Вонгозеро. Живые люди (СИ) - Вагнер Яна - Страница 55

Из глубокого сна меня выдернуло неприятное чувство, что мы стоим, — я поняла это, еще до конца не проснувшись и не открывая глаз; ощущение было точно такое же, как бывает в спальном вагоне поезда, застрявшем вдруг посреди ночи на какой-нибудь маленькой сортировочной станции, когда тело, привыкшее к движению, покачиванию и железному лязгу, вдруг реагирует на внезапную тишину и неподвижность. Вначале мне показалось, что, пока я спала, все решили просто остановиться на обочине в каком-нибудь тихом месте, чтобы отдохнуть, и я почти уже заснула снова, как вдруг резко выпрямилась на сиденье и широко открыла глаза — что-то было не так. Кроме меня, в машине не было никого — водительское место пустовало, и даже пса на заднем сиденье не было.

Двигатель был выключен, но габариты горели; в их неярком свете я видела знакомую заднюю дверь Витары со смешной наклейкой на серебристом колпаке запаски, которую прилепил какой-то незнакомый ребенок еще в Чертанове, когда я парковала ее на улице возле подъезда; даже охваченная тревогой, не понимая, что происходит, я все равно успела почувствовать неожиданный укол в сердце — могла ли я предположить, когда покупала эту машину, что за рулем ее будет сидеть чужая женщина, даже нет, не просто чужая — именно эта, и что мой сын вызовется почему-то ехать вместе с ней, а не со мной — на заднем сиденье, с ружьем, охраняя ее? Вот только думать об этом сейчас было некогда: впереди, на дороге, что-то происходило; протянув руку, я щелкнула ручкой и погасила фары, а потом аккуратно приоткрыла дверь и выскользнула на улицу, чтобы выяснить, что случилось.

Обойдя Витару со стороны дороги, я осторожно выглянула из-за нее, и мне сразу же пришлось прищуриться — в глаза мне ударил яркий оранжевый свет прямоугольных фонарей-искателей, установленных на крыше пикапа; ослепленная, я машинально шагнула назад, под прикрытие своей машины, думая — какого черта, почему пикап развернут в обратную сторону, да что там происходит, в конце концов? Неожиданно двигатель пикапа оглушительно взревел, и сразу же рядом закричали — я не смогла разобрать ни слова, но, как мне показалось, узнала папин голос; не в силах больше гадать, я глубоко вдохнула и вышла на дорогу, и сделала несколько шагов прямо навстречу слепящему свету искателей.

— …я же предлагала вам отдохнуть, — выводил сквозь оглушительный рев двигателя женский голос, высоко и тонко, почти нараспев, — целый день за рулем, я же говорила, надо было поспать, я могла бы и сама порулить, как мы его вытащим теперь! — Из-за бьющего прямо в глаза света я никак не могла разглядеть говорившую и узнать, кому принадлежат эти незнакомые, причитающие интонации, но мужчину, немедленно заоравшего в ответ — отчаянно и зло, словно ему уже пришлось не один раз повторять одни и те же слова, — я узнала сразу:

— Да не спал я, говорят тебе! — кричал папа. — Здесь яма просто, яма это, ну сама посмотри, все колеса на дороге, никуда мы не съехали, отойди ты, ради бога, не мешай, давай, Андрюха, еще разок!.. — И двигатель заревел с удвоенной силой, пикап дернулся — я поняла это по тому, как дрогнули и подпрыгнули три ярких прямоугольника у него на крыше.

— Осторожней, ну оторвете же сейчас, господи, да что же это делается, — завопила Марина, теперь совсем уже по-деревенски — наконец я разглядела ее: заламывая руки, она металась прямо перед пикапом, почти под его колесами — в своем белом комбинезоне похожая на перепуганного зайца, попавшего в луч света подствольного охотничьего фонаря, и папа — теперь я видела и его тоже — в распахнутой куртке, с покрытой инеем бородой и дикими глазами, вынырнул откуда-то из темноты, из-за пикапа, бросился к ней и закричал — свирепо, бешено:

— Ну куда же ты лезешь под колеса, чертова баба! Отойди, Маринка, ей-богу, сейчас пришибу тебя уже, Леня, да уйми ты ее наконец!..

