадивых родственников впрягается. Бывало, конечно, что и дураками называли за такое, но в душе все равно сочувствовали.

По классу пронёсся тихий ропот. Кажется, в свой городок я принес Санта-Барбару задолго до ее официального старта в эфире.

— Не понял…, — пробормотал сидевший рядом Славка.

— Брата?! — переспросила ошарашенная Юлька.

В классе стало тихо.

— А я, между прочим, о чём-то таком догадывался…, — вдруг сказал в полной тишине директор, задумчиво глядя на меня.

— А я знала, — спокойно сказала Кириешка.

— Как это вы догадывались? — спросил я директора. — Почему?

— Так вы с ним похожи, — заявил он.

Теперь пришла моя очередь удивляться. Где я — длинный, тощий и лопоухий, а где Тимур — высокий, брутальный красавчик.

Только я собрался обмозговать эту информацию, как получил локтем в бок. Не хило так получил.

Это Славка обиделся на меня со словами, и так обиделся, что плевать хотел на весь высокий педсостав, оккупировавший наш класс:

— А я почему не знаю?

Я взглянул на него, потом на Юльку. Она сидела, насупившись, как страдающий от жажды воробей, и глядела на меня, как на предателя. Тоже обиделась, что я ей не рассказал.

— Я на перемене вам всё объясню, — пообещал я им.

Центр всеобщего внимания решительно сместился с необходимости осуждения Полянского на меня и мои родственные связи с хулиганом.

— А давно вы всё знаете? — спросил я Кириешку, раз такое дело. Мне, в принципе, выгодно, чтобы они про Тимура забыли, а то мало ли что еще придумали бы для его перевоспитания. Все равно все это вряд ли сработает, а у него налицо проблемы посерьезнее — как с милицией разобраться.

— Сразу знала, как вы все родились. Город маленький… Не важно, — отмахнулась она от меня.

Директор откашлялся, хоть и с некоторым сожалением — качественных шоу в это время на телевидении решительно не хватает, а тут такой халявный спектакль с обретением родственников прямо по месту работы.

— Хорошо, вы тогда сами подберите, кто будет оформлять стенгазету, — сказал он Кириешке, — думаю, на этом собрание закончим, пора возвращаться к работе, товарищи!

Директор и вожатая вскоре ушли. Аркадий поднялся и, проходя мимо меня, молча положил мне руку на плечо. Я поднял голову, наши взгляды встретились. Мне показалось, я увидел сочувствие в его глазах.

— Вам топор передали, Аркадий Наумович? — спросил я, пользуясь случаем. А то директор человек занятой, посеет его где-нибудь, а Аркадий с меня потом спросит. Нет уж, пусть разбираются по свежим следам.

— Нет. А должны были?

— Да. Игорь Иванович его забрал у меня.

— Хорошо. Я спрошу.

Аркадий вышел. Кириешка, как ни в чём ни бывало, переключилась на экзаменационные билеты по русскому. Видимо, не решила еще, кто достоин выполнять общественно важную задачу по изготовлению стенгазеты. Главное, что я с нее благополучно соскочил. Молодцы, не стали руки выкручивать, хотя и могли попытаться.

А я до конца урока думал о том, как обманчиво первое впечатление. Я же сначала посчитал эту женщину недалёкой балаболкой, по типу — что вижу, то пою. А оно вон как вышло. Столько лет носить такой секрет и не трещать о нём на каждом углу? И не упомянуть ни разу, даже случайно. Это о женщине многое говорит. Оказывается, я совсем не разбираюсь в людях. Хотя, возможно, не разбираюсь именно в советских людях. Придётся нарабатывать навык, других тут сейчас нет. Сомневаюсь, что в наш Мухосранск заезжают иностранные туристы, даже если и находят его на карте СССР. Чай, не Бородино и не Березина.

Прозвенел звонок. Мы отправились на перемену. Я на автомате вышел со всеми в рекреацию и встал у окна. Погружённый в свои мысли, не сразу вспомнил о своём обещании, данном друзьям. И только, когда Юлька, Славка, Ветка и Лёха встали вокруг меня кругом и замерли в ожидании, я понял, что им очень даже пора что-то сказать.

— Ребят, я сам только вчера случайно узнал, — положа руку на сердце, сказал им я, — от матери Тимура. Все еще пытаюсь в это поверить.

— И это всё? — разочарованно спросил Славка.