Танцуй для меня, девочка (СИ) - Пырченкова Анастасия - Страница 13

— Да ты…

И я запустила-таки в него тарелкой. А затем и чашкой, и всем, что еще под руки попало. Но и после того, как посуда в моей доступности закончилась, легче не стало. Тем более, мужчина уклонился от всего с такой легкостью, даже не вставая со стула, что мне захотелось еще больше его стукнуть. Да и как иначе, когда он нес полнейшую чушь? Что вообще за идиотизм?! 

— Выпусти меня! — потребовала.

— Нет.

— Да, Тенгиз, ты выпустишь меня, или я заставлю тебя очень сильно об этом пожалеть.

Еще не знаю как, но что-нибудь обязательно придумаю!

А этот, который вечно возбужденный и в край охамевший, только и сказал:

— Удиви меня.

— Ты издеваешься так, что ли?

Иначе не объяснить, к чему все эти перипетии для меня создавать.

— Думай, что хочешь, — пожал он плечами. 

Да я уже вообще думать в его присутствии боюсь. Да и все равно еще ни разу не угадала последствия. И вообще чушь какая-то происходит!

— Да ты хоть слышишь себя? Это же абсурд! 

— Абсурдом было бы выпустить тебя на улицу в таком виде, — парировал Тенгиз невозмутимо. 

— Да нормальный у меня вид! Полмира так ходит, а некоторые и того откровенней. 

Правду, между прочим, сказала. Мой импровизированный наряд приличнее многих: все закрыто от шеи до колен. Ну да, видно, что мужская рубашка, но опять же сейчас этим никого не удивить. 

Всех, да не всех.

— Мне плевать на других. Ты так ходить не будешь.

Размечтался!

— Да с чего бы вдруг? Ты мне кто? Никто! Ты мне даже не друг. То, что мы с тобой переспали и когда-то давно встречались, не дает тебе никаких прав так со мной обращаться!

— Подай на меня в суд.

Все. Я сдаюсь. Логика этого мужчины чересчур убойная. Мой мозг с ней не справляется.

— Сам на себя подай! — рявкнула в досаде. 

— И какое обвинение?

— Тотальная ревность к чужой женщине! 

Еще бы Тенгиза это проняло.

— Ночью ты так не считала. Я про чужую. Отдавалась мне, как своя.

Он бы, блин, еще девятилетней давности секс припомнил!

— Я пьяная была. И только. Ничего больше. Не надейся, — поморщилась.

— Да, вчера ты тоже примерно так говорила, пока текла на мои пальцы, — согласился Тенгиз по-своему.

— Всего лишь давно не было секса, вот и все, — ответила с презрительной усмешкой. — Не в тебе дело, сказала ведь уже. 

— То есть, — поднялся Тенгиз из-за стола, — если я сейчас опять к тебе прикоснусь, ты уже не будешь такой мокрой для меня? — усмехнулся. — Валентинка, — по слогам произнес мое имя.

Вмиг не по себе стало. Зачем он поднялся? Не надо подниматься! Сиди дальше на месте, чтобы я точно знала, что пребываю в безопасности! А то, после таких слов… Да ну нафиг!

— Даже не думай, — велела, выставив руку перед собой в останавливающем жесте, но отступая сама на всякий случай.

— Не думаю, — согласно кивнул мужчина, не сводя с меня своих внимательных глаз. — Не думаю, — повторил, развязывая фартук и стаскивая с себя. — Делаю, — откинул в сторону жалкое прикрытие и шагнул ко мне с самым решительным видом.

Стоило Тенгизу шагнуть в мою сторону, я тут же рванула от него прочь. А ещё отчетливо поняла, что в прошлый раз он намеренно позволил мне сбежать, потому что сейчас я оказалась перехвачена почти сразу. Сперва перехвачена, затем вовсе опрокинута на стол. 

— Не смей! — уперлась ладонями в мужскую грудь. 

— Ты уже говорила, — нисколько не проникся он. 

 Более того, принялся расстегивать ремень на моей талии. 

— Тенгиз, я серьезно, не делай этого. Я не хочу.

— Нечто подобное ты тоже уже говорила, — усмехнулся, избавляя меня от кожаного аксессуара и берясь за пуговицы.

— Тенгиз, это не смешно! — уже откровенно запаниковала я.

Он ведь не собирается без моего согласия что-то делать? Хотя, о чем это я? Когда это Тенгиза Ахалая вообще волновало чье-либо мнение, даже мое? Вот и сейчас не особо.