Подойдя поближе, я наконец увидела, в чем дело — хотя об этом можно было уже догадаться: тяжеленный Лендкрузер, словно застрявший в болоте бегемот, сидел глубоко в снегу — настолько, что казалось, будто у него вовсе нет колес; судя по его задранному вверх багажнику, передние колеса увязли глубже задних — похоже было, что он действительно провалился в какую-то яму, из которой самостоятельно ему уже не выехать. Задом к нему, яростно дергаясь и ревя, надрывался освобожденный от прицепа пикап, за рулем которого, обернувшись назад и высунувшись почти по пояс из распахнутого окна, торчал Андрей; между двумя автомобилями трепетала туго натянутая ярко-желтая лента троса, которым они были соединены друг с другом. Я увидела на обочине Мишку с короткой автомобильной лопаткой в руках, он был без шапки, и уши у него уже пылали от мороза; вторая такая же лопатка была у папы — видимо, копать сейчас, пока пикап, натужно рыча, пытался выдернуть Лендкрузер из снежного плена, было незачем. Сережи нигде не было видно — судя по всему, он был за рулем Лендкрузера.

Мимо меня, по направлению к притихшим, оставшимся сзади машинам, прошли Леня с Мариной — он тяжело опирался на ее плечо, и мне видно было, что она идет слишком быстро. Когда они поравнялись со мной, я услышала, как он говорит ей:

— …без тебя разберутся. Что ты пристала — заснул, заснул, какая разница, главное — вытащить, ты мне скажи лучше: куда ты Дашку дела? — И она, не слушая его, кричала одновременно с ним, зло, со слезами в голосе:

— …а ты что молчишь, как мы поедем теперь, не надо было первыми ехать, я говорила — не надо было, у нас там вещей сколько, одежда, продукты, куда мы теперь, ты подумал? подумал?.. потеряли машину… — И они прошли дальше — назад, к Паджеро, и я обернулась было посмотреть на них, но тут пикап заревел как-то особенно отчаянно: взметая из-под колес густую снежную пыль, Ленкдрузер вдруг вздрогнул и пополз наверх, задом, а пикап, тронувшись с места, медленно двинулся вперед, прямо на меня; я отпрыгнула в сторону, а папа, заглушая вой обоих двигателей, закричал:

— Пошел-пошел-пошел, давай, Андрюха, еще, ну давай!.. — И в этот момент вдруг послышался какой-то резкий, неожиданный звук, и следом за ним что-то оглушительно стукнуло: приглядевшись, я поняла, что трос, соединявший машины, лопнул; Лендкрузер тут же скатился обратно и застыл на прежнем месте, утопив свою широкую морду в снегу, а двигатель пикапа умолк, слепящие фонари погасли, водительская дверца распахнулась, и Андрей, торопливо выпрыгнувший на дорогу и обежавший машину, в наступившей тишине произнес с досадой:

— Бампер раскололи. Хорошо, не в стекло еще.

— Да потому что трос дерьмовый! — Наверное, папа сорвал голос, потому что теперь уже только сипел и выглядел таким расстроенным, что мне хотелось подойти к нему, положить руку ему на плечо и сказать — да не слушайте вы эту дуру, видно же, что это яма, вы тут ни при чем, но тут он с размаху воткнул — почти метнул — свою лопатку в снег; она погрузилась почти по середину своего короткого древка, и я раздумала влезать с утешениям. — Эти ваши японские тросы пижонские, хоть бы один металлический взяли с собой, путешественники, вашу мать, с вами только до булочной ездить!

— Не помог бы твой трос, — сказал ему Сережа, вылезший из Лендкрузера и с трудом выбирающийся на дорогу — лицо у него было злое и усталое, — слишком плотно сидит, только проушины бы вырвали. Надо еще подкопать, он нагреб опять под себя, Мишка, давай сюда лопату. — И они с папой принялись копать — судя по всему, не в первый и даже не во второй раз; а я сказала Мишке:

— Надень шапку, — но он даже не повернул ко мне головы, напряженно наблюдая за тем, как папа с Сережей возятся между Лендкрузеровых колес.

Папа поднял голову и сказал Андрею:

— Ну, что ты стоишь, давай, доставай свою ленточку японскую, одну порвали, теперь твою рвать будем.