Дикарь (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна - Страница 27

Всё внутри взрывается горячим предвкушением. Болтаю, чтобы спасти себя:

— До сих пор не могу поверить, что дикий лесной житель вроде тебя пригласил на танец женщину. Это не вяжется с твоим свирепым и харизматичным образом.

— Я умею удивлять. — Положив руку на моё сиденье, придвигается, нависает и, оторвавшись от руля, довольно грубо ведёт пальцами по моим губам.

Почти размазывая их по лицу. Это ужасно и сексуально одновременно.

Чувствую кипяток в нижней части тела. Стараюсь не показывать глубину дыхания. Но внутри жалит, бьёт, тянет. Сдерживает лишь одно…

— Ваську раздавишь.

Дикарь не слушается. Припадает к моему рту. Медленно ведёт языком по губам и тут же запихивает его внутрь, лижет мой. Грязно, пошло, нагло.

Похоже, ни мой укус, ни моя пощёчина его совершенно не впечатлили.

Он хочет мой рот и берёт его. А я держу Ваську и обречённо подчиняюсь. Потому что не могу это прекратить. Его движения: то вдруг нежные, то неожиданно яростные — вызывают во мне ступор. Как будто дикарю очень важно прямо сейчас знать, что я всё ещё в его власти, несмотря на предыдущее сопротивление. И, втягивая в свой рот мой язык, он играет с его кончиком, демонстрируя мне мою же беспомощность.

Нас прерывает Василий, который рычит, зажатый между человеческими телами.

Задохнувшись, теряю все ориентиры. Пьянею, потом трезвею и, распереживавшись, что стала слишком влажной и что, когда я встану, это будет заметно, снова ёрзаю. Чёртов дикарь выкручивает меня как на центрифуге. Но, получив доказательство того, что я всё ещё слаба перед ним, он успокаивается, берётся за руль и заводит мотор.

Обернувшись, сдаёт задом, и мы снова выезжаем на трассу.

Снова спасаю себя болтовнёй. Надо что-то говорить, а то совсем раскисла.

— Может, включим радио? Я понимаю, что музыка тебя раздражает, но есть такие каналы с юмором. Они хорошо отвлекают. Посмеёмся.

Да уж, кому я это предлагаю? Дикарь смеряет меня тёмным взглядом, смотрит как на дуру.

Притихнув, отворачиваюсь к окну, сажусь ровно.

— Слушай, Михайлов, у меня идея. Может, всё же подпишешь бумаги, и я получу кучу денег? Говорят, к тебе приходила другая кандидатка, и ты выгнал её в шею. Может, всё же сделаешь исключение и подпишешь?

— Ира оказалась очень милой и хорошей девушкой, мы спокойно поговорили, я постелил ей в гостевой, и утром она уехала.

Я аж слюной давлюсь. Смешно. Я думала, Елизавета врёт, а выходит, правда.

— Ты постелил ей у себя в доме?

— Ну да. Говорю же, Ира оказалась воспитанной милой девушкой. Мы отлично поговорили.

Истома, разлившаяся по телу минуту назад, мигом пересыхает, как река в пустыне. Столько намеков на отсутствие всего этого у меня, что хоть половником черпай. Как он умудряется доводить меня до блаженства за минуту и до бешенства — за тридцать секунд?

— Ты молодец, Даниил Александрович. С другими ты танцуешь, другим ты гостеприимно стелешь постель, а смертоносная флешка и попа в снег достаются только мне.

— Ну Ира не набрасывалась на меня с претензиями. Просто попросила подписать. А твоя подруга Алла сказала, что я потрясающий.

— И ты поверил? — смеюсь, надо же, все имена позапоминал, говнюк первобытный. — Пожалуй, лучше действительно ехать молча.

Мы больше не разговариваем, пока Михайлов не заезжает в родную деревню и не останавливается у знакомой калитки. Я беру Василия и рюкзак. Дикарь ловко выпрыгивает из машины, продолжает смотреть на меня, примерно как Василий на колечко ливерной колбасы.

А я делаю вид, что не замечаю. С меня хватит. Есть Ирина. Есть Алла. Есть фильмы для взрослых, в конце концов!

Михайлов же зачем-то ставит меня в известность, хотя мне вообще неинтересно, куда он там сейчас поедет:

— Мне надо к Призраку смотаться, проведать, как он.

Ничего не ответив, отбираю у него ключи и захлопываю калитку перед носом. Через металлическую дверь желаю ему спокойной ночи. Уже довольно поздно. Всем нам пора отдохнуть.