— Ты права, не смешно, — вновь согласился со мной, оголяя мою грудь. — Совсем не смешно, — замер, неотрывно глядя на меня. 

Попыталась прикрыться, но мои руки тут же оказались перехвачены и заведены за голову. Теперь Тенгиз не просто нависал надо мной, наши лица находились напротив друг друга. Губы опалило горячее дыхание. В черных глазах напротив горело пламя неприкрытого желания. Невозможно не поддаться. Сколько ни ругай себя и не убеждай, что нельзя. Само близкое присутствие мужчины снова сбивало все мысли, склоняя к одному итогу. Где нависший надо мной мог быть еще ближе.

— Тенгиз, — наверное, это было мое последнее сопротивление перед тем, как сдаться.

И Тенгиз его преодолел. Его губы коснулись моего подбородка, проложили линию по шее вниз, добрались до груди, и…

Как же глупо было думать, что я смогу устоять. Этот мужчина слишком хорошо меня для этого знал. Мое тело. Знал, как сделать так, чтобы оно ожило в его руках, даже если он почти ничего не делал, просто опалял своим дыханием чувствительную кожу. Но мне и этого хватало. А уж когда его зубы сомкнулись на моем соске…

— Ненавижу тебя, — выдохнула вместе с всхлипом удовольствия, крепко зажмурившись.

Не буду смотреть, может тогда и собственное грехопадение не будет таким явным…

Потому что я, правда, сдавалась. Вот так просто. Без особого сопротивления. Я ведь скучала. На самом деле, скучала. Безумно. Все эти девять лет. Не смогла забыть и выбросить из головы то, от чего сама же отказалась. Пусть и убедила себя по итогу, что так было лучше для нас обоих. Правильнее. И не зря не хотела с ним больше никогда встречаться. Потому что знала, что не смогу устоять. Не поддаться желанию, если то вдруг возникнет. Вот как сейчас, когда мужские пальцы скользили по моему телу, а за ним и губы, прокладывая путь через закрытые участки кожи. Пуговицы не выдержали нажима, с глухим стуком покатились по столу и полу. А Тенгизу и того мало, ухватил за бедра и подтянул меня ближе к краю. 

— Люблю, когда ты ненавидишь, — прошептал.

Люблю…

Одно слово. А будто удар нокаутом. Если у меня еще и оставались какие-то толики сопротивления, то исчезли под гнетом этого признания. И когда его губы коснулись моей плоти, я только и смогла, что крепче вцепиться пальцами в край стола и податься навстречу его языку. И кажется, так уже было. Когда я под ним, не способная к сопротивлению, а он этим нагло пользуется. Ласкает так, что у меня пальцы на ногах поджимаются от удовольствия, мучительно медленно ведет языком по складкам, оставляя влажный след, который холодеет, когда он следом тихонько дует, пробуждая мурашки по всему телу. И тут же вновь целует, возвращая тепло, и от этого контраста я и впрямь откровенно теку, как он хотел. И почти хнычу, когда он вдруг отстраняется.

— Все еще ненавидишь?

Он нависает надо мной. Губы блестят от моей влаги, пробуждая во мне стыд вперемешку с желанием поцеловать его и подарить ответную ласку.

— Безумно, — выдыхаю.

И все-таки подаюсь вперед. Обхватываю ладонями его затылок, не позволяя отстраниться и отвернуться и целую, как хотела. Точнее не совсем так, но для начала и этого достаточно. Или нет. Потому что Тенгиз все-таки обратно отстраняется, удерживая меня за шею, чтобы больше не могла проявлять инициативу.

— Не так быстро, ведьмочка моя, — произносит с коварной ухмылкой.

Мой долбанный змей-искуситель!

— И чего ты хочешь? — выдыхаю, облизывая губы, не сводя глаз с его собственных, до которых я не могла никак дотянуться.

Но скоро… Очень скоро я сделаю все, что хочу я. И уже он будет стонать для меня. 

— Честного ответа.

Сквозь марево возбуждения начинает прорываться разум. А мне так не хочется сейчас помнить о реальности. Вот и обнимаю его торс ногами, трусь бедрами о его член, чувствуя, как тот еще больше твердеет от моих действий.

Тенгиз вынужденно отпускает мою шею, чтобы перехватить и зафиксировать бедра, и я этим нагло пользуюсь. Вновь притягиваю его к себе и целую.