Ревизор: возвращение в СССР 2 (СИ) - Шумилин Артем - Страница 51

Попрощавшись с Иваном и его коллегой и поблагодарив за доверие, вышел на улицу. До часа дня оставалось еще почти сорок минут, поэтому решил не спеша прогуляться пешочком до базы. Погода стояла отличная. Морозец был совсем легкий, светило солнышко, воздух пьянил, и меня вдруг пронзило упоительное ощущение молодости, беззаботности и то самое, характерное только для юных лет, физически ощутимое понимание того, что вся жизнь впереди. Завороженный этими переживаниями я не заметил, как дошел до базы.

Едва зайдя в ворота, увидел деловито снующих туда-сюда людей и, вздохнув, заставил себя вернуться в действительность.

Милиция уже приехала. Я встретил во дворе базы уже знакомого мне Николая Терентьева. Обрадованно поздоровался с ним.

— Здравствуй, Павел, — сказал Николай, пожимая мне руку, и добавил тихо, — ничего себе вы тут нарыли материала.

Я пожал плечами, изображая смущение. На самом деле, я чего-то такого по результатам проверки и ожидал. Уж слишком непрост был покойный Цушко. Не верил я с самого начала, что все только эпизодическими махинациями с дешевой продукцией ограничивается. Но не говорить же это обхссникам, не поймут таких речей из уст советского подростка.

Тут из дверей выглянул Александр Терентьев. Оба брата здесь, — отметил я. Повезло, что им этот вызов достался. Со знакомыми как-то даже приятнее работать. И порасспросить можно будет, если что. Заметил, что Николай Терентьев в форме, а его брат в гражданке. Почему так, решил не спрашивать.

Мы зашли в помещение. Роли поменялись, теперь всем руководили сотрудники ОБХСС. Николай, Александр и третий их коллега, представившийся Виктором, присоединились к нам, по одному к каждой из групп.

— Давайте сразу пройдёмся по тем стеллажам, которые завбазой сам отгружал, — распорядился Николай.

И мы дружно начали работать. Стеллажей, которыми занимался лично Цушко, оказалось немало. Мы распределили их между собой и проверяли один за другим. Нашли много коробок вообще без товаров, а также коробки с имитацией товаров. Самые верхние стеллажи с дорогими продуктами вообще практически целиком оказались бутафорскими.

Все найденные фальшивки, а также пустые коробки мы сносили в заранее расчищенный вчера угол склада, предварительно тщательно зафиксировав все в документах. Казавшееся раньше просторным помещение быстро заполнялось. Судя по лицам проверяющих и ОБХСС, а также репликам, которыми они периодически обменивались, с нарушениями такого масштаба все они столкнулись впервые.

Эх, наивные котятки, вас бы в девяностые или начало двухтысячных забросить на денек, — мрачно подумал я, вспомнив, какие схемы и на какие суммы случалось раскладывать. Какое это чувство, когда считаешь, сопоставляешь, снова считаешь и постепенно по позвоночнику распространяется такой леденящий холод, потому что понимаешь внезапно, что стоишь на самом краю пропасти и, посчитав еще хоть одну циферку, полетишь вниз и ничто уже не поможет. И вот так считаешь и не знаешь, что делать: и считать надо, и нельзя считать, и забыть хочется все эти цифры, что увидел, и ощущение это непередаваемое из смеси бешенства от того, что кто-то может вот так нагло и в таких масштабах под себя грести и злорадства от того, что я эту всю кухню вижу и могу до последней нитки просчитать и во всей красе представить. И страх, что могу что-то не предусмотреть или лишнее узнать, и, как некоторые из моих неосторожных коллег, внезапно «пропасть».

Эх, возвращаемся обратно. Что тут у нас? А у нас тут переполох и очередной виток проверки. Похоже, ОБХСС в лице братьев Терентьевых, проработав пару часов и увидев «масштабы бедствия», решило подстраховаться. Николай велел нам всем прерваться и пойти пообедать, а сам пошёл звонить начальству в кабинет, на двери которого до сих пор красовалась вывеска с золотыми буквами «Цушко Б.А.».

— Через час продолжим! — сказал он нам, — чтобы время не терять, давайте на обед.