Васька так счастлив возвращению домой, что буквально выпрыгивает из моих рук на землю. Пёс спит в будке и, узнав меня, лениво приподнимает морду. Затем снова отключается.

Вхожу в гостиный дом и тут же жалею, что не собралась по-нормальному и не взяла одежду для сна и работы.

Дом холодный, поэтому, скинув куртку, я присаживаюсь возле печки. Помню всё, что мне рассказывала Степановна про свет, печь и воду. Мне удаётся настроить отопление. Довольно быстро становится жарко.

Ходить в джинсах неудобно, и я стягиваю штаны и свитер, остаюсь в белой маечке, что едва достает до середины бедра, и толстых носках.

Васька требует еды и, порывшись в шкафчиках, я обнаруживаю консервы.

Переваливаю содержимое в миску и, пока кот с аппетитом ест, останавливаюсь у окна. Любуюсь на полную луну. Она сегодня просто огромная. И, пересчитывая звёзды на небе, с ужасом вижу, как медленно открывается калитка.

Не поняла? Как так? Я же закрылась на все засовы!

Глава 27

Глава 27

Калитка медленно приоткрывается, а я, схватив Ваську на руки, смотрю на неё. И конкретно так туплю.

— Это он! — Снова наглаживаю кота. — Вернулся, чтобы наговорить нам с тобой новую порцию гадостей. Вот бы ему рот заклеить или язык отрезать, и будет идеальный мужчина.

Краснею. Тут же вспыхивают щёки.

— Нет, язык, пожалуй, пусть останется. У него, видимо, есть ещё одна связка ключей. Это мог бы быть Семён, он же присматривает за скотом, — объясняю я Василию, как будто он может меня понять, — но Семён лазит к Степановне через забор.

Не успеваю договорить. По тропинке к дому действительно идёт староста.

С содроганием понимаю, что практически голая, начинаю метаться по дому в поисках штанов. Отпускаю кота, который хотел поспать на моих руках после еды, а вынужден тащиться на кресло.

— Ужас! Я какая-то ку-ку! Когда я думала, что это дикарь, я не переживала, что в майке и трусах? Надо было переживать! Совсем он мне голову задурил! Тиранище! — ругаю сама себя и поднимаю покрывала, куртку, подушки. — Да куда же я дела свои джинсы?!

— Хозяйка! — тарабанит Семён в дверь.

А я кидаюсь к шкафу, потом в ванную. Потом понимаю, что в замке проворачивается ключ. Схватив накидку с кресла, обматываю её вокруг пояса.

— Ох, я подумал, что с тобой что-то случилось, испугался! — смотрит на меня Семён и улыбается.

Сразу видно, очень рад меня видеть.

А у меня майка плюс ко всему на бретельках, не то чтобы очень для чужих мужских глаз.

— Степановна всей деревне раздала ключи?

— Нет, — смеётся Семён и смотрит на меня, будто мы близкие люди и по друг другу жутко истосковались. — А я тебе звонил, но мне сказали, что номер не существует. Дала неправильный? — наклоняет голову к плечу.

Семён, ну ты же сам всё понял, к чему эти риторические вопросы? Я бы вместо этой пустой болтовни лучше выяснила, кому ещё Степановна дала ключи и как много народу в курсе, что я буду присматривать за Василием. Не хотелось бы оказаться в ванной голой на глазах у целой деревни. Но Семён ловко уходит от ответа, мне же некогда пытать его взглядом: я верчу головой, ищу джинсы.

— Я думала, ты через забор сюда ходишь? Что вдруг через калитку?

— Через забор я хожу, когда из двора в двор, а я сейчас на улице был, поэтому через калитку.

— Ах вот как это работает, — киваю, избегая встречаться с ним глазами и надеясь, что он уйдёт.

А он так смотрит…

— Я распереживался, что ты с печкой не разобралась. Стучу, стучу, а ты не отвечаешь.

Снимает ботинки и куртку как у себя дома.

— Э-э-э! — у меня даже немножечко дар речи пропадает. — Искала штаны! — поясняю и опять оглядываюсь.

А Семён не уходит. А лучше бы ушёл. Стаскивает свитер. Я даже боюсь подумать, зачем он это делает. Но он раскрасневшийся и запыхавшийся, надеюсь, что здесь просто жарко от моих манипуляций с отоплением.

— Сильно рад видеть тебя, Забава, мне даже кажется, что я соскучился! — смущаясь признается Семён, а Васька отчего-то выгибает спину.