С обедом снова Никифоровна попросила ей подсобить — я не в обиде, мне с ней надо отношения крепить тоже. Она теперь заведует базой, авось, долгие годы будет заправлять, а это уйма дефицитных товаров, которые так важны для советского человека. В том числе и для меня.

Быстро все сготовили — разогревать консервы дело нехитрое, и сели все на том же складе обедать. Проглотив свою порцию, я тут же достал словарь французского, и принялся учить глаголы. Старался, как мог, не особенно вслушиваясь в разговоры мрачных обхссовцев с не менее грустными членами областной проверки. Основания для переживаний были у них очень даже вескими. ОБХСС, получается, проморгало у себя под носом грандиозную аферу на десятки тысяч советских рубликов, а область только недавно чин чином оформила результаты предыдущей проверки, по которой все на базе было в полном ажуре. Тут если строгими выговорами отделаешься, так уже и неплохо будет. А могут и на границу с Китаем отправить, хвосты оленьи переучитывать. Тем не менее, обрывки бесед до меня доносились:

— Это же как он мог-то так нахально…

— Годами длилось, и никто и не понял даже…

— Скандал будет грандиозный!

Сразу после обеда Николай распорядился продолжать ревизию.

— «Много» и «очень много» в протокол не запишешь! — объяснил он. — Нужны конкретные цифры. Так что, идём и работаем дальше, товарищи.

Мы проковырялись ещё часа два с половиной, когда приехало милицейское начальство: майор, капитан и с ними старший лейтенант, который оказался нашим участковым.

Мы все пристроились рядом, подглядывали и подслушивали во все глаза и уши.

Николай доложил руководству о том, что мы ещё нарыли. Учитывая масштабы хищений на базе, они, посовещавшись, приняли решение сегодня же устроить обыск дома у покойного Цушко.

— Надо ехать прямо сейчас, — настаивал капитан. — Что тянуть кота за хвост? Участковый уже здесь. Понятых только найти.

— А что их искать? Будете понятыми? — спросил нас со Славкой Николай.

— Будем, — поспешно согласился я за нас обоих.

— Не малы для понятых? — спросил капитан.

— Шестнадцать уже есть, паспорт получили. Верно, ребята? — спросил нас Николай.

— Да! — сказал Славка, и я тоже подтвердил.

— Тогда, исходя из содержания 135 статьи, не вижу проблем, — сказал Николай, — советские граждане, и в деле не заинтересованы. В силу возраста годами воровать Цушко никак помогать не могли.

— Тогда поехали, — распорядился майор.

— А ревизия? — озабоченно вышла вперёд Никифоровна.

— Продолжайте втроём, — распорядился Николай, взглянув на Лилю. — Если до вечера не справитесь, мы с парнями завтра подтянемся и закончим.

Мы вышли на улицу. Перед входом стоял милицейский УАЗик. Милиционеры буднично заняли в нём все места. А мы со Славкой остались стоять в недоумении. Николай, севший на переднее пассажирское место, кивком показал нам назад.

Я оправился на злодейские места и потянул за собой Славку за рукав.

Так мы и доехали до дома Цушко на Ленина как два преступника. Я на всякий случай голову опустил, чтобы кто-нибудь на улице меня не опознал, и не пошли слухи гулять по нашему болотцу, что Пашку Ивлева повязали на горячем и он сухари сушит. А Славка, напротив, особой атмосферой наслаждался по полной, вертя головой так, что оставалось удивляться, как она у него не отваливается.

Жил покойный в квартале от вокзала, недалеко от Аркадия. И надо же было такому случиться, что, когда милицейский УАЗик подъехал к дому покойного Цушко, мимо как раз ковыляла супруга Аркадия, прихрамывая на ногу в гипсе. Я помедлил, не желая выходить из машины у нее на глазах. Но милиционеры выгрузились, и мне под их недоуменными взглядами пришлось тоже вылезти из своего отсека для задержанных.

И тут началось все по полной программе — как чувствовал! Добрая женщина подумала, что меня милиция задержала. Испугалась. Запричитала, запрыгала, несмотря на гипс, среди милиционеров, что я такой хороший мальчик, что я не со зла и вообще это всё недоразумение. Потом вцепилась в рукав Николаю Терентьеву, который к ней ближе всех оказался, и взмолилась